Синдром Титаника - Валерий Лейбин

С тех пор он больше никогда не брал больничного листа, тем более что кампания по наведению железной дисциплины в стране завершилась. Он предпочел или самостоятельно переносить простуды и повышение температуры, или обращаться за помощью в поликлинику в связи с иными недомоганиями, но только без того, чтобы брать больничный лист. Лучше по мере возможности работать дома, чем бесконечно стоять в очереди в поликлинике. А вдруг «аллергия на отечественное здравоохранение» столь устойчива, что само посещение поликлиники вызывает отклонение от принятой считать нормальной температуры 36,6.

Да и кто сказал, что температура 36,6 является нормальной буквально для всех здоровых людей! Быть может, в определенные промежутки времени температура 37,3 – вполне нормальное явление для некоторых людей. Во всяком случае, это не повод для того, чтобы непременно быть тревогу и сломя голову бежать в поликлинику. Человеческий организм – такое тонкое и сложное устройство, которое способно к саморегуляции, и далеко не всегда необходимо постороннее вмешательство в его функционирование.

Вот почему, когда у маленьких детей Левина поднималась температура, он не спешил вызывать на дом врача или бежать с ними в поликлинику. Тем более непременно давать им какие-либо понижающие температуру лекарства. Они с женой обходились домашними средствами, используя кипяченую воду с клюквой или лимоном.

Вот почему, когда медсестра в городской больнице появилась рано утром в палате и, разбудив своим громким голосом, предложила градусник, Левин не воспользовался им. Его вполне устраивало то, что, выполняя свои обязанности, она ни на чем не настаивала. А вдруг у него оказалась бы температура выше 36,6! И это могло бы сказаться на более длительном пребывании в больнице, что, разумеется, вовсе не входило в его планы. Он полагал, что, немного оклемавшись, вскоре покинет это заведение, чтобы продолжить так внезапно прерванную научную, преподавательскую и терапевтическую деятельность.

После того как вошедшая в палату медсестра своим громким голосом так рано разбудила Виталия и Левина, спать уже не хотелось. Поскольку вчера вечером Левин уснул значительно раньше, чем обычно дома (как правило, после полуночи), то он вполне выспался. Правда, если бы не приход медсестры, то наверняка поспал бы еще часок, другой. Тем более что в воскресенье не предусматривались какие-либо медицинские процедуры. Поэтому ему удалось еще немного подремать, прежде чем настало время завтрака.

Та же самая раздатчица положила в тарелку омлет, белый хлеб с куском сливочного масла и сыр. Сказала, что все остальное, включая хлеб и чайник с какао, находится на общем столе. Левин поискал глазами подходящий стол и на этот раз сел к пожилой женщине, которая оказалась настолько доброжелательной и любезной, что, в отличие от угрюмых мужчин, с которыми ему пришлось сидеть за вчерашним обедом и ужином, охотно перебросилась с ним парой слов.

Так, в приятной для себя обстановке Левин расправился с омлетом и поделился с женщиной своими впечатлениями о довольно качественной еде, что никак не вязалось с его представлениями о больничной кухне, с теми представлениями, которые были почерпнуты из рассказов больных, некогда побывавших в подобных лечебных учреждениях.

Сидящая за столом женщина подтвердила, что в этой больнице питание действительно разнообразное и качественное. В других больницах, где ей довелось побывать, качество питания значительно хуже, вплоть до того, что просто невозможно есть. «А здесь, – заключила она, – все приемлемо, хотя, разумеется, дома лучше».

Они мило пообщались и одновременно покинули столовую. Женщина пошла в свою палату. Левин пошел в свою, ему надо было принять лекарство, которое, как сказала в субботу вечером медсестра, необходимо принимать утром после еды. Позднее он узнал, что это был бисопролол (5 мг). На вечер оставалась назначенная врачом таблетка – 100 мг ацетилсалициловой кислоты в растворимой оболочке.

Должен сказать, что поскольку Левин не имел привычки употреблять какие-либо лекарства, то после того, как их принесла медсестра, какое-то время он размышлял о том, как поступить: воспользоваться назначением врача или воздержаться от принятия лекарства? Скорее всего, в другом случае он выбрал бы для себя второй вариант. Но, учитывая неординарность ситуации, связанной с обнаружением аритмии сердца, завершившейся потерей сознания, решил хотя бы на время прибегнуть к первому варианту.

Поэтому, придя в палату, он сперва тщательно вымыл кружку от какао, затем вновь вернулся к столовой, налил кипяченой воды и уже в палате принял таблетку, запив ее водой. Через какое-то время вышел в коридор, чтобы прогуляться. Позабыв о том, что около реанимационного отделения лежит пожилая женщина, он стал совершать полный круг, точнее, некий овал, образуемый параллельно расположенными двумя коридорами, идущими вдоль больничных палат.

