Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман - Симон Либертин

Прежде Николь казалась мне девушкой из ничем, кроме богемных неврозов не угнетенного социального класса, то есть жаловаться ей было не на что. Разве что на неуспех ее проходных проектов (например, передвижной лавки, продающей вареные початки кукурузы в бумажных стаканчиках) или неразделенную любовь. Нас обоих, при этом, объединяла ненависть к добропорядочности тех, кого издревле зовут «буржуа» – людей, которые, например, полагают, что осужденные по закону всегда виновны.

Я вскоре заметил, насколько сильно она теперь боялась подходить к окнам своей просторной приемной и как строго она зрит, будто-бы вместо них сквозь меня, если я не плотно закрываю ее тяжелые шторы в пол как было. Чтобы вы правильно поняли – шторы еще и требовалось подвернуть за шкаф с психоаналитическими журналами у стены. Николь очень сильно боится репортеров и других людей, в особенности каких-нибудь Христианских активистов или других сумасшедших, которые только и умеют, что врываться, чтобы полаять на чужую жизнь.

В сущности, ее клиенты мало чем отличались друг от друга. Все они из штанов лезли, чтобы показать свою сколь неподдельную, столь и невыразимую собственную сложность, ведь современность – эпоха нарциссов с душой. В прошлый четверг я принес ей в подарок проникновенную мазню с уличного рынка на Ист Хьюстон Стрит, в которой души не чаял, но она отодвинула картину как можно дальше от себя, в угол рабочего стола, который занимал маленькую толику площади приемной. Не думаю, что нарисованная Адамом Бадди «большая грудастая канарейка» этого заслужила.

В тот тревожный день мой путь к ее лофтам оказался тернистым. Следующая остановка бытия, и я уже стою в приемной у до боли знакомого сверкающего дивана – кажется, на нем с прошлого моего визита даже сохранилась пара вмятин.

– Господи, как же меня утомили женщины, не переставал повторять я. И продолжал сокрушаться: «Почему нельзя поступить так: «ок, ты выполнил 10 пунктов из представленных мной 10 и теперь мы можем быть самыми близкими людьми и трахаться каждый день»?

Дождавшись своего часа, прохожу в знакомую дверку, отворяющуюся на легких шарнирах.

Судя по стоящему на изысканном а) антикварном библиотечном столе из дуба периода барокко б) викторианскому бюсту, хозяин успел уделить изрядное время интерьерному дизайну. Интерьер сразу показался искусственно успокоенным, но и, одновременно, по-доброму молчаливо-революционным. Я все еще молча рассуждаю про себя: Никогда не думал, что существует что-то настолько успокаивающее в дизайне небрежно скомпонованных эпох.

В моей ладони сейчас ощущение тяжелой металлической рукояти пистолета. «Имеющий глаза и уши да удостоверится в том, что смертные не умеют хранить своих тайн. Тот, на чьих губах печать немоты, проговаривается прикосновениями пальцев; мы выдаем себя каждой каплей собственного пота», вспомнил я, пожалуй, самую дешевую, но с оттенком сентиментального трагизма цитату из Зигмунда Фрейда. Да уж, у меня от психоанализа тоже «ощущения на кончиках пальцев».

Позже, я несколько раз мысленно возвращался к этой сцене: когда я зашел сзади и молча и плавно прижал ледяное дуло к ее шее. Она вздохнула и начала раздеваться сама.

– Тише, малышка, – медленно произнес я. – Я просто хочу, чтобы ты расслабилась.

Потом я, продолжая набирать обороты, с неожиданной громкостью, чуть ли не задыхаясь, прохрипел «ты знаешь чего я хочу». После этих слов она возбудилась, ее твердые соски упрямо и неистово навострились, покрытые тонкой белой блузкой.

Плохие (ок, пусть будет «особо искушенные») девочки знают, что нет ничего более возбуждающего, чем примитивное мужское подавление. На одной из стен в моей спальной и сегодня висит гигантский принт – чернобелый кадр из «Необратимости» Гаспара Ноэ. Вообщем, не жалею, что взял со съемочной площадки на сеанс Николь этот холостой ключ от всех дверей. Рассказывая об этом, я до сих пор вижу как рубин поднявшихся грудей все еще воспламеняет неподвижный воздух.

И только я приготовился прошептать Николь заранее приготовленную фразу во время изнасилования «Чем больше ты будешь мне помогать, тем быстрее освободишься», как заметил кое-что. К моему удивлению, она ни секунды не сопротивлялась. а только помогала мне, подыгрывала.

