Месть от кутюр - Розали Хэм

– У меня есть пачка глазированного печенья. Чайку не хочешь?

– Разве я могу отказать даме?

Они молча сидели на кухне за столом. На лучшем блюде Молли лежало печенье с розовыми полосками джема и кокосовой обсыпкой.

Молли перелила расплескавшийся чай из блюдца в чашку.

– Люблю нормальный чай, – заявила она. – А ты?

Тедди заглянул в свою чашку.

– Как это – нормальный?

– Для тебя она заварила нормальный чай, а меня заставляет пить травяную бурду. Съешь еще печенюшку.

– Спасибо, Молли, лучше оставим Тилли.

– А, она все равно их не ест. Клюет зернышки и фрукты, как канарейка, и прочую ерунду, которую привозит из города. А еще выписывает еду из-за моря, из таких мест, о которых я знать не знаю. Постоянно что-то смешивает, вроде как травы, называет это «целебными настоями». Вся из себя такая неземная, творческая!.. Как думаешь, зачем ей тут торчать?

– Творческим натурам нужно пространство для творчества.

Тедди допил чай, вытер рот рукавом и откинулся на спинку стула.

– Ты только прикидываешься, будто понимаешь ее.

– Девушкам вроде Тилли нужна поддержка таких парней, как я.

Молли помотала головой:

– Не хочу, чтобы она здесь оставалась. Привыкла считать меня своей матерью, только я ей сказала: «Кем бы ни была твоя мамаша, она определенно летала на метле». – Вытащив изо рта вставную челюсть, Молли положила ее на блюдце.

Тилли вошла в дом и шлепнула на стол между заговорщиками стопку белья. Оно пахло сухими солнечными лучами. Молли протянула челюсть дочери.

– На, почисти. – Бросив виноватый взгляд на Тедди, старуха пояснила: – Кокосовая стружка застряла.

Тилли сунула искусственные зубы под кран, пустила воду.

– По субботам все еще устраивают танцы? – невинно прошамкала Молли.

Тилли положила челюсть обратно на блюдце и принялась складывать белье, встряхивая полотенца и наволочки в опасной близости от левого уха Тедди.

Он подался вперед:

– В эту субботу будет футбольный бал в честь нашей победы в финале…

– Как мило. – Молли посмотрела на Тилли со сладенькой улыбочкой, затем перевела взгляд на Тедди, вздернула брови и торжественно прошепелявила: – Возьми ее с собой.

– Будут играть «Братья О’Брайен». – Тедди посмотрел на Тилли, которая невозмутимо продолжала складывать белье в ровные стопки.

– Я слыхала, они неплохие музыканты, – вставила Молли.

– Отличные, – сказал Тедди. – Хэмиш – за барабанами, Реджи-мясник играет на скрипке, Большой Бобби Пикетт – на электрогитаре, а Фейт О’Брайен бренчит на клавишах и поет. Исполняют Воэна Монро[9] и все такое.

– Шикарно, – прокомментировала Молли.

Тилли сложила простыню вдвое, яростно встряхнула, сложила еще дважды.

– Так как, Тил? – подмигнул Тедди. – Хочешь покружиться в паре с прирожденным танцором да еще первым красавцем в городе?

Тилли серьезно посмотрела в его смеющиеся синие глаза:

– С удовольствием, если бы такой парень действительно был.

Нэнси с пуховым одеялом и подушками устроилась на кушетке возле коммутатора. Рут принесла чашку дымящегося коричневого напитка. Обе принюхались и подозрительно посмотрели на темную жидкость.

– Это не какао, – заявила Нэнси.

– Нет, не какао, – согласилась Рут. – Пруденс сказала, девчонка, должно быть, занимается травами. Пруденс про такое читала.

– Если нам вдруг станет плохо, у меня есть порошки от мистера О. – Нэнси похлопала себя по нагрудному карману. – Ты первая.

– Когда мы ели эту зеленую вязкую кашу из травы, ничего же не случилось.

– Угу, спали как младенцы, – кивнула Нэнси.

Рут снова заглянула в чашку.

– Давай выпьем вместе.

Морщась, они по очереди сделали несколько глотков.

– Половину, и хватит. Посмотрим, что с нами будет.

Обе сидели с вытаращенными глазами и ждали.

– Что-нибудь чувствуешь? – подала голос Нэнси.

– Ничего.

– И я ничего.

Их разбудил стук в заднюю дверь. Рут осмотрела, ощупала себя – все в порядке. Она подошла к двери.

– Кто там?

– Тилли Даннедж.

Рут приоткрыла дверь на один палец.

– Что тебе надо?

– Я кое-что потеряла, точнее, не получила.

У Рут расширились глаза. Сзади тихонько подкралась Нэнси.

– Порошок, – сказала Тилли, – коричневый порошок.

Рут покачала головой:

– Ничего не видели, ничего не знаем ни о какой жестянке с порошком.

– Ясно, – проговорила Тилли, глядя на коричневые губы Рут.

