Танец убийц - Мария Фагиаш

— Министерство предлагает Вам пост личного адъютанта в Конаке, — наконец сказал он. — Вы займете пост офицера, который возвращается в строй. Конечно, если у Вас нет возражений.

Михаил потерял дар речи. Служба во дворце при короле Александре! Ему не удалось скрыть свою растерянность.

— Это большая честь для меня, — пробормотал он и одновременно спросил себя, что может скрываться под этим предложением и что на это скажет полковник Машин. Михаил не сомневался: решение о его службе во дворце было принято именно здесь, в кабинете генерала. — Откровенно говоря, для меня предпочтительней была бы служба в войсках. Я просил об этом в своем рапорте.

— Знаю. Я умею, вообще-то, читать. — Лицо Лазы помрачнело. — Вы принимаете предложение или нет?

Михаил задумался. Они рассчитывают на его согласие. Но если он откажется? Его арестуют? Если да, как это отразится на планах переворота? Будут действовать без него? Или офицеры, думая, что он предал их, откажутся от своих намерений? По всему получается, надо соглашаться с предложением.

— Я с благодарностью принимаю предложение, господин генерал. — Прозвучало не слишком убедительно, так как Михаил заставил себя сказать это.

Генерал не обратил внимания на тон и кивнул, будучи, по-видимому, очень довольным.

— Я рад. Назначение, возможно, удивило Вас — всем известно, что Вы были глубоко преданы королю Милану. Но с его смерти прошло два с половиной гада, и настало время взглянуть на некоторые вещи другими глазами. Не в национальных интересах тот факт, что офицерский корпус разобщен. Мы намерены в будущем меньше думать о прошлом, а стремиться к укреплению связи между королем и армией.

Не это ли настоящая причина сделанного ему предложения? Не хочет ли Лаза действительно — хотя и слишком поздно — убрать пропасть между троном и армией? Неужели кто-то предупредил генерала об угрожающем заговоре? И это было для него настолько важно, что он обратился даже к своему врагу? Или он, Михаил, должен будет играть роль посредника?

— Когда прикажете мне, господин генерал, приступить к службе?

— Вы уже на службе. Вполне вероятно, король пожелает Вас видеть, так что оставайтесь здесь. Он еще не покидал своих покоев. Кажется, он нуждается во сне несколько больше, чем другие в его возрасте.

Перспектива постоянно встречаться с королем Александром раздосадовала Михаила. Он не был хорошим актером и не считал для себя возможным играть роль верного придворного перед человеком, которого презирал и в свержении которого участвовал. И уж никак не хотел он встречаться с королевой.

— Нет ли у Вас, господин генерал, пока я жду, каких-либо поручений?

Генерал размышлял довольно долго, и Михаилу было непонятно, почему нужно так напряженно обдумывать ответ на элементарный вопрос.

— Нет, будьте в распоряжении, это все. Кроме того, Вам не помешает кое с чем подробней ознакомиться — здесь многое изменилось, как в любом холостяцком хозяйстве, когда в нем появляется женщина. — Последовавший булькающий смех напоминал рычание. — В Ваши времена двор был очень похож на двор Фридриха Великого в Потсдаме. И это делалось намеренно. Сейчас у нас здесь скорее Версаль, правда, Версаль ли это времен Людовика XIV или Людовика XV[26], покажет время.

Михаил сдержался, чтобы не выказать своего удивления. Следовало ожидать, что Лаза будет, как всегда, циничен, но жутковато становилось от того, насколько генерал близок к действительному положению вещей. Немыслимые, невероятные комбинации проносились у Михаила в голове, но он запретил себе даже думать об этом. Невозможно было представить, что Лаза входит в число заговорщиков, в глазах всех он слишком тесно связан с режимом Александра. Собственно говоря, Лаза и был этим режимом.

Генерал встал.

— Вы можете подождать в комнате адъютанта. Я дам Вам знать, в случае если король пожелает Вас видеть. Пока что лейтенант Богданович введет Вас в курс дела о нынешних нововведениях. Он дежурит сегодня. Вы видели его — молодой человек с рябым лицом.

Спускаясь по ступеням в вестибюль, Михаил не мог отделаться от чувства, что, несмотря на более чем дружественный прием во дворце, он находится на положении задержанного. Попробуй он уклониться от указаний генерала Петровича и уйти, наверняка у ворот его остановит охрана с оружием наготове. И скорее из любопытства, нежели из чувства долга, он решил смириться с необходимостью провести это время в обществе ворчливого Богдановича.

