Сыщик из Тулы (СИ) - Порошин Влад

На этих словах самодержец вошёл в помещение, где уже переодевались в странные рубахи со шнуровкой и длиннющие, ниже колен трусы, старшие сыновья царских конюхов, сокольничих, поваров и оружейников. А писарь Елизар, высокий и немного нескладный мужчина, натягивал на себя шаровары и подбитую войлоком короткую куртку. Из чего Глеб сделал вывод, что писарь займёт место в рамке ворот.

— Слушай сюда! — Скомандовал Евагрий. — План на игру такой — я действую на острие атаки, остальные защищают ворота и все пасуют на меня. Кому что не ясно?

— Мне, кхе, какую позицию на поле занять? — Спросил Самоваров, когда остальные молча приняли к сведению очень примитивный и спорный игровой план.

— А ты раньше на какой играл? — Поинтересовался царь.

— Когда выступал за свою школу, то мы в основном использовали спартаковскую расстановку: четыре, четыре, два, — затараторил Глеб. — Меня обычно ставили на место правого полузащитника. Я за счёт хорошей скорости и выносливости перепахивал всю правую бровку. Летал из защиты в атаку.

— Четыре, четыре, сколько? — Присвистнул писарь Елизар, покосившись на батюшку-царя.

— Повторяю для непонятливых, — буквально прорычал самодержец, — паши хоть правую, хоть левую бровку, но пасуй только на меня. Именно в этом залог нашей победы. Только рискните здоровьем, меня перед народом опозорить! — Евагрий показал своим дворовым слугам огромный кулак.

Василиса Гороховна Премудрая новую аглицкую забаву, которую царь привёз из-за моря, за решительность, за скорость и напор очень уважала. Она даже попыталась создать свою женскую команду, когда училась в институте благородных девиц. Однако на первой же тренировке одна из девчонок сломала ногу, и Василисе тогда поставили жёсткие условия — либо она выметается из института, либо про гарпастум забывает на веки вечные и больше не морочит девушкам головы. Поэтому сегодня, взяв с подноса у разносчика кружку кваса и три горячих пончика, Василиса ждала матч с нетерпением. Особенно ей был интересен сыщик из другого мира, который называл аглицкий гарпастум необычным словом футбол.

Наконец, трубачи вышли на центр поля и громко дунули в настоящие боевые рога. Народ тут же заволновался, загудел, захлопал в ладоши и из-под трибун выбежали две команды. Одна, одетая в светло-серые рубахи и такие же трусы, именно за неё играл царь Евагрий и Глеб Самоваров. А другая команда, полностью состоявшая из бояр и боярских детей, была облачена в чёрно-белую полосатую аглицкую форму. Поговаривали, что лидер фракции Гуманистов Василий Никитич Оболенский лично золотом заплатил за этот комплект первоклассной спортивной одежды. Но на холме, где сидели самые малообразованные зрители, такую роскошь не оценили и команду гуманистов обозвали коротким и обидным прозвищем — «полосатики».

— Дави полосатиков! — Гудели простые мужики с той стороны поля.

— Мужичьё невоспитанное, — возмущались на деревянной трибуне бояре и их родственники.

— Шарман, шарман, — цокали языками иноземные послы.

А между тем судья бросил мяч в центр поля, и быстро отбежал в сторону, ведь игра началась с ожесточённой потасовки. Спортсмены противоборствующих команд, сгрудившись в большую толпу, отчаянно толкались и пихались, пытаясь завладеть единственным кожаным мячом. А люди с разных сторон игровой поляны подбадривали голпасистов свистом, выкриками и отборными простонародными матерными словами.

— Какое омерзительно зрелище, — высказалась Медуза Горгоновна.

— Это потому что вы, тётя, свистеть не умеете, — заявила Василиса и, сунув два пальца в рот, засвистела подобно соловью-разбойнику.

Вдруг мяч выскочил и толпы и отлетел к единственному человеку, который предусмотрительно не полез в общую кучу-малу, а стоял с краю и ждал передачи. И этим самым умным человеком оказался сыщик Глеб Самоваров. Народ даже перестал материться, когда новенький голпасист понёсся стрелой вдоль бровки к чужим воротам. Толпа спортсменов в полосатой форме тут же бросилась догонять беглеца, но не тут-то было. Сыщик из другого мира уходил от разъярённого противника, словно летел на невидимых крыльях.

— Давааай! — Вдруг завизжала царевна Синеглазка. — Давай гол!

— Даваааай гооол! — Раздался клич над всем забитым под завязку стадионом.

И Самоваров под одобрительные возгласы ловко выскочил один на один и хладнокровно без замаха пробил точно в угол. Вратарь думской фракции «Гуманистов» вместо того чтобы прыгнуть, замер от удивления на месте и развёл руки в стороны.

— Гоооол! — Взревел переполненный стадион.

— Молочага, — коротко поздравил Глеба царь Евагрий. — Но в следующий раз играй на меня. Встали! — Тут же гаркнул самодержец на свою команду. — Встали гуртом!

— Может лучше расставиться по позициям? — Предложил Самоваров. — Защитники, полузащитники, нападающие, левые, крайние, центральные.

— Какие позиции, чудик? — Захохотал Евагрий Седьмой. — Они сейчас свиньёй на ворота попрут.

Сыщик озадачено почесал затылок, но спорить с официальной законной царской властью не посмел. Он, как и все одноклубники, сгрудился около цента поля напротив команды фракции Гуманистов, которые действительно выстроились подобно немецким рыцарям из кинофильма про ледовое побоище. Впереди вышли два самых здоровых спортсмена, а с боков те, кто поменьше. Судья, чтобы его не затоптали, бросил мяч парням в полосатой форме и быстро отскочил в край, как и в начале встречи.

— Ааааа! — Загудела публика на трибунах.

— Ааааа! — Заорали соперники и попёрли на ворота, причем человек с мячом спрятался за своих мощных партнёров.

— Держать строй! — Выкрикнул Евагрий и царская команда буквально облепила боевое построение гуманистов.

Однако толкаясь и рыча, медленно, но верно бояре всё дальше и дальше продвигались от центра поля к воротам царской команды. И никакие приказы Евагрия Седьмого не могли сдержать «свинью» фракции Гуманистов. Глеб же, получив два очень чувствительных удара по рёбрам, вывалился из общей урчащей кучи, и решил схитрить. Он за пару секунд по дуге оббежал боевой строй бояр и хитрым легким движением ноги отобрал мяч у человека, который его контролировал.

— Мяч украли! Караул! — Заорал спортсмен в полосатой форме своим одноклубникам, которые всё ещё продолжали толкаться с командой царя Евагрия, а странный новичок из Тулы уже нёсся к воротам.

— Давай гол! — Раздались сначала редкие призывы от зрителей, а затем уже весь стадион разом заревел:

— Давааай гооол!

— Вот ведь чертяга, — пробормотал царь, перестав раздавать тычки соперниками, ибо это уже не имело никакого смысла, и теперь все кто был на поле, просто ждали, чем закончится новая дуэль шустрого сыщика и бедного вратаря.

«Это не футбол, а киножурнал „Ералаш“, — думал Самоваров, выбегая второй раз один на одни. — Кинокомедия, а не игра. И вообще, пора поговорить с гражданином царём по поводу засады. Я провалился в этот мир не для того, чтобы мячи забивать».

Глеб чуть притормозил, заметил страх в глазах голкипера боярской команды, который замер в воротах словно статуя, и саданул на силу в правый от себя угол. «Гооол!» — взвыл стадион, когда мяч запутался в рыболовной сети, повешенной на рамку ворот.

И в этот самый момент Самоварову пришла поразительная мысль: «А вдруг преступник украл саженец яблони не для того, чтобы расстроить свадьбу царевны Синеглазки, а чтобы навредить царю? И сон про это был, и больной на голову Гриша об этом сказал. По изуверской логике разбойника, все должны были подумать, что виноваты влюблённые бояре, а на самом деле виновник совсем другой человек. Вопрос в следующем — как можно навредить молодильным яблоком Евагрию Седьмому? Оно ведь, в конце концов, не отравленное».

— Чего застыл, чудик? — Улыбаясь, прикрикнул царь. — Дай я тебя обниму!

— Товарищ Евагрий, надо бы срочно переговорить, — прошептал Глеб, когда его прижал к своей борцовской фигуре сам самодержец. — Есть идея, как взять сегодня же нашего разбойника.