– А что это был за порошок? – нахмурилась та.

– Не важно, – бросила Тилли, уходя.

– Не отрава какая-нибудь?

– Удобрение для растений. Помет летучей мыши-вампира – самый лучший, потому что они сосут кровь.

– А-а, – протянула Рут.

Шагая прочь и размышляя, где бы теперь достать еще хны, Тилли услышала торопливый топот и звуки позывов к рвоте. В окошке ванной комнаты вспыхнул свет.

По пути к универсаму на углу библиотеки она встретила Мэй. Миссис Максуини шла домой с покупками – бельевыми прищепками и молоком.

– Доброе утро, – поздоровалась Тилли.

– Доброе, – ответила Мэй на ходу.

Тилли обернулась и крикнула вслед удаляющимся красным цветам:

– Спасибо, что присматривали за Молли!

Мэй остановилась:

– Я не делала ничего особенного. Это само собой разумеется.

– Вы скрыли, что она… – Тилли не могла заставить себя произнести слово «помешанная» или «ненормальная», ведь именно так всегда называли Барни.

Однажды какие-то люди пришли в школу, чтобы увезти его в психушку, но Маргарет побежала домой и привела Мэй. С той поры рядом с Барни всегда кто-то находился.

– Имей в виду, в этом городе лучше сторониться людей. – Приблизившись к Тилли, Мэй добавила: – Ничего не изменилось, Миртл. Все по-прежнему.

Мэй ушла, оставив растерянную Тилли обдумывать эти слова.

На следующий день стоял штиль; облака, удерживая тепло, стелились низко над землей, точно масло на хлебе. Ирма Олменак сидела на заднем крылечке своего дома, наблюдая, как быстрое течение уносит следы весны. Тилли, катившая коляску с Молли вдоль берега, подошла к ней.

– Как ваше самочувствие сегодня?

– Будет дождь, – сообщила Ирма, – но небольшой, только пыль прибьет.

Оставив мать на крыльце рядом с миссис Олменак, Тилли пошла на кухню приготовить чай. Молли и Ирма завели неторопливую беседу, тщательно избегая болезненных для обеих тем – дети, которых нет рядом, жестокие мужчины… Вместо этого они обсуждали кроличью чуму, агитацию за прививки от коклюша, коммунизм и необходимость дважды сменить воду во время варки фасоли, прежде чем положить ее в суп, чтобы не дай бог не отравиться. Тилли поставила перед Ирмой тарелку с печеньем.

– Кстати об отраве… – пробормотала Молли.

– Специально для вас испекла, – сказала Тилли.

Ирма взяла одно печенье распухшими пальцами, попробовала.

– Необычный вкус.

– Вы когда-нибудь пробовали стряпню Лоис Пикетт?

– Бывало.

– Тогда ты права, – буркнула Молли.

Проглотив печенье, Ирма поинтересовалась:

– Миртл, почему такая красивая и умная девушка, как ты, решила сюда вернуться?

– А почему нет? – пожала плечами Тилли.

Гости ушли задолго до обеда. Ирма испытывала легкость и душевный подъем, остро ощущая все особенности этого дня: безветренное небо, запах гниющих камышей и грязи от реки, шелковистое тепло зубровки на маленьком газоне, тоненькое пение комаров, едва заметный бриз, щекочущий затылок. Старые кости Ирмы скрипели, однако боль утихла. Она доедала печенье, когда из-за двери вдруг вынырнула Нэнси.

– А, вот вы где.

Ирма подскочила и сразу же съежилась, ожидая приступа обжигающей боли, от которой перехватит дух, но его не случилось. Позади Нэнси в дверном проеме замаячила покачивающаяся лысая макушка мистера Олменака, похожая на круглый нос «ДС-3»[10]. Ирма хихикнула.

– Вас не было перед домом, и не подскочи я вовремя, мистер О. расшибся бы о входную дверь! – Нэнси ласково погладила мистера Олменака по голове.

По лицу Ирмы катились слезы, изуродованное болезнью тело сотрясалось от смеха.

– В следующий раз оставлю дверь нараспашку, – выдавила она, едва не расхохотавшись в голос, и хлопнула себя по бедру.

Мистер Олменак упал в свое кресло, как грабли на телегу.

– Дура, – прошипел он.

– Ну, я пойду, – сказала Нэнси и с важным видом удалилась.

– Сюда приходили эти Даннедж, – недовольно проворчал мистер Олменак.

– Да, – бодро подтвердила Ирма. – Миртл забрала мои платья. Поставит на них пуговицы покрупнее, чтобы мне было удобнее застегивать.

– Она никогда не загладит свою вину.

– Она была всего лишь ребенком… – начала Ирма.

– Ты ничего не знаешь, – отрезал мистер Олменак.

Миссис Олменак посмотрела на мужа, который сидел, почти утыкаясь головой в стол, и тряс щеками, отвислыми, как сосцы у щенной суки. Ее опять обуял смех.