Десятый праведник - Любомир Николов

Да, «они» знали. Именно этот факт и превратил 11 июля 2028 года в день гнева. Анонимные, безликие фигуры, вершащие судьбы Земли «серые кардиналы» знали заранее о приближающемся Коллапсе. Насколько заранее, с точностью сказать не мог никто, но, вероятней всего, месяцев за восемь — подтверждением этому служила серия странных событий, произошедших в научных кругах. Накануне Рождества 2027 года в Лондоне при загадочных обстоятельствах покончил с собой гений ядерной физики Эдуард Морхед, который перед самоубийством сжег все свои бумаги. В то время лишь немногие обратили внимание на то, что на похороны не приехал его лучший друг, академик Курагин из Санкт-Петербурга. Первый серьезный тревожный сигнал прозвучал в передовой статье «Российской газеты» от 6 января 2028 года под заголовком «О лженаучных заблуждениях в ядерной физике». Сразу же после публикации были преданы забвению имена ведущих российских физиков, а чуть позже и имена ученых других стран…

Николай вздохнул и повернулся спиной к огню. Среди самых неизменных вещей в этом мире остается психика власть имущих, подумал он. Неважно, в какую эпоху живет и как называется властелин: император, мандарин, президент, фюрер, губернатор или генеральный секретарь. Главное, сохранять статус-кво, не имеет значения, какой ценой. Плохие новости скрывай, не позволяй вспыхнуть волнениям, ибо власть — вещь хрупкая и любое потрясение может ее отнять. А если случится самое страшное… ну, всегда что-нибудь можно придумать.

И правители всего мира научились прекрасно применять эту страусиную политику, не гнушаясь никакими средствами, в том числе такими, как нажим, подкуп, шантаж, информационная блокада. Необъяснимая эпидемия самоубийств ученых первой половины 2028 года явно не была случайной, хотя никому ничего не удалось доказать — спецслужбы знали свое дело. С их помощью продолжалась давняя традиция уничтожения пророков. Но Коллапс невозможно остановить молчанием, он неумолимо приближался, и рано или поздно тайное должно было стать явным.

Несмотря на тепло огня, Николай вздрогнул, вспоминая липкое холодное чувство обреченности, объявшее его, когда отец выругался (прежде он никогда себе этого не позволял), потом пнул в ярости стоящий стул и выскочил из дома, оставив четырнадцатилетнего мальчика наедине с телевизором. На экране горело здание ООН в Нью-Йорке.

11 июля 2028 года. Великий день для комментаторов мировой информационной сети. Сбылась наконец их вековая мечта — транслировать в прямом эфире день Страшного суда. До предела спрессованная истина взорвалась с убийственной силой, и идущий ко дну мир узнал о вынесенном ему приговоре, выраженном в нескольких кратких, не совсем понятных словах: прогрессирующее падение критической массы. Нет, причины мы не знаем, неохотно признавались с экранов старые бородатые профессора и нервные молодые ученые. Да, это противоречит всем законам природы, и тем не менее это так. Видимо, мы должны признать, что законы природы тоже подвержены изменениям, хотя за всю историю науки подобного не случалось. Нестабильность некоторых химических элементов…

Что? Попроще? Но… гм… раз вы настаиваете… но это нельзя сказать наверняка, имейте в виду… Ну да, вы правы, Мастерсон действительно светило в этой области, и раз говорит о двадцати четырех часах… Когда мы узнали? Но, пожалуйста, эта тема…

Телевизоры превратились в ящики Пандоры, исполненные гнева, насилия и ненависти. Уличные бунты в Бостоне, Каире, Новосибирске, Маниле, Киеве, Хараре, Нью-Йорке, Калькутте, Монтевидео, Гамбурге и сотне других городов. Массовые самоубийства, горящие кварталы, нападения на военные базы, орудия и напалм против миллионных толп, расстрел мародеров, групповые оргии, тысячи людей, раздавленных во время безумной молитвы в Мекке, разбитые тюрьмы, казненные физики, разгромленные университеты, истеричные проповедники перед рыдающей паствой, ученые с опухшими от бессонницы глазами перед огромными загадочными аппаратами, колючая проволока и баррикады перед их лабораториями, мрачные лица вооруженной охраны — да не виноваты они, братец, в них наша последняя надежда, так и знай.

Наконец, Бунт генералов — незаметный в первый момент на фоне такого количества огня и крови. Человечество уже ни на что не надеялось после до безумия бесплодного четырехчасового заседания Совета безопасности, что и взорвало ситуацию. Правительства продолжали плутать в лабиринте старых политических противоречий, словно слепые в горящем доме. Главы государств лили потоки слов-импотентов, партийные лидеры сводили друг с другом давние счеты при помощи язвительных речей или уличных штурмов… и никто пальцем не пошевелил в попытке погасить пожар, который грозил менее чем через сутки превратить Землю в радиоактивную пустыню. Сообщения о переворотах летели одно за другим из разных уголков мира, и, наверное, поэтому сначала никто не обратил внимания на странную синхронность, с которой развивались события а столицах обеих суперсил. В Москве 283-я воздушно-десантная дивизия под командованием генерала Головешникова, укрепленная частями Московского гарнизона, оккупировала Кремль, в то время как на другом конце света техасские рейнджеры генерала Спайка взяли власть в Вашингтоне. До гибели оставалось восемнадцать часов…

Обращение Спайка и Головешникова к народам вселило надежду — столь же безумную, как и прежнее отчаяние. Выбор прост, утверждал с левой половины экрана усталый российский генерал, незамедлительное действие или смерть. Есть еще время и шанс спастись. А справа техасец в пыльной униформе бесцеремонно отлучал мировые власти, прибегая к древней шутке, впервые приобретающей зловеще язвительный смысл: ну хорошо, господа гражданские, раз вы такие умные, то почему не научились шагать в ногу?

Они не были сентиментальны, эти два генерала, готовые несколько часов назад обрушить один против другого всю вверенную им военную мощь. Лекарство от самой страшной болезни человечества, которое они предлагали, было не менее страшным, чем сам кризис. Глобальное военное положение в течение двадцати четырех часов. Расстрел на месте всех саботажников. Безоговорочная реквизиция необходимых транспортных средств и материалов. Мобилизация специалистов и исполнителей. Отмена каких бы то ни было заданий, кроме одного — полное уничтожение всех ядерных зарядов.

На мгновение мир затаил дыхание. Это выглядело более чем безумием: два человека пытаются голыми руками сдержать лавину паники и обреченности. Но с французского телеканала Антен-2 к ним присоединился третий человек, никому не известный студент по ядерной физике Жак Бержерон. Этот юноша тоже выглядел сумасшедшим — бледное осунувшееся лицо, огромные безумные черные глаза, слипшиеся длинные волосы и нервные, резкие движения. «Видеозапись, — кричал он, лихорадочно чертя на черной доске графики и вычисления, — всем вести видеозапись! Молчите, идиоты, теперь не до болтовни! Кофе, еще кофе! Вот, здесь, здесь, — тыкал Жак в доску среди облаков меловой пыли. — Не восемнадцать, семнадцать часов, и скорость процесса будет сведена к нулю, видите, как искривляется график интерполяции. Молчать, говорю! Кому надо, тот поймет. Слушайте все! Все! Семнадцать часов! В течение восьми минут падение критической массы будет стремительным, потом стабилизируется на следующем уровне. В двадцать три раза, вот так. В двадцать три раза меньше, чем сейчас».