Хвост ящерицы. Тайна русского Кёнигсберга - Виктор Хорошулин

– Ты был у него дома?

– Да, теперь я знаю, где он живёт, и к нему можно будет приставить людей… Но местным полицейским я не доверяю. У меня, батюшка, есть первоклассные сыскари! Из казаков-пластунов, с которыми я побывал в Берлине. Это такие люди, что выведают всё, что угодно, а их самих даже не заметишь. Позволь мне привлечь своих знакомцев-пластунов к нашему делу!

– Твои пластуны хороши в чистом поле, – подумав, ответил Суворов-старший. – Или в лесу, на крайний случай – в горах. Здесь, в городе, боюсь, они не смогут проявить свои необыкновенные способности…. Полицейские же на вполне законных основаниях имеют право учинить обыск в доме любого горожанина, который подозревается в преступлении. Например, у того же Дибирье! А твои казаки пусть следят за нашими «подопечными», выведывают их связи…. Кто с кем встречается, какие ведут разговоры, где проживают… Кстати, что тебе ответил француз?

– Он сказал, что поможет мне расправиться со всеми…

– Ваше высокопревосходительство, – обратился к Василию Ивановичу адъютант. – К вам – офицеры, которых вы вызывали.

– Зови!

В кабинет генерал-губернатора вошли три пехотных офицера.

– Поручики Болотов и Непейцын, капитан Тригуб, – представил Василий Иванович вошедших офицеров сыну. – А перед вами – подполковник Суворов Александр Васильевич.

Молодые люди с интересом взглянули на сына генерал-губернатора. Как позже писал Болотов: «О сем удивительном человеке носилась уже и тогда молва, что он был странного и особливого характера и по многим отношениям сущий чудак». Подполковник поднялся и пожал руки офицерам. Взгляд у него был ироничен, в глазах смеялись чёртики.

– Это и есть, батюшка, ваши молодцы, коим можно доверить столь щекотливое дело?

– Они и есть. Да вы присаживайтесь, господа. У меня к вам настолько важное и секретное дело, что о нём лучше всего говорить в тихой и спокойной обстановке, за чашкой чая… Захар! Неси самовар!

25 января 1761 года выдалось воскресным солнечным и блестящим днём. Мороза совсем не ощущалось. Напротив, с обласканных светом и теплом черепичных крыш, весело сверкая, срывались крупные капли, падая в грязный утоптанный снег. Кое-где даже появились небольшие лужицы талой воды. «Пора уже подумать о новых сапогах…» – грустно размышлял капитан Василий Тригуб, поскольку почувствовал, что его правый чулок сделался влажным… Рядом, весело переговариваясь, шагали два его товарища – Андрей Болотов и Сергей Непейцын.

Два дня назад они получили довольно неожиданное задание от генерал-губернатора Пруссии Василия Суворова. Сыск – дело полицейского, а не военного чина. Но, когда смертельная опасность угрожает самой государыне, тут уж не до служебных тонкостей. Сам подполковник Суворов, рискуя репутацией, проник в масонскую ложу для того, чтобы выведать человека, способного совершить такое страшное злодеяние. Обо всём этом генерал-губернатор строжайшим образом приказал молчать, не говорить никому, не писать в мемуарах и не рассказывать даже перед смертью.

Сегодня они играли роль бесшабашных, отдыхающих офицеров, прогуливающихся по интересным городским местам, коих в Кёнигсберге в это время находилось немало. На самом деле они отслеживали одного из тех, от кого опасность могла грозить их императрице. Они шли за французом по имени Леон Дибирье, невысоким, полным человеком средних лет. Тот, одетый в серую бекешу и шляпу, шествовал из Альтштадта в сторону Лёбенихте мимо Королевского замка, который величественно наблюдал за снующими под его стенами людьми, пряча добродушную усмешку под остроконечными крышами башен.

В руках загадочного француза был чёрный кожаный саквояж. Вероятно, масон намеревался с кем-то встретиться. Дибирье не торопился. В подвале одного из домов был устроен небольшой кабачок, на пороге которого сидел подвыпивший матрос, пытающийся набить трубку табаком, но постоянно просыпавший оный мимо трубочной чашки. Из погребка аппетитно пахло жареным мясом, и доносились грустные звуки скрипки. Торговцы и ремесленники препровождали здесь своё время в пустяковых разговорах, курении табака и распитии пива. Приятели почувствовали голод и подумали, что было бы неплохо, если б Дибирье зашёл в кабачок перекусить…. Так тот и поступил. Видимо, именно тут у него и была запланирована встреча… Друзья спустились вслед за французом и заняли свободный столик, откуда продолжали вести наблюдение.

