Маршал Жуков: Опала - Владимир Карпов

— Да Вы не беспокойтесь насчет вопросов, мы потребуем их задать заранее в письменном виде.

Жуков удивился.

— А так полагается? Резонанса не вызовет?

— Не сомневайтесь, это обычный протокол пресс–конференции. Отберем вопросы, на которые вы сочтете необходимым ответить. Остальные отсеем.

— Хороший у вас протокол, — маршал улыбнулся.

— Могут задать и дополнительные вопросы, от этого никуда не денешься. Но надо подольше отвечать на основные письменные вопросы, чтобы осталось на устные как можно меньше времени.

— Тоже своя тактика, — сказал маршал.

Отмечая незнакомую ему тактику дипломатии, Жуков придерживался и своей особой тактики в отношениях со Сталиным. Зная подозрительность Верховного, его слабость слушать доносчиков и, понимая, что таких информаторов в его окружении немало, Жуков регулярно, почти ежедневно, а по конкретным мероприятиям обязательно, писал Сталину подробные докладные. Информаторы могут перепутать или умышленно исказить факты, пусть лучше Сталин от него получает полную и правдивую информацию. К тому же, являясь официальным заместителем Сталина, маршал как того требовал устав, считал для себя обязательным докладывать устно и писать донесения своему прямому начальнику.

Как пример такого сообщения, приведу донесение Жукова Сталину и Молотову (как министру иностранных дел) о проведенной им и Вышинским пресс–конференции.

Я почти полностью привожу этот документ потому, что он поможет читателям шире познакомиться с политической обстановкой, в которой работал Жуков в те дни.

Итак, вопросы и ответы:

« — Что вы считаете главными задачами союзной Контрольной Комиссии и как вы рассматриваете перспективы существования общей политики четырех держав в отношении Германии?

— В своем ответе я указал, что этот вопрос достаточно полно и ясно освещен в советской печати.

— Сражение за Берлин было заключительным и решающим сражением войны. Могли бы ли вы сообщить о нем некоторые подробности, до сих пор не опубликованные?

— Я кратко охарактеризовал берлинскую операцию, подчеркнув, что мощное оснащение Красной Армии всеми видами военной техники, развертывание атаки ночью с применением прожекторов и большое сосредоточение наших сил позволили нанести противнику сокрушительный удар, который явился окончательным и решающим ударом в этой войне.

— Какие личные отношения допускаются между Красной Армией и немецким населением? Как вы расцениваете возможность лояльного сотрудничества германского народа с союзными народами?

— В своем ответе я подчеркнул два момента:

а) чем скорее немцы сделают для себя правильный вывод из факта поражения Германии, тем будет лучше;

б) отношение, между Красной Армией и немецким населением определяется строгим оккупационным режимом.

— Готовитесь ли вы к суду над военными преступниками?

— В своем ответе я сообщил, что мы сторонники того, чтобы после необходимого следствия быстрее провести открытые судебные процессы над немецкими военными преступниками.

— Могли ли вы сказать что–нибудь о демобилизации Красной Армии?

— Я ограничился кратким указанием на то, что после окончания войны в Европе перед нами встал этот вопрос и мы его изучаем.

— Смог ли бы комитет «Свободная Германия» оказать какую–либо пользу в работе Контрольной Комиссии?

— Я ответил, что этот вопрос считаем не актуальным.

— Какие меры следовало бы, по вашему мнению, принять в деле экономического разоружения Германии и как вы рассматриваете будущность Германии, как индустриальной державы?

— Отвечая на этот вопрос, я сослался на решения Крымской конференции по этому вопросу, заметив, что основная наша задача в том, чтобы не допустить возрождения сильной в индустриальном отношении, агрессивной Германии.

— Считаете ли вы желательным иметь в Берлине, постоянных, иностранных корреспондентов?

— В своем ответе я сообщил, что пресса может оказать пользу в общей работе. Но практически вопрос о работе инкоров в Берлине еще не поднимался ни союзниками, ни нами, так как Контрольный Совет еще не начал свою работу.

После ответов на письменные вопросы инкоры задали мне несколько устных вопросов: просили кратко рассказать мою биографию, спрашивали об операции на Халхин–Голе (о которой я сказал, что эта локальная операция интересна лишь в том отношении, что советские войска за 10 дней окружили и полностью разгромили 6 армию японцев), задавали вопрос о том, известно ли нам что–либо о дальнейшей судьбе Гитлера, просили высказаться о роли кавалерии в современной войне.