Словом, билась она недолго. Вскоре, если быть точным, то уже через секунду, перестав сопротивляться, она стала легкой и податливой. И еще через секунду я почувствовал, как она нежно обняла меня ногами как правая нога в колготках прильнула к моей жесткой ягодице.

Мы занялись достаточно свирепой любовью. Это, несомнено, был один из самых упоительных моментов в моей жизни. В итоге, все закончилось сильнейшей телесной разрядкой, какой я только встречал.

Возможно, это приведет нас к роману, а может быть она напишет в своем вечернем компьютерном дневничке что-нибудь в стиле Одена:

Я жертва, которую ты поимел, мой любовник. Пора спать.

Я же перефразирую Одена по-своему: Я растленный, которого ты растлила, моя любовница. Когда в отполированной рукояти моей шпаги отразится заклятый враг, и будет громогласно произнесено «Touche!», ты снова убьешь меня, моя закадычная подружка.

Позже Пинки, когда мы будем уже знакомы, разумно заметит:

– Джейсон, я тебя умоляю, вот Джек Ричер тоже, например, добивался от людей всего, чего угодно, просто угрожая им незаряженным оружием.

В ответ на мое недоуменное молчание она же выдает мне такое:

– Девочки тоже хотят секса, просто они называют это романтикой. Особенно, если за деньги!

– — —

На часах было 9:20. В полдесятого по Вашингтону Господь сотворил мир, а я заварил себе в кофейной колбе молотые зерна из отдаленной Бурунди. В интернете только и новостей что о президенте, Войне, да о «Розовой Пантере». Немного полуденной интернет-прессы: Сегодняшная первая полоса World Art Review:

«Пока Такеши Мураками разбирает свои цветочные постаменты в Версале, а Кристина Армович молчит и долбится будто рыба об лед в своем перфомансе „Томас Липс“, опутанная тайнами с подачи желтых газет группировка Розовая Пантера снова дает всем прикурить».

Фрагмент радиопередачи:

«Одной из последних акций Пантер стало ограбление выставки Де Бирс, в акции участвовало два человека. Два человека, по свидетельствам очевидцев, похожие на сербов за доли минуты положили всех на пол, вышли через черный вход и навсегда испарились».

– Мы обратились за комментарием к сотруднику «Единственного фонда Рескина», известного также под прозвищем Козленок, всемирно известному независимому арт-критику. Козленок, вам слово.

– У Пантер мы находим определенную траекторию движения в родословной похищаемых ими вещей. Они начали с камней, что символизирует противостояние естественности, продолжили автомобилями, которые почти наверняка являются символом механики в частности – и конструктивистской антропологии вообще. Затем они переключились на предметы современного искусства.

Изначально появилось предположение, что группа могла получить свое название как дань нетрадиционной сексуальной ориентации ее членов, но спустя две или три акции гипотеза была полностью дезавуирована. На интернет-форумах кто-то шутил, что скоро «Розовая Пантера» доберется и до бриллиантового черепа Дилана Керста.

Полиция вскоре, разобравшись с алиби и с показаниями рыбного ресторанчика напротив, поняла, что снова задержала не тех. В связи с чем триумфальное новостное сообщение: «Розовая пантера разоблачена. Накануне Джереми Микс был арестован полицией Стоктона 18 июня в рамках операции по снижению количества грабежей и вооруженных столкновений в городе. Вместе с ним были задержаны 22-летний Терри Бэйли, 44-летний Джулиан Колмен и его 18-летний родственник. У них были изъяты две винтовки, пистолет и дробовик» позже было опровергнуто.

Я-то знаю, что до Розовых Пантер были и пантеры Черные – темнокожие национал-революционеры, которые были шокированы тем, что алжирцы не афро, и, в свою очередь, шокировали алжирцев, ожесточенно расслабляясь каннабисом. Все «пантеры» были beautiful, грозные и кокетливые: черные кожанки, перчатки, береты, черные автоматы и солнцезащитные очки. Необычный стиль, радикальная риторика, синтез идей, казавшихся несовместимыми – все это привлекает интерес к опыту движения Черных, Розовых, каких угодно пантер.

После Инцидента с пистолетом, Николь, как это ни странно, даже заметно воспрянула. Ведь каждая одинокая и, в особенности, переживающая семейные невзгоды женщина в той или иной форме неосознанно жаждет разрядки. Так или иначе, мой поступок, о подарок небес!, спас и меня и наши с Николь отношения. Возможно, это было единственным способом растормошить ее. И правда, ведь у нас состоялся вот такой разговор: