Пути моей судьбы - Валентина Нагинская

привлекало непонятное название одного из них — "Хрестоматия." Украшением дома был большой фикус, а на стене висела чёрная тарелка радио. По радио передавали сводки с Совинформбюро, песни военных лет. Насколько я помню, детских передач не было, но были музыкальные. Самым любимым был вальс "Амурские волны". Сундук был старинным, массивным, из коричневого, наверное, дубового дерева и служил не только шкафом для всей имеющейся одежды и белья, спальным местом, но и предметом нашего развлечения. На внутренней стороне крышки были наклеены многочисленные картинки из дореволюционных журналов, которые мы не уставали разглядывать. Этот сундук до сих пор является складом разных вещей у сестры на даче.

Электричества в домах, конечно, не было, освещались керосиновыми лампами. В зависимости от ширины фитиля они были 7, 10 или 25линейными. У нас была 10 линейная. Купить стекло для лампы было очень трудно, поэтому всегда заботились, чтобы его не разбить. Из экономии керосина лампу зажигали, когда было действительно темно — поздно вечером и рано утром. Сумерки я любила, особенно когда топилась печь и освещала часть дома красноватый отблеском, что-то вроде деревенского камина.

Усадьба включала огород в 15 соток, баню, хозяйственные постройки и двор. Как-то во дворе я наступила на гвоздь, и он полностью вошёл в пятку. Не растерявшись, я спокойно его вытащила за шляпку, а когда показала дома, все пришли в ужас — такой он был большой и ржавый. К счастью, всё обошлось без последствий. Вторая часть двора была отгорожена забором из жердей с воротами. Там были стайки для коровы и кур, баня, погреб и уборная. Крыша бани покрыта дёрном и на нём росла полынь, а надстайками и погребом размещался сеновал, с которым связано следующее опасное, но счастливо закончившееся происшествие.

1945 г. Фасад и план нашего дома

Ярким весенним днём, когда солнце уже хорошо пригревало, снег начал таять и во дворе появились первые ручейки, мы с братом и ближайшей подругой в восторге от тепла, яркого света и весенних запахов бегали наперегонки по крыше сеновала. Там ещё оставался тонкий слой сена, который и прикрыл просвет межу жердями настила. Он оказался для меня настоящей ловушкой. Всё произошло мгновенно, я опомнилась только в глубоком погребе, вход в который был точно под этой дырой, а крышка

1945 г. План усадьбы

открыта для проветривания. Самое удивительное, что я, пролетев около пяти метров, приземлилась в единственно свободное крохотное пространство между лестницей, бочками и большими камнями. Это меня и спасло если не от смерти, то от сотрясения или тяжёлых переломов. На крики моих друзей, у которых я исчезла прямо на глазах, прибежала мама и вытащила меня совершенно невредимую из погреба по длинной, почти вертикальной лестнице. И только когда она повела меня домой прямо по лужам в валенках, я испугалась и посчитала, что здесь самое время заплакать, но это мне не удалось.

Одно из воспоминаний детства — стадо коров, возвращающихся летним вечером с пастбища. Хозяйки, заслышав мычание открывали ворота и стояли рядом в ожидании своих кормилиц. Впереди стала шёл пастух, молодцевато щёлкал длинной плетью и перебрасывался шутками с женщинами. Коровы в понукании не нуждались, они, толкаясь, бодаясь и поднимая лёгкую дорожную пыль, спешили в свои дворы. Там им давали пойло, доили и тугие струйки молока звонко ударялись о дно ведра. Разносился запах парного молока, который я не любила, как и само это молоко. Пила только холодное из погреба или горячее, томлёное в русской печи до бежевого цвета с красивой пенкой.

Коров было у нас две — рыжая Майка и черно-белая Красавка. Они содержались в сарае, называемом стайкой. Зимой там было теплее, чем на улице, но всё же настолько холодно что коровы покрывалась инеем. Когда же приходило время телиться, взрослые постоянно, днём и ночью, ходили смотреть как они себя чувствуют, носили тёплое пойло. Родившегося телёночка приносили в дом, чтобы не замёрз. Стоять он ещё не мог, ножки разъезжались по полу. Мы с братом были в полном восторге. Телёнка поили первым молоком, которое люди не пили, но запекали в печи и получалось что-то вроде омлета. Это называлось молозивом и было, как говорили, вкусно, но я его никогда не соглашалась даже попробовать. Потом из-за трудности заготовки сена пришлось продать Майку. Её увели со двора со слезами в глазах и все так горевала как будто потеряли члена семьи.

Из других домашних животных в хозяйстве постоянно были куры. С ними у нас была связана такая домашняя игра. Перед Пасхой распределяли дни по числу членов семьи и считали сколько яиц снесут курицы для каждого. Призов не было, но азарт был. Наверное, у нас иногда были и овцы — бабушка постоянно сучила пряжу и вязала из неё свитера, шарфы, носки и рукавицы. Жил в доме и постоянный участник наших игр кот Васька, черный с белой манишкой и белыми лапками. Он был озорным и дерзким, любил подбираться к чашке со сметаной, опрокидывал банки молоком и проделывал это не только у нас, но и у соседей. Закончились его шалости плохо, однажды он пропал, а потом мы нашли его мёртвым, скорее всего отравленным, и нашему горю не было конца.

Некоторое время, не помню в связи с какими обстоятельствами, у нас находилась лошадь. Мы с братом её любили, кормили и водили на реку поить и купать. Удивляюсь что нам её доверяли. Лошадь была, конечно, смирная, но сейчас представляется множество ужасов, которые могли с нами случиться, договорились что поочерёдно один из нас будет ехать верхом, а другой бежать рядом. Однако для меня верховая езда оказалась не простым делом — сидишь выше, чем представляется с земли, всё под тобой движется, хребет лошади твердый несмотря на подстеленную фуфайку. Спускаться с горки ужасно страшно — кажется перелетишь через голову коня прямо под его ноги, и я намертво вцеплялась в гриву. К тому же, чувствуя мою трусость, лошадь меня не слушалась. После первой попытки я передала свои права на поездки бесстрашному Вовке, у которого с лошадью было полное понимание. Решила больше никогда не пробовать, но не могла пропустить случая поездить верхом на осле в кибуце на севере Израиля. Осёл меня тоже не слушался, постоянно останавливался, ел колючки или просто стоял, в то время как мой муж передвигался на своем ослике без всяких проблем.

К дому примыкал