– Господа, приветствую вас! – широко улыбаясь, драгунский капитан Уфимцев шагнул к вновь прибывшим гостям. Было заметно, что он в этом кабачке – завсегдатай и находится здесь уже довольно давно.

– Если хотите хорошо и вкусно покушать, рекомендую клопсы (33)! – капитан подсел к офицерам. – А если вы не против хорошей выпивки, то кроме шнапса вам ничего здесь не нальют.

– Пожалуй, с него мы и начнём, – согласился с ним Тригуб. – У меня прохудился сапог, боюсь, без шнапса могу и простудиться.

– Конечно, Василий Егорыч! А твои друзья не будут возражать?

– Нисколько, господин капитан… – ответил Непейцын.

– Бросьте! Называйте меня по имени-отчеству… Трифон Петрович, к вашим услугам…

– Андрей Тимофеевич, – представился Болотов.

– Сергей Иванович, – учтиво поклонился Непейцын. – Что же, шнапс – это немецкая водка?

– Аннушка, – позвал Уфимцев девушку, прислуживающую в кабачке. – Нам шнапсу и клопсов!.. – И, обращаясь уже к Непейцыну: – Да, дорогой Сергей Иваныч, это ихняя водка. Не так, чтоб очень, но… старайтесь не злоупотреблять!..

Пока расторопная служанка собирала на стол, подвыпивший кавалерист рассказал о том, что шнапс производимый в Германии с начала XVI века, является весьма распространённым и популярным напитком. Слово «шнапс», как пояснил офицерам драгун, произошло от старонорвежского «snappen», что означает «глотать, пить залпом».

– Разновидностей шнапса множество, причём, у каждого хозяина кабачка имеется собственный рецепт, – объяснил Трифон Петрович. – Обычно его делают из картофеля, свекловицы, пшеничного солода и ячменя. Я, господа, рекомендую шнапс, настоянный на травах, он слегка горчит. А фруктовый чересчур сладок…

– Господа русские офицеры будут запивать шнапс пивом? – спросила Анна, выставляя на стол заказ. – В Германии мужчины обычно так и делают, беря в расчёт: большая кружка пива на рюмку или глоток шнапса. «Если на столе находится сельдь, то без него никак не обойтись», – так говорится у нас, – она вызывающе улыбнулась и сверкнула глазками. – Если господам офицерам угодно, то сельдь сейчас же будет подана!

Дибирье, как заметили офицеры, тоже заказал «немецкую водку» и утку.

– Какой шнапс предпочитаете? – спросила Анна. – У нас, в Кёнигсберге, он имеет разные названия.

– Например? – улыбнувшись, спросил Болотов.

– Например, «Pregelgestank» (34). Такое название «навеяно»… характерной прегельской вонью, которую вызывают западные шторма и нагонные ветры в Кёнигсберге. А если хотите, могу предложить вам «Кровавую язву». Это – излюбленный шнапс наших грузчиков. Он смешивался из яичного коньяка и вишнёвого ликёра. Ещё его называют «Складская крыса»…

– А более благозвучных названий у вас нет?

– Есть. Вот шнапс «Подозрительный слон». Но он подаётся с яичницей-глазуньей. Так какой предпочитаете?

– Подавай тот, что меньше воняет, – приказал драгун и погладил служанку пониже спины.

К посетителям кабачка, коих насчитывалось десятка полтора, прибавился ещё один. Это был человек с длинными нечёсаными волосами, в чёрной шляпе, в бостроге и ботфортах, что выдавало в нём моряка. Он подсел к Дибирье и между ними сразу завязался оживлённый разговор. Новый посетитель заказал себе пива и жареных колбасок.

– Говорят по-французски…. Беседуют о скорой поездке в Санкт-Петербург, – шепнул Непейцын на ухо Болотову. Тот кивнул головой.

Двое бедно одетых подростков играли в кабачке на скрипицах, развлекая посетителей. Они чередовали грустные и весёлые мелодии. Народу постепенно прибывало.

Вскоре Дибирье заказал себе кофе и марципан в форме сердечка, а его сосед закурил трубку и попросил серый горох с салом.

– А мне нравится Кёнигсберг, – уверенно заявил Уфимцев. – Жители этого города живут в достатке, нищих и попрошаек попросту нет… Но и излишеств себе не позволяют, а такого я прежде не замечал нигде. Это не Польша – здесь роскошь и мотовство не в чести!

– Вы правы, Трифон Петрович, – заметил Болотов. – Здесь даже знатные люди ведут жизнь размеренную и несколько уединённую. Вы заметили, что они предпочитают ходить пешком, а карет и богатых экипажей на дорогах чрезвычайно мало?

– Зато у нас в Москве всякий купчишка, дабы показать свою важность, закатит такой галоп, что только держись!