В конце беседы Паркер спросил:

— Осуществлял ли маршал Сталин повседневное руководство боевыми операциями, которые выполняли руководимые мною войска?

В своем ответе я сказал, что маршал Сталин повседневно руководил всеми боевыми операциями наших армий на всех фронтах и особенно детально руководил важнейшими операциями на решающих направлениях, в том числе, разумеется, и на Берлинском направлении.

Наше с тов. Вышинским впечатление от пресс–конференции удовлетворительное.»

Не баловал маршал инкоров длинными разговорами, ответы его. коротки и четки, как команды, никакой возможности не дал для кривотолков и рассуждений, ответы однозначные. В наступающей эпохе дипломатических схваток и закулисных махинаций тоже проявился жуковский характер.

Чувство ответственности за ответы на пресс–конференции было для Жукова естественным, он понимал: каждое его слово будет проанализировано и взвешено. Это подтверждается любопытным эпизодом, имеющим отношение к той встрече с журналистами. Вернее к одному из вопросов: «Знает ли маршал что–либо о судьбе Гитлера?». Жуков тогда ответил, что ему ничего не известно.

В своих воспоминаниях Георгий Константинович пишет:

«В 4 часа генерал В. И. Чуйков доложил мне по телефону, что генерал Кребс сообщил ему о самоубийстве Гитлера. По словам Кребса, это произошло 30 апреля в 15 часов 50 минут… Тут же соединившись с Москвой, я позвонил И. В. Сталину… доложил о самоубийстве Гитлера.

И. В. Сталин ответил:

— Доигрался подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?

— По сообщению генерала Кребса труп Гитлера сожжен на костре».

И все, больше нигде и никогда к этому вопросу Жуков не возвращался, и на пресс–конференции честно сказал, что ему ничего не известно. О том, что труп фюрера сожжен, в своем ответе журналистам Жуков не сказал, наверное потому, что подробности этой версии ему не были известны и ходило много слухов, будто Гитлер удрал в Испанию или на подводной лодке в Бразилию. Сам Жуков по этому поводу пишет:

«Обстоятельства вначале побудили меня усомниться в правдивости версии о самоубийстве Гитлера. …Я тогда подумал: а не удрал ли Гитлер в самый последний момент?..»

В общем, спросили его о «судьбе фюрера» и он ответил, что ничего о ней не знает.

И вот, спустя 20 лет, в 1965 году он прочитал в книге Елены Ржевской подробности обнаружения и опознания трупов Гитлера и Евы Браун. Писательница была переводчицей в комиссии, которая вела расследование в 1945 году в Берлине.

Желая выяснить все подробности, маршал пригласил к себе на дачу Елену Ржевскую. Она описала эту встречу в сборнике воспоминаний о Жукове, опубликованном в 1988 году.

Я давно знаком с Еленой Моисеевной, печатал ее произведения будучи главным редактором журнала «Новый мир».

Кроме ознакомления со статьей Ржевской о встрече с Жуковым, я побеседовал с писательницей. Она рассказала:

— Жуков удивлялся: как же он не знал подробностей обнаружения и опознания трупа Гитлера? Он хотел уяснить это с моей помощью. Это был его главный вопрос. Мне тоже казалось странным, что командующий войсками фронта, первое лицо в Берлине в то время, и вдруг не осведомлен о таком важном эпизоде финала войны. И еще он очень удивлялся, что Сталин, зная детали поиска останков Гитлера, ему, Жукову, ничего об этом не сказал.

— Не может быть, чтобы Сталин знал, — возражал Георгий Константинович.

Я сказала ему, что Сталин не только знал, но по его указанию все было еще раз перепроверено, и ему были доложены результаты расследования и акты опознания трупов. Жуков предположил, что до него эти сведения не доходили потому, что расследование шли по линии НКВД. Но ни Берия, ни Серов, с которыми он часто встречался, ничего ему об этом не сообщили.

Жуков сказал мне, — продолжала Ржевская, — что он оказался в сложном положении: получается, что он лгал в Берлине на пресс–конференции советских и иностранных корреспондентов заявляя, что о Гитлере нам ничего не известно. Это его беспокоило.

Жуков нашел такой выход из создавшегося положения: написал в своих мемуарах, что несколько позже, по результатам расследования стало известно более определенно о самоубийстве Гитлера и что подробно об этом написано в моей книге «Конец Гитлера — без мифа и детектива». (Издательство АПН. Москва, 1965 год).