Свидание с развратным фавном - Маргарита Южина

– Так и чего? – не дождалась она. – Мне позвонить и сказать, чтобы Алиса Гавриловна вам все рассказала? Я, конечно, позвоню, только она возьмет и меня не послушает, я же там шишка-то невеликая…

Серафима улыбнулась чуть свысока. Она уже продумала этот момент.

– А ты не говори, что мы с тем юным юристом преступника ищем. Неприятно это – по многу раз рассказывать о наболевшем. Мы не так сделаем. Ты вспомни: может, той Алисе помощь какая требуется? Ну, по дому там чего сделать или постирать. А может, ей ночью одной страшно спать, а?

Татьяна задумалась. Думала долго, а потом проговорила:

– Вот про ночь я не спрашивала, как-то недопетрила, а по дому… Я не знаю, она вроде ничего не говорила. Слушайте, Серафима! А чего нам ждать? Давайте скажем, что после покойника надо окна мыть во всей квартире, ну, мол, примета такая. И вроде как я к ней вас направила. Вот сто пудов, Алиса Гавриловна вам обрадуется, потому что кому же нравится окна мыть! Да еще во всех комнатах!

Серафима скисла.

– Ты знаешь, я вот тоже по части окон не большая любительница…

– А если надо? – презрительно сощурилась Татьяна. – А если преступник на воле ходит? Нет уж, я сегодня же позвоню, а вы завтра же с утра – тряпочку, ведерочко берите и к Костеренко!

– А что, еще и у какого-то Костеренко окна мыть? – вытаращилась Серафима.

– Костеренко Алиса Гавриловна – так звучит ее полное имя. Понятно? Ну все, договорились.

На этой оптимистической ноте Серафима и покинула гостеприимный дом Шишовых, забыв попрощаться с «разлюбезным» Сенечкой.

Работать Серафиме Кукуевой нравилось. Особенно ее радовало, что через каждые два дня нервного труда наступали вполне законные два дня выходных. Единственное, что ее не совсем устраивало, – хиленькая зарплата. Однако с этим она собиралась бороться. Но сейчас, когда позарез необходимо было свободное время, ее даже зарплата не сильно печалила.

Встав по будильнику в семь часов, Серафима быстренько уложила волосы феном, отчего те вздыбились так, будто их оскорбили, накрасила все, что можно было накрасить, и направилась к зеркалу.

– Сегодня я как-то вызывающе хороша, – с сожалением поцокала она языком.

Еще бы не сожалеть! Хороша она была от силы раза два в году – строго на Восьмое марта, когда все женщины выглядят великолепно, и еще отчего-то в родительский день, когда требуется смотреться серенько и скорбно. Сегодня тоже вид должен был быть убогим, так Алисе Гавриловне удобнее было бы перед мойщицей окон раскрыться. Однако ж щеки Кукуевой пылали абрикосовым румянцем, накрашенные глаза сверкали, а губы лукаво извивались и выглядели похотливо.

Серафима еще раз посмотрела на себя, красивую, и пошла смывать великолепие.

Теперь перед зеркалом стояла потертая жизнью взлохмаченная тетка с ведром в руках и с половой тряпкой на плече.

– Кошмар, просто ужас. Как это негуманно: у женщины и без того горе, а тут еще я, как привет от мужа с нового места жительства, – уныло оценила Серафима свой образ и поплелась к Костеренко.

Возле подъезда безутешной вдовы Кукуева догадалась поднять голову на окна Алисы Гавриловны. Они уже были с Лилькой в ее квартире, поэтому вычислить окошки большого труда не составило. Так вот – они не горели.

– Вот черт! – ругнулась Серафима. – Она еще спит, наверное. Это сколько ж сейчас времени? О, всего-то без десяти восемь. Я бы еще спала…

Пока Кукуева размышляла, удобно ли несчастную вдову будить в столь ранний час, из подъезда вышла женщина с дохлым голубем в руках.

– Это не ты? – строго спросила она у Серафимы.

– Я, а что случилось? – насторожилась та.

– Ну и на фига?

Разговор носил несколько странный характер. Серафима пригляделась к женщине и вдруг узнала ту даму, которая стояла на лестничной площадке в день похорон, пуская кольца дыма в мужском коллективе. Они тогда с Лилькой представились работниками конкурирующей фирмы, а потом спешно удрали, дабы не навлекать лишних расспросов. И вот теперь эта соседка стояла перед Серафимой и размахивала тушкой голубя.

– Чего это вы тут бациллами трясете? – перекосило Серафиму. – Не мучьте птицу, возьмите и похороните ее вон в том мусорном баке! Прям перед носом крутит…

Соседка перестала трясти птицей и удивленно вытаращила глаза.

– Я смотрю, тебе не нравится? – потрясло ее эдакое открытие.

– Да уж! – демонстративно отвернулась от нее Серафима. – А если вам в удовольствие над бедной птичкой куражиться, так идите вон. Да, просто идите отсюда! Живодерка!

