Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков - Вильгельм Райх

2. Харáктерный панцирь и сопротивление характера

Наши пациенты лишь в редких случаях с самого начала способны к анализу, только немногие склонны соблюдать основное правило и полностью открыться аналитику. Помимо того, что они не могут сразу оказать ему как постороннему человеку необходимое доверие, многолетняя болезнь, длительное влияние невротической среды, негативный опыт общения с невропатологами, короче говоря, все вторичные искажения Я создали ситуацию, которая противостоит анализу. Устранение этой трудности становится предварительным условием анализа, и все, наверное, проходило бы хорошо, если бы эта трудность не усугублялась некой особенностью, заключающейся в характере больного, развившемся на невротической основе и самом по себе принадлежащем неврозу. Эта особенность известна под названием «нарциссический барьер». Здесь в принципе существуют два способа справиться с этими трудностями, в частности с сопротивлением основному правилу. Первый способ, как мне кажется, используемый чаще всего, заключается в непосредственном приучении пациента к анализу с помощью наставлений, успокоения, требований, увещеваний, советов и т. п. В этом случае стремятся, создав соответствующий позитивный перенос, повлиять на пациента в духе аналитической откровенности. Это приблизительно соответствует технике, предложенной Нунбергом. Однако накопленный опыт показывает, что этот воспитательный или активный путь весьма ненадежен, зависит от неконтролируемых случайностей и лишен надежной основы аналитической ясности. Аналитик слишком подвержен колебаниям переноса и со своими попытками сделать пациента способным к анализу движется по небезопасной местности.

Другой путь более сложен, пока еще не все пациенты могут его пройти, но он намного надежнее и состоит в том, что аналитик пытается заменить воспитательные меры аналитическими интерпретациями. Разумеется, это не всегда возможно, но такая замена остается идеальной целью аналитических усилий. Иными словами, вместо того чтобы уговорами, советами, маневрами переноса и т. д. подвести пациента к анализу, аналитик, занимая более пассивную позицию, уделяет основное внимание вопросу, какой актуальный смысл имеет поведение больного, почему он сомневается, опаздывает, высокопарно или запутанно говорит, высказывает только каждую третью мысль, критикует анализ или приводит необычайно много глубокого материала. Например, аналитик может попытаться убедить нарциссического пациента, высокопарно изъясняющегося техническими терминами, в том, что его манеры вредят анализу, и было бы лучше, если бы он отучился употреблять аналитические выражения, отказался от своей закрытости и т. д., поскольку она мешает анализу, либо отказаться от всяких уговоров и ждать, когда станет понятным, почему пациент ведет себя так, а не иначе. Тогда, возможно, аналитик догадается, что пациент таким способом компенсирует чувство неполноценности перед ним, и попытается повлиять на него последовательным истолкованием смысла этого поведения. Второй путь, в отличие от первого, полностью отвечает аналитическому принципу.

Это стремление по возможности заменять все воспитательные или иные активные меры, к которым вынуждают особенности пациента, чисто аналитической интерпретацией неожиданно и спонтанно открыло путь к анализу характера.

Определенный клинический опыт заставляет нас выделить среди сопротивлений, которые мы встречаем при лечении наших больных, особую группу «сопротивлений характера». Сопротивления определяются не своим содержанием, а специфическим складом характера анализируемого. Компульсивный характер развивает специфически иные по форме сопротивления, нежели истерический, истерический характер – опять же иные, нежели генитально-нарциссический, импульсивный или неврастенический. Форму реакций Я, которая при одинаковых содержаниях переживания различается в зависимости от характера, можно точно так же свести к детским переживаниям, как и содержание симптомов и фантазий.

Много лет назад Гловер попытался провести разграничение между неврозами характера и симптоматическими неврозами. Также и Александер работал на основе этого разделения; в ранних работах я тоже придерживался такой дифференциации, однако при точном сравнении пациентов оказалось, что это различие заключается только в том, что имеются неврозы с описанными симптомами и неврозы без таковых: первые затем были названы «симптоматическими неврозами», вторые – «неврозами характера»; при первых неврозах, понятно, больше бросаются в глаза симптомы, при вторых – невротические черты характера. Но существуют ли симптомы без невротического реактивного базиса, другими словами, без невротического характера? Различие между неврозами характера и симптоматическими неврозами состоит только в том, что в последнем случае невротический характер продуцировал еще и симптомы, так сказать, концентрировался в таковых. То, что невротический характер то обостряется в описанных симптомах, то находит иные пути для разрядки застоя либидо, еще нуждается в тщательном исследовании (см. часть II). Но если признать тот факт, что основу симптоматического невроза всегда образует невротический характер, то становится ясно, что в каждом анализе мы имеем дело с характероневротическим сопротивлением; отдельные анализы будут отличаться только различным значением, которое следует придавать характероанализу в конкретном случае. Однако аналитический опыт предостерегает от того, чтобы недооценивать это значение в каком-либо случае.

С точки зрения характероанализа разделение неврозов на хронические, т. е. существующие с детства, и острые, т. е. проявившиеся поздно, теряет всякий смысл; ибо важно не столько то, рано или поздно проявились симптомы, сколько то, что невротический характер, реактивный базис симптоматического невроза, сформировался, по крайней мере в общих чертах, уже с завершением эдиповой фазы. Я напомню: клинический опыт свидетельствует о том, что границы, которые пациент проводит между здоровьем и началом болезни, в анализе всегда стираются.

Поскольку образование симптомов как описательный различительный признак нас подводит, мы вынуждены подыскать другой. В качестве такового рассмотрим в первую очередь понимание болезни и рационализации.

Отсутствие понимания болезни является, хотя и не абсолютно надежным, но все же важным признаком невроза характера. Невротический симптом воспринимается как инородное тело и создает ощущение болезни. И наоборот, невротическая черта характера, например, чрезмерная педантичность компульсивного характера или боязливая робость истерического характера, органически встроена в личность. Человек может жаловаться на то, что он робок, но из-за этого не чувствует себя больным. И только тогда, когда характерологическая робость усиливается до патологического покраснения, или навязчиво-невротическая педантичность – до навязчивых церемониалов, т. е. когда невротический характер обостряется симптоматически, человек ощущает себя больным.

Правда, существуют также симптомы, которые не воспринимаются как болезненные и рассматриваются больным как дурные привычки или данности, которые нужно принять (например, хронические запоры, легкая ejaculatio praecox); в свою очередь некоторые черты характера иногда воспринимаются как патологические, например совершенно неожиданные бурные вспышки ярости, бросающаяся в глаза неопрятность, склонность ко лжи, пьянству, расточительству и т. п. Тем не менее понимание болезни представляется важным критерием невротического симптома, его отсутствие – признаком невротической черты характера.

Другое важное в практическом отношении различие состоит в том, что симптомы никогда не поддаются такой полной и правдоподобной рационализации, как невротический характер. Ни истерическую рвоту, ни абазию, ни навязчивый счет, ни навязчивые мысли невозможно рационализировать. Симптом кажется бессмысленным, тогда как невротический характер рационально достаточно мотивирован, чтобы не казаться болезненным или бессмысленным.

Далее, для невротической черты характера имеется обоснование, которое сразу было бы отвергнуто как абсурдное, если бы его применили к симптомам; часто говорят: «Тут уж ничего не поделаешь». Это «ничего не поделаешь» означает, что данный человек таким уродился, что ничего нельзя изменить, что «таков» его характер. И все же это утверждение неверно, ибо анализ развития показывает, что в силу определенных причин характер был сформирован именно так и не иначе, что, подобно симптому, он в принципе поддается анализу и изменениям.