Тёмные пути - Андрей Александрович Васильев

развел он ее очень лихо, прямо как по нотам. Красивая работа настоящего мастера. Всего-то пара фраз, сказанных в нужное время с нужной интонацией, а какой результат?

— Поживем — увидим, — я решил перевести разговор в плоскость, которая меня интересовала куда больше, чем все остальное. — Амулет. У кого он? Кто его нынешний владелец? Надеюсь, мне не придется снова тащиться куда-нибудь на кладбище?

— На кладбище? — кротко ответил антиквар. — Нет-нет, ничего такого. Хотя, ради правды, его последняя владелица именно там сейчас и находится, она года два как умерла. Но кулон ей в гроб никто не клал, не переживай даже.

— Уже хорошо. Только вот отчего мне как-то не по себе стало, Карл Августович? Какой-то голос у вас нерадостный.

— Просто дело в том, Валерий, что ты мне крайне симпатичен, — пояснил Шлюндт. — В человеческом смысле, разумеется, не подумай чего дурного. Ну, вроде того, что сейчас пришло в голову твоей беспутной приятельницы. И, признаюсь как на духу, мне не очень радостно сообщать тебе то, что ты сейчас услышишь.

— Интересно, будет хоть одна цацка, которую мы добудем просто и беспроблемно? — мечтательно произнесла Стелла, которую, похоже, совершенно не тронуло мнение антиквара о ее моральных качествах. Ну или она не сочла его оскорблением, потому что все так и было на самом деле. — Например, тихо-мирно украдем из музея или просто пойдем и купим?

— Кстати, о «купим», — оживился Шлюндт. — Валера, напоминаю тебе о жетоне, что ты мне обещал, и о монетах. Мне бы на них глянуть. Я тут переговорил кое с кем, покупатели на это добро имеются.

— Это все потом, — попросил я его. — Сейчас вы уж скажите нам: где кулон?

— Кхм… — откашлялся он. — Вы же слышали о Романе Митрохине? Не могли не слышать. Ладно, Иоанна Первая — это понятно, но про то, что случилось в семье человека из списка «Форбс» три года назад…

— Митрохин! — Стелла приложила ладони к щекам. — Вот же!

И она выдала вторую нецензурную тираду за последние десять минут, причем, как нарочно, именно в этот момент двери кабинета открылись и в них заглянула девушка-метрдотель. Она выслушала до конца словоизлияния Воронецкой, с уважением покрутила головой и неслышно притворила створки.

Впрочем, я Стеллу не винил, хотя бы потому, что мне тоже было что сказать. Другое дело, что позориться неохота, больно здорово моя напарница слова друг к другу лепила, у меня может так не получиться.

Штука в том, что я, конечно же, тоже знал о том, что случилось в семье Романа Митрохина. Мало того, я и его самого лично знал, отец меня с ним давным-давно познакомил, лет семь назад. Я тогда еще с родителями жил и к отцу в офис заскочил денег попросить. Ну, если точнее, извиниться, но это, по сути, одно и то же. Просто мы накануне поругались, и он мне карты заблокировал, это его любимый трюк был. Наличка у меня имелась, но мы с Юлькой как раз собрались в Прагу махнуть на выходные, так что без карт было никак не обойтись.

Тогда я с этим Романом только рукопожатием обменялся и следом, конечно же, его немедленно забыл, но после, когда история о том, что случилось в семье одного из наиболее зажиточных людей России, обошла все интернет-издания, разумеется, вспомнил.

А теперь еще и понял, почему его жена так поступила. Неправы журналисты, дело тут не в душевной болезни и не в наркотиках, а кое в чем другом. Кулон. Это он заставил жену Митрохина задушить собственную дочь, а после попытаться убить его самого, и других объяснений тут быть не может.

Роман в ту страшную ночь уцелел, не прикончила его жена, но в башке у него в тот момент, когда он увидел мертвую дочь, что-то перемкнуло. Так-то бизнесмены, особенно подобного уровня, умеют держать любой удар, хоть моральный, хоть физический, люди слабые и эмоционально неустойчивые в российском бизнесе не выживают, даже на самом незамысловатом уровне, вроде овощной палатки. У нас ведь никогда не знаешь, что тебе прилетит в следующий момент и откуда именно. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы мой отец хватался за голову и орал: «за что мне это все?» Он просто решал проблемы по мере их поступления, где-то с помощью юристов, где-то с помощью нужных людей на жаловании, а где-то просто деньги в ход пускал. Но чтобы срываться в запой или паниковать? Нет, это не про него. Даже в то утро, которое так не люблю вспоминать, он на меня не орал, это уж потом я краски сгустил. Нет, там все решал его тон, а не слова…

И Роман определенно относился к той же категории людей, что и мой родитель, но тут, как видно, нашла коса на камень. Надо думать, очень сильно он дочку любил, больше всего на свете, вот его и скособочило.

— Митрохин, — выдохнула Стелла, чуть успокоившись. — Тот самый подмосковный затворник? Я не ошиблась?

— Нет, — подтвердил антиквар, — все так. Искомый предмет у него, это абсолютно точно.

— Валер, — руки Воронецкой обвили мою шею, — может, нам все же не кулон нужен? Может, кольцо? А?

— Хорошо бы, если так, — вздохнул я. — Только вряд ли.

Глава четвертая

— Я в дом не полезу. — Стелла мигом отстранилась от меня. — И даже не уговаривай меня. Исключено!

— Тебе-то чего бояться? — осведомился у нее Шлюндт, ковыряя десертной ложечкой эклерный крем. — Ты же ведьма, значит, уже проклята, а твоя душа — не твоя, так что смерть — это только начало пути. Нет, есть вероятность того, что ты сможешь перевалить через столетний рубеж, а после найти дурочку, которой свои грехи передашь с частью силы, но они очень невелики. Думаю, тебя убьют гораздо раньше, и у меня есть основания для подобных подозрений.

— Звучит как угроза, — мигом ощетинилась как еж Стелла. Сторонний человек этого не заметил бы, но я уже научился улавливать ту тонкую интонационную грань, которая разделяла душевные состояния моей напарницы.

— Вовсе нет, это просто констатация факта, — немного равнодушно ответил ей антиквар. — Видишь ли, когда ведьма начинает позволять брать чувствам и эмоциям верх над расчетливостью и врожденным эгоизмом, то она обречена. Ты уже пересекла эту черту, совершаешь одну ошибку за другой, то и дело встаешь на чужом пути, наживаешь проблемы там, где их быть не должно, потому долго тебе не протянуть. И — нет, мне тебя не жалко. Более того, я ничего против этого не имею. Когда тебя не станет,