Александр Дюма Великий. Книга 2 - Даниель Циммерман

В марте 1841 года Александр и Ида возвращаются во Францию. У ворот Парижа они с удивлением видят строящиеся укрепления. Угроза войны отдалилась, но Гизо тем не менее воспринял идею Тьера — окружить столицу фортами и редутами, не столько для того, чтобы задержать иноземцев, сколько для того, чтобы не выпустить бунтовщиков. Так как у четы Дюма нет ни кола, ни двора, они останавливаются в гостинице. Визит к Фердинанду, который три месяца назад вернулся из Алжира, представляющего теперь куда большую опасность для наследника короны. Увы, в свои шестьдесят три года король-груша в полном здравии, и Фердинанд должен по-прежнему заниматься Алжиром. Он проводит смотры войскам, организует батальоны пеших егерей, кстати, нежная улыбка Александру, история армии становится все более необходимой Франции, и только большому его другу под силу оказать ему услугу и написать эту историю, разумеется, на своих условиях. Александр должным образом оценил деликатность в предложении финансовой помощи, и для реализации этой войсковой литературы ему остается лишь рекрутировать военного соавтора. Так появляются истории 23-го линейного полка или 2-го полка легкой кавалерии, написанные Адриеном Паскалем, но подписанные Александром.

Возобновление и конец связи с Анриеттой Лоранс. Она не перестает его обирать, но у него нет больше средств ее содержать. Последний подарок в пятьсот франков, чтобы она могла заплатить самые срочные долги, и прости-прощай. Дюма возвращаются во Флоренцию, не дождавшись даже премьеры «Брака при Людовике XV» 1 июня, с умеренным успехом. За лето Александр перерабатывает драму Эжена Буржуа «Жаник, бретонец», которую в ноябре сыграет театр «Порт Сен-Мартен», причем без упоминания имени Александра. Он отказывается подписать правленую рукопись: «Молчание, полное молчание — вот мое условие. В настоящий момент провал или не слишком высокие литературные достоинства сочинения могут отбросить меня на сто лье от Академии»[26]. Дабы сократить это расстояние, он на виду у всех пишет «Лоренцино», который вовсе не является плагиатом у Мюссе (последний, кстати, при написании «Лоренцаччо» пользовался историческими сценами, подаренными ему Жорж Санд). В основе обеих пьес — один и тот же эпизод из «Флорентийских хроник» Бенедетто Варши: юный сторонник республики Лоренцо становится соучастником дебошей тирана Александра Медичи, чтобы получить возможность его убить. Герой Мюссе заражается этой игрой и совершает свое убийство как бы в ряду других. Герой Александра сохраняет свою любовь к свободе нетронутой. И это не единственное различие. Пьеса Александра лучше выстроена, более динамична и, главное, менее многословна, чем пьеса Мюссе, которая, не будучи ни разу сыграна при жизни автора, была открыта для театра лишь в XX веке, благодаря Гастону Бати, потом Жану Вилару и Жерару Филипу, так как Сара Бернар сыграла ее в свое время в сильно урезанной редакции Поля Мюссе, тогда как сочинение Александра сошло с афиши уже после седьмого представления, никогда не было возобновлено и, к несчастью, погрузилось в полное забвение.

Едва закончив «Лоренцино», Александр решает один вернуться во Францию. Конечно, ему хочется самому представить свою пьесу в Комеди-Франсез, но еще больше торопится он увидеться с Фердинандом, как будто предчувствуя несчастье. Он приезжает в Париж 21 сентября, и оказывается, что волновался вовсе не зря: неделей раньше Фердинанд чудом остался жив, после того как в него стрелял из пистолета некий Гениссе. Александр мчится в павильон Марсан — принести свои «сочувственные поздравления». При описании этой встречи Александр старается использовать в высшей степени почтительные выражения в адрес «его» Высочества, однако не может удержаться от намека на физическую близость, весьма далекую, если можно так сказать, от той, которой требовал этикет. Поскольку Александр счастлив милостью Провидения по отношению к Фердинанду, «да, да, — пробормотал принц, машинально беря меня за пуговицу моего платья, — да, Провидение заботится о нас, это бесспорно; однако, — добавил он, вздохнув, — весьма печально, поверьте, жить лишь благодаря чуду!»

Во Флоренцию Александр возвращается лишь в середине января 1842-го. За это время он повидал сына, в отсутствие Иды их отношения носят совершенно идиллический характер. Он ходит по министерствам и получает субсидию в тысячу франков на «миссию в Эпире», которую, разумеется, никогда не осуществит. Он работает над адаптациями «Макбета» и «Гамлета», а также над путевыми очерками. И, главное, он понял, наконец, что нет никакого смысла задабривать академиков, ибо всех его усилий доброй воли не хватит, чтобы стереть из их памяти скандалы, связанные с его творчеством и личной жизнью. 2 января он идет поздравлять Фердинанда с Новым годом. Возлюбленный его все еще во власти своей скорой смерти, утешая себя лишь тем, что супруга его воспитает их сына, как подобает, существуют же счастливые браки.

Но брак Александра — не из их числа. Толстушка Ида при их встрече излучает нежность, она расцвела. У нее новый кавалер — принц де Виллафранка, герцог Спонары, маркиз де Санта-Лючиа и прочая… Ему всего двадцать четыре года, и Ида, без сомнения, напоминает ему о мамочке. Александр улыбается, он сможет спокойно работать, что и начинает делать. Смерть Стендаля 23 марта 1842-го проходит для него незамеченной. Подобно подавляющему большинству своих современников, он так и не узнает ни этого человека, ни его творений.

Иногда он позволяет себе и отдохнуть. По причине аморальности ни одна из его пьес в Италии не переведена и не ставилась. И тут приезжает нищая французская труппа во главе с Долиньи, который когда-то играл второстепенную роль в «Ричарде Дарлингтоне». Кроме этой драмы, Долиньи направляет в цензуру «Антони», «Анжелу» и «Нельскую башню», то есть «четыре самые аморальные пьесы аморального автора». Категорический отказ, никто и читать ничего не стал, одно лишь имя Дюма — причина отказа. Александр ведет Долиньи к Бателли, издателю, которому он доверил «Флорентийскую галерею», свой большой труд о Микеланджело и других знаменитых художниках, работавших в этом городе. Он просит у Бателли изменить названия на обложках: «Ричард Дарлингтон» превращается в «Честолюбца, или Сына палача», «Анжела» получает первоначальное свое название «Лестница из женщин», «Антони» становится «Убийцей из любви», а «Нельская башня» — «Наказанным адюльтером», и все четыре пьесы подписываются именем Эжена Скриба, обожаемого цензурой. Вся Флоренция в курсе проделки, кроме великого герцога и цензоров. Все четыре пьесы сыграны. «Такого успеха я не знал никогда. Все четыре сочинения воспринимаются как шедевры простодушия; великий герцог, самый простодушный из людей своего великого герцогства, аплодировал оглушительно!»