Афиканский роман - Марина Соколова

Когда Иван Иваныч втиснулся в греховное помещение, Лариса обеими руками держалась за потрёпанную юбку, а Морис потирал ушибленные руки. "Кескесэ?"[62] – проговорил изменившийся в лице преподаватель. «Ça va, Monsieur Ivan»,[63] – успокоил его непроницаемый практикант. "Ça va, Monsieur Ivan,[64] – сымитировала поруганная переводчица. – Мужчины, выйдете, пожалуйста". Иван Иваныч потянул за рукав оскандаленного любовника и вывел его из видавшей виды комнаты.

Оставшись одна, Лариса долго наводила марафет и справлялась с нахлынувшими на неё противоречивыми чувствами. Приведя в относительный порядок свой туалет и свои чувства, переводчица занялась служебными делами. Временами она ощущала на затылке испытующий взгляд, который, впрочем, утерял былое воздействие. Заслонив кулачком уязвимое место, Лариса заставляла себя вчитываться во французский текст.

"Хорошо работается, мадмуазель?" – снова незаметно подкрался шеф миссии. Галантным жестом он протянул Ларисе свою руку, прося у неё ручку для поцелуя. Девушка с ненавистью отшатнулась от настырного мужчины. "Ну – ну, не буду, не буду, – смирился Илья Борисович. – Значит, отделяемся от коллектива?" "С чего вы взяли?" – натурально сыграла Лариса. Около шефа миссии, как гриб из – под земли, вырос Иван Иваныч.

"Вчера мы очень много работали и поэтому не смогли прийти на собрание", – заступился за переводчицу непредсказуемый преподаватель. Шеф бросил на него из подлобья мимолётный взгляд. "Вы, как я погляжу, взяли шефство над переводчицей?" – шутливо спросил Илья Борисович. "Ну… да… " – промычал в ответ Иван Иваныч. "Я вполне самостоятельная единица!" – вспылила Лариса. Пропустив мимо ушей её слова, шеф помрачнел и изменил тон на противоположный: "Иван Иванович, я от всей души приветствую вашу инициативу. Не останавливайтесь на полпути. Я уверен, что начинающей переводчице есть чему поучиться у толкового педагога.

Засим разрешите откланяться. Извините, дела". "Что это значит? – я вас спрашиваю", – вскинулась Лариса, когда шеф миссии скрылся из поля зрения. "Ничего плохого не значит. Я только хотел вам помочь". Лариса собралась было ответить на одолжение остротой, уже сложила губки бантиком – и вдруг за спиной Иван Иваныча увидела неугомонного Мориса.

"Какая же я всё – таки неблагодарная свинья", – осудила себя самокритичная девушка, выразила благодарность добросердечному мужчине и поспешила вернуться в притягательный мир перевода. Размеренный трудовой ритм был нарушен единственный раз – из – за непереносимого любовника. "Бывшего любовника", – разорвала связь униженная девушка. В течение нескольких минут она терпела на затылке его надоедливый взгляд. В конце концов не вытерпела и развернулась к практиканту всем телом. "Vous dites?"[65] – убийственным тоном спросила девушка. «C’était votre chef, n’est – ce pas?»[66] – вращая глазами, спросил Морис. «Сertainement»,[67] – удостоверила Лариса.

"Qu’est – ce qu’il voulait?"[68] – допрашивал брошенный любовник. «Il voulait m’embrasser»,[69] – выпалила греховодница. «Et vous?»[70] – сжал зубы африканец. «Et moi, j’ai refusé de lui obéir»,[71] – миролюбиво выговорила девушка. «A qui? A votre chef?»[72] – ошалел алжирский практикант.

Ларисе стало смешно до слёз, но она прикинула в уме – и удовольствовалась выразительным взглядом. "До чего ты смешон. И что я в тебе нашла?" – издевательским тоном произнесла девушка. "Vous dites?"[73] – нахохлился африканец. «Ce n’est rien»,[74] – хмыкнула Лариса, собрала свои вещи – и отправилась на прогулку в горы. По утвердившейся традиции променад привёл её в норму, девушка почувствовала прилив энергии и, напевая "A toi… ",[75] с новыми идеями повернула домой.

По дороге ей попытались – таки испортить настроение. Когда Лариса достигла первого этажа, на её пути стала старшая переводчица. "Сумасшедшая!" – закричала Земфира Наумовна – и, как циркуль, раздвинула ноги. Но Ларису не так – то просто было вывести из себя. Сделав вид, что ничего неординарного не произошло, она обогнула злоречивую женщину и с песней Дассэна вошла в новую жизнь.

Из прихожей хорошо просматривался Иван Иваныч, который корпел над учебниками. Лариса обезоруживающе взглянула на трудоголика и вторично поблагодарила за участие. Усиленно раскинула мозгами и добавила в той же тональности: "У меня возникли проблемы с переводом. Не мешало бы разобраться в телевизионных премудростях". "Рад помочь", – душевно пообещал Иван Иваныч. "Может быть, прямо сейчас и начнём?" – предложила обнаглевшая переводчица. "Конечно, конечно", – расчувствовался преподаватель.

Тридцати минут хватило воспрянувшей духом девушке, чтобы переодеться, перекусить и приспособиться к собеседнику. "Напрасно вы отказываетесь от столовой, – пожурил переводчицу старший товарищ. – У мусье Мустаки очень хорошо поставлено дело". "Завтра же и начну", – неожиданно послушалась неподатливая девушка. Плавая в диодах, триодах и катодах, Лариса искала спасательный круг, за который можно было бы удержаться. Поразмыслив, она надумала выплыть с помощью химии, в которой очень прилично разбиралась.

"А почему вы преподаёте стажёрам химию? Они её разве не проходили в школе?" – наметила тему хитроумная девушка.

"Представьте себе, нет, – оседлал любимого конька словоохотливый педагог. – Я вам уже говорил, что наши стажёры – самые грамотные. Но вот химию они совсем не знают. Они даже никогда не слышали про таблицу Менделеева".

"Я на собственном опыте убедилась в том, что телевизионная наука – самая сложная", – потрафила преподавателю переводчица.

"Это смотря для кого, – честно признался правдолюбец. – Морис, например (он запнулся на один миг), предпочитает иметь дело с блоками. Посмотрел, как я вожусь с ламповыми радиоприёмниками, – и схватился за голову: "Мусье Иван, вузэтфу![76] Это тёмный лес".

"В Алжире хорошее телевидение: французские фильмы показывают. Но у нас, конечно, лучше", – не преминула вставить идейная девушка.

"Вы, Ларисочка, ещё молоденькая и плохо знаете жизнь, – начал издалека Иван Иваныч. – У нас, конечно, хорошее телевидение, но в Америке намного лучше".

Лариса с интересом разглядывала несоветского человека. С самого детства – и в школе, и в семье, и в институте – её приучали к мысли, что она живёт в лучшей на планете стране Советов. В её родной стране, к сожалению, ещё встречаются отдельные недостатки, но в ближайшем будущем они обязательно сведутся к нулю. Лариса допускала мысль, что на советском телевидении не всё благополучно, но не до такой же степени!