9 часов утра

Королева проснулась с жуткой головной болью. Накануне вечером она выпила слишком много вина в надежде избавиться от давления, которое стальным обручем сжимало ей голову. Боль такая же, как три года назад, когда архимандрит венчал их с королем Сербии Александром в кафедральном соборе Белграда, — золотая тиара, сделанная по образцу византийской короны, была невыносимо тяжелой. И во время венчания, и при поездке по городу, и во время торжественного обеда во дворце она переносила мучения не жалуясь; взбунтовалась только позднее, когда Саша потребовал, чтобы корона была на ней и во время любовного акта. Таковы были его причуды, и в подобных случаях она вновь и вновь осознавала, что на десять лет старше его. В свои двадцать семь лет он, напрасно пытаясь выглядеть взрослым, все еще оставался мальчишкой с неустойчивым характером, вспыльчивым, нетерпеливым, — а в ее судьбе, считала она, ничего измениться не может, как у перегоревшей лампы, которая, какое напряжение ей ни давай, светить уже не способна.

Не поворачивая головы, она искоса посмотрела на его лицо, наполовину спрятанное в складках ее ночной сорочки. Во сне черты его расслабились, рот не имел больше надутого избалованного выражения, морщины на лбу разгладились, и мягкие шелковистые ресницы касались слегка одутловатых щек. Без пенсне он выглядел как неудачная копия своей матери. От красоты Наталии у многих захватывало дух, но лицо Александра — словно ее портрет, где основные черты были изображены мастером, но детали прорисованы халтурщиком.

Судорога в ноге заставила ее сменить положение. Не просыпаясь, он тоже повернулся и прижался к ней, плоть к плоти, — соединенные навеки, мелькнуло у нее в голове. Все эти годы ее трогало и приводило в умиление, что он постоянно искал не только физической, но и духовной близости с ней гораздо сильнее, чем это определялось ее положением королевы. Теперь же, после трех лет супружества, когда они ночь за ночью проводили в объятиях друг друга, она представлялась себе согрешившей наложницей султана, которую должны засунуть в мешок с камнями и бросить в воды Босфора. Способность Александра спать почти до обеда ее, часто страдавшую бессонницей, очень раздражала. Его сильно раздавшееся от неумеренной еды и питья тело наполовину лежало на ней, так что она с трудом дышала. Ему не мешало, что она поворачивалась, но, как только она собиралась вставать, он мгновенно просыпался и начинал ее ловить, и от его торопливых рук ускользнуть было так же трудно, как от щупальцев огромного осьминога. Непрерывно блуждали они по ее телу, исследуя, лаская и покоряя его. Ей не оставалось ничего другого, как уступать ласкам супруга, — ее главной задачей как королевы было постоянно утолять плотский и духовный голод этого вечного юноши, не знавшего до нее ни одной женщины. Мысль о том, что с ней станется, когда он не будет так ее желать, заставила ее содрогнуться. Враги тогда набросятся на нее и разорвут в клочья, она это точно знала.

Жители Белграда вставали рано, в большинстве случаев с петухами, но и спать ложились, едва стемнеет. То, что их король в девять утра еще крепко спал, когда на его письменном столе громоздились срочные бумаги на подпись, а в приемной сидели просители, было совсем не по-сербски. Драга понимала это очень хорошо, как и то, что именно ей ставили в вину манкирование королем своих обязанностей.

Она осторожно потрясла его. Он мгновенно проснулся, осмотрелся испуганно и выглядел при этом точно так, как выглядел когда-то двенадцатилетний мальчишка, который пробрался к ней в постель, прячась от ведомых только ему страхов.

Тогда для своих лет он был слишком целомудренным и серьезным ребенком. Возможно, потому, что Милан и Наталия были совсем незрелыми родителями. На втором году после их широко обсуждавшегося развода с Миланом мать взяла Александра с собой в Висбаден. Ненависть, с которой она постоянно преследовала Милана, сделала политическую жизнь в Сербии невыносимой. Мальчик постоянно присутствовал при родительских склоках; это были не столько семейные скандалы, сколько настоящая борьба за власть, а он — фигура, которую перетягивали то на одну, то на другую сторону. Перед ним лебезили, добиваясь его любви, словно она являлась трофеем победителя.

В качестве dame d’honneur[27] королевы Драга занимала тогда небольшую комнату рядом с покоями своей государыни. Однажды ночью, когда за окном бушевала непогода, она услышала в коридоре жалобное хныканье. Сначала она подумала, что скулит пекинес королевы, но, когда звуки стали громче и явно напоминали детский плач, Дрога вскочила с кровати — под дверью на корточках сидел Александр в ночной сорочке. Он уставился на нее темными бархатными глазами своей матери, хотя такое отчаяние вряд ли можно было бы увидеть в глазах королевы.