Каково же было его удивление, когда около реанимационного отделения он обнаружил две койки. На одной лежала та же самая, что и вчера, полная женщина, по грудь прикрытая простынкой и чуть постанывающая. На второй – с подбитым глазом и синяками на руках тощий телом, но с опухшим лицом молодой мужчина которому, на первый взгляд, можно было дать лет тридцать пять – сорок. Со слипшимися волосами, кровоподтеками и следами грязи, он напоминал бомжа или пьяницу, которого или избили, или он сам упал, ударившись обо что-нибудь. Судя по всему, его привезли на «скорой помощи» в больницу поздно вечером или ночью.

Зрелище было не из приятных. Чистая, но тяжело дышащая и смотрящая в потолок полная женщина и грязный, с присвистом храпевший худого телосложения мужчина. Полный контраст. Непостижимое соседство. Хорошо, что оба они лежали таким образом, что не могли видеть друг друга, поскольку их койки были расположены друг за другом вдоль стены, напротив реанимационного отделения. Несчастная женщина не имела возможности видеть бомжеватого вида молодого мужчину, расположенного позади ее. Тот же мог ее увидеть, если бы немного привстал, но в тот момент он был в отключке и спал.

Поворачивать назад было поздно, и Левин постарался как можно быстрее пройти мимо двух лежачих больных, чтобы не смущать женщину. Затем, идя дальше по коридору, подумал: «Реанимационное отделение настолько переполнено, что страждущим приходится лежать в коридоре. Что может чувствовать бедная женщина, находящаяся в таком беспомощном состоянии? Какие неудобства она испытывает, когда обслуживающий персонал и пациенты, вроде меня, ненароком проходят мимо? Все. Больше не буду здесь ходить, чтобы не ставить никого в неудобное положение».

Прошел два малых круга по коридору. В промежутке между рукавами коридора расположена остекленная комната, на которую он обратил внимание еще в субботу, когда впервые знакомился с достопримечательностями четвертого этажа больницы. В прошлый раз там не было никого. Сегодня в комнате сидела медсестра и что-то просматривала, глядя на экран монитора в расположенном на столе компьютере.

Проходя мимо этой комнаты, Левин услышал громкий звонок, на который тут же среагировала медсестра. Она вышла в коридор и пошла к одной из палат, над дверью которой горела красная лампочка. Судя по всему, кто-то из пациентов нуждался в помощи и вызывал медсестру.

Вспомнил, что, когда его привезли на коляске в палату, сопровождающая медсестра обратила внимание на кнопку звонка, расположенную над кроватью. Оказалось, что, если понадобиться срочная помощь, то таким образом всегда можно вызвать дежурную медсестру. Тогда он не придал этому особого значения. И только сейчас, видя, как медсестра спешила в другую палату на вызов одного из пациентов, он по достоинству оценил организацию экстренной помощи в данной городской больнице.

Пройдя несколько раз по малому кругу коридора, Левин остановился у отсека, в котором располагались платные палаты. Цветы и вьющиеся растения создавали впечатление небольшого садика. Журнальный столик и кожаные кресла резко констатировали с безликим коридором. Поскольку в этом отсеке никого не было, а двери платных палат не были распахнуты настежь, как это имело место вчера, то Левин решил немного посидеть в уютном уголке.

Расположился в одном из кресел, полюбовался цветами и вьющимися растениями. Свежий, идущий из приоткрытой створки окна воздух слегка обдавал его лицо, вызывая желание остаться здесь подольше. В голове возникли какие-то разрозненные мысли, которые вскоре стали обретать стихотворную форму. Он пытался удержать их внутри себя и запомнить, для чего несколько раз повторил возникшие рифмы. Но поток их нарастал и, боясь утратить всплывшее на поверхность сознание само по себе, пожалел, что под рукой нет ни ручки, ни бумаги.

Пришлось встать, покинуть райский уголок и пойти в свою палату. На его прикроватной тумбочки лежала ручка, но не было ни клочка бумаги. И тут он вспомнил, что в его паспорте, который он вместе с медицинским полисом и медицинской картой прихватил из дома, был листок бумаги с каким-то телефоном. Схватив то и другое, он быстро записал несколько ранее возникших в голове рифм и, довольный тем, что не утратил их, решил снова пойти в райский уголок. Надеялся, что, мысленно отрешившись от больничного быта, там сможет зафиксировать то, что рвалось наружу.