Соседка отшвырнула птицу на газон, вытерла руки о штаны и присела к Симе на скамейку.

– Стало быть, не ты… – проговорила она. – Понимаешь, проклятье на мне: то лапы куриные возле двери найду, то вот целого голубя дохлого кто-то подкинул. Потому и спросила – не ты ли постаралась? Вроде еще раннее время, кому, кроме тебя, в голову такая дурь придет – вставать ни свет ни заря. А это не ты…

– Ко мне такая дурь тоже бы не пришла – тащиться к вам, чтобы пернатых подкидывать, – взбрыкнула Серафима. – Просто меня попросили к Костеренко зайти, окна помыть, а у них еще света нет, вот и сижу, жду, когда проснутся.

Женщина жутко обрадовалась. Вскочила и захлопала себя по бокам:

– Надо ж, счастье-то какое! Ты, слышь чего, – пока Алиса спит, пойдем ко мне, а? У меня окна вымоешь!

– Ага, делать мне больше нечего! Я же не просто так к Костеренко, а помочь несчастной вдове. А вы – несчастная вдова?

Соседка призадумалась.

– Вот видите, – не дала ей ответить Серафима. – С какого ж перепугу я у вас батрачить стану?

– А я, может быть, просто несчастная! – наконец догадалась та и напустила в глаз слезу. – Знаешь, какая я несчастная? Пойдем расскажу. Пойдешь?

Серафима на ноябрьском ветру уже изрядно продрогла, поэтому к соседке не просто пошла, а побежала впереди самой хозяйки.

– Ты ведерко-то свое тут оставь. Чего его в чистую кухню прешь? – гостеприимно рявкнула соседка. – Проходи, руки мой и за стол, я пока чай поставлю.

Пока Серафима согревала красные от утреннего морозца руки под горячей водой, соседка уже успела привести себя в порядок, переодеться и даже выставить на стол нехитрое угощение – дешевенькое печеньице да простенькие карамельки.

– Меня Верой Михайловной зовут, – чинно представилась она и напыщенно сунула Серафиме руку пирожком. – Можно просто Вера, потому что я всяко-разно моложе тебя.

Серафима не спорила. Она с интересом оглядывала маленькую, уютную кухню и удивлялась – на первый взгляд Вера была легкомысленной неряхой, а ведь поди ж ты, кругом чистота и ухоженность.

– Я и говорю – зря ты сюда притащилась с этими ведрами, – шумно хлебала чай из белой пузатой чашки хозяйка. – Разве ей теперь до окон? У человека такое горе, а ты в доме грязь разведешь…

– Так примета такая есть – после покойника надо окна помыть, – пояснила Серафима. – Вот я и подумала…

– Это кто ж такую примету выдумал? – даже отставила чашку соседка. – Что ж получается – у вдовы горе, а она должна по окнам скакать, чистоту наводить? Да разве Алиске до окон? У нее и так-то… Ой, прям так жалко ее, так жалко… Муж от полена скончался, сынок гудит каждый день…

– Как это гудит?

– Да так! – обозлилась на соседского сынка Вера. – Целыми табунами к себе друзей таскает! То парни у него толкутся, то девки! Отцу-то еще девяти дней не отметили, а он уже каждый день с новой девкой. Ну как это по-твоему? А матери каково? Вот я и…

Рядом в квартире хлопнула дверь, и Серафима насторожилась.

– Ой, вы знаете, Вера… Можно я к вам попозже зайду, а? Вдруг Костеренки унесутся куда-нибудь, а мне ведь к ним. Неудобно получится. А уж потом вы мне подробно обо всех несчастьях расскажете. И какая Алиса несчастная, и какая вы…

– Ну что ж, – не обиделась соседка. – Заходи через часик. Если не побоишься.

Серафима, которая уже стояла в дверях, затормозила:

– А чего я побоюсь? Вы меня пугать будете?

– Не-а, – помотала головой хозяюшка. – Сама испугаешься. Да ты заходи, заходи, я тебе рада буду.

Серафима только дернула бровями и понеслась к соседям.

Костеренко Алиса Гавриловна была примерно ровесницей Серафимы. В тот печальный день, во всем черном, она смотрелась гораздо старше, а сейчас, в простеньком зеленом халатике, с кудрявым кукишем на голове, она совсем не выглядела пожилой дамой.

– Здравствуйте, а вы к кому? – хлопала она глазами, глядя на Серафиму.

– Я? Понимаете… А что, вам Татьяна Шишова не звонила? – растерялась Сима.

– Не знаю, может, и звонила, только у нас с телефоном какая-то беда, все время проводки отходят, – все еще настороженно разглядывала непрошеную гостью вдова.

Серафима внутренне вздохнула с облегчением. Вот уж чему научилась единственная дочь учительницы физики, так это ковыряться в проводках. Ей сие занятие даже удовольствие доставляло. Во всяком случае, лучше уж она телефоном вдовы займется, чем окна будет драить.