Безмолвный пациент Клинической Больницы - Наталина Белова

— Я всё думаю о том, как закончился наш предыдущий сеанс: вы на меня набросились, и я был вынужден вызвать на помощь медсестёр.

И снова я услышал в ответ молчание. Тогда я помедлил.

— Вот мне интересно, что именно вы бы хотели для себя выяснить? К примеру, не робкого ли я десятка? Надеюсь, теперь понятно, что меня не так — то уж и просто напугать. Кидайтесь на меня сколько угодно — я всё выдержу.

Элисон смотрела сквозь зарешеченное окно на свинцово — серое небо. Я сделал небольшую паузу, затем продолжил:

— Я должен кое-что вам рассказать, Элисон. Пожалуйста, поймите, что я вам не враг. Очень надеюсь, что однажды, вы поймёте это. Безусловно, чтобы добиться человеческого доверия, нужно какое-то время. Мой собственный психотерапевт любила говорить, что тесная связь требует наличия аналогичного опыта, тогда можно получить ответы на свой вопрос. И такие вещи в один миг не случаются.

Элисон уставилась на меня своим непроницаемым взглядом. Шли секунды. Минуты. Это больше напоминало тест на выносливость, чем психотерапевтический сеанс. С какой бы стороны я ни пытался зайти, везде неизменно упирался в тупик. Возможно, я действительно тратил время впустую. Похоже, Крист верно отметил, что крысы первыми бегут с тонущего корабля. Что же я тут тогда делаю? Зачем карабкаюсь на борт этой развалины, да ещё и привязываюсь к матче? Чтобы погибнуть на дне морском? Ответ на все мои заданные вопросы, как вы понимаете, находился в кресле напротив. Говоря словами профессора Диомоса, Элисон, словно молчаливая сирена, манила меня к верной погибели.

Я дошёл до главной точки. От отчаяния мне хотелось прокричать ей: «Ну, скажите вы хоть что-нибудь!!! Что угодно!!! Просто поговорите со мной!!! Но я поступил иначе, рискнув нарушить правила ведения сеанса. Мне надоело ходить вокруг да около, и я перешёл непосредственно к главному делу.

— Предлагаю поговорить о вашем молчании, — заявил я. — Что оно означает? Каково это — всё время держать рот на замке? И самое главное: почему вы перестали со мной разговаривать?

Элисон смотрела куда-то в другую сторону. Интересно, слушала ли она меня вообще?

Глава 16

— Сижу я тут с вами, значит, а в голове всё время маячит картинка: человек, др адской боли кусающий свой кулак, чтобы только не заорать, лишь бы сдержать рвущийся наружу крик. Помню, когда я сам начинал ходить к психотерапевту, то очень старался не заплакать. Я дико боялся, что не выдержу и утону в своих собственных слезах, когда «плотину» наконец прорвет. Возможно, и вас обуревают схожие чувства. Вот поэтому я готов ждать, пока вы не почувствуете себя в полной безопасности рядом со мной, пока вы не поймёте, что не утонете в водовороте вырвавшихся из — под контроля эмоций. Я буду топтаться в этом бурном потоке здесь, вместе с вами.

Снова тишина.

— В работе я придерживаюсь релятивистского похода, — проговорил я. — Вы знаете, что это означает?

И снова в ответ я слышу молчание.

— Это означает, что Фредерик кое в чем всё — же ошибался. Вопреки его убеждению, психотерапевт никак не может быть «чистым листом». Мы всё время невольно выдаём о себе массу информации: например, по цвету моих носков или по тому, как я сижу и разговариваю, обо мне можно узнать ещё очень многое. Несмотря на все мои попытки не раскрываться, я тем не менее показываю вам, кто я такой на самом деле.

Элисон посмотрела на меня. Она смотрела словно в упор, её подбородок слегка подрагивал. Неужели в этих голубых глазах светился вызов? По крайней мере, она отреагировала на мои слова!

Я уселся в кресле поудобнее и продолжил разговор:

Глава 17

Необязательно быть психологом, чтобы о чём-то догадаться: Кэти оставила ноутбук открытым, желая (по крайней мере, подсознательно) дать мне в руки доказательства о своей неверности. Ну что ж, теперь я их сам получил. Теперь я знал всё наверняка. Поздним вечером когда Кэт вернулась, я не стал закатывать сцену ревности — я притворился спящим, а утром ушёл на работу, пока Кэт ещё не проснулась. Я избегал Кэт — точнее, пытался избегать самого себя. Я находился в состоянии шока. Я понимал, что нужно срочно взглянуть правде в лицо — даже если потеряю самого себя. «Возьми себя в руки Бренд!» — бормотал я, сворачивая очередной косяк. Выкурил его в приоткрытое окошко, а потом, слегка под кайфом, отправился на кухню за вином.

Бокал выскользнул из моих рук, я попытался подхватить его во время падения, однако мне не удалось. От удара о столешницу бокал разбился, во вдребезги и я по инерции приложился рукой к острому осколку стекла, перерезав себе палец. Всё вокруг меня тут же оказалось в крови. Кровавое пятно алело на разбитом бокале, кровь текла по моей руке и смешивалась с лужицей белого вина, пролитого на стол. Я кое-как оторвал кусок бумажного полотенца и попытался потуже обмотать палец, чтобы остановить кровотечение. Затем поднял руку над головой и смотрел, как вдоль запястья к локтю бежали тонкие алые ручейки: они сливались и расходились, имитируя сложный узор вен.

Я задумался о Кэт. Случалось ли в моей жизни катастрофа или просто что-то болело, на душе я всегда обращался за поддержкой к супруге. Мне было необходимо нужно, чтобы она присматривала за мной. Вот и сейчас я чуть не позвал её на помощь… Не успела эта мысль промелькнуть в моей голове, как перед мысленным взором возник образ двери, которую я быстро захлопываю и запираю на ключ, надёжно отделяя от себя Кэт. Отныне моя жена исчезла навсегда. В моей жизни её больше нет. Мне жутко хотелось заплакать, но слёзы никак не шли: боль спряталась глубоко внутри, под толстым слоем грязи и дерьма.

— Чёрт, — бормотал я, — Ох боже мой черт…

В какой-то задумчивый момент я уловил тиканье наручных часов. Звук впервые показался мне непривычно громким. Я нарочно стал вслушиваться, чтобы остановить бешеный водоворот своих мыслей. Тик — так, тик-так… Хор голосов в моей голове постепенно набирал свою мощь. С чего я вообще взял, что Кэт никогда мне не изменяла? Это кажется просто невозможно. Это было бы неизбежно. Кто я для неё такой, чтобы она хранила мне верность? Это в любом случае произошло бы. Я никогда в жизни не был для неё достаточно хорошим мужчиной. Я всего-навсего бесполезный, ни к чему не