Наваждение - Владимир Романовский

Раздраженный поп ушел в соседнее помещение, а Фотина подошла поближе к иконостасу, потом еще ближе, глаза обратила на крест, подумала, и сказала тихо:

– Вот видишь, мне помощь нужна очень. Меня могут в тюрьму посадить, сын останется один. Не один, с бабушкой, но толку от этой бабушки, как от индюка пряников. А за что меня? Что я такого сделала, чем Тебя рассердила?

Тут она вспомнила, что буквально на днях переспала с женатым мужчиной, а прелюбодеяние Богу противно, и покраснела густо. Что значит – не виновата? Кольцо на пальце видела? Смутно надеялась отбить мужчину у жены? Было такое? Было или не было?

– Ну, хорошо, неправильно это, не дело это. И кольцо видела с самого начала, не отрицаю. Но ведь это уже после было. После писем и штрафов. Да и не ради себя одной я это делала, а ради сына тоже.

Она поняла, что это лицемерие, и испугалась.

– Нет, Ты меня только … на слове не лови … Ты знаешь, что я хочу сказать. Ведь знаешь, да? Ты всё видишь и знаешь. Я ведь в душе не злая, не плохая. И ведь Тебе об этом известно. Иногда хочется счастья обыкновенного, бабьего. Я знаю, что прелюбодеяние – это худо. Знаю. Ну, прости меня. Пожалуйста. И сделай так, чтобы все обошлось. Чтобы не посадили меня. И чтобы квартиру не отобрали. Она не на меня, она на мать записана. То есть, она материна. Но я там живу, с сыном. Сына Колька зовут. Он хороший и умный, хоть и коварный. Поможешь? А этих, которые … Васю, Леонида … я их не виню, но они ничего не умеют. Или не могут. Может, Брянцев что-нибудь сделает?

Она задумалась. Фамилия Брянцев именно сейчас почему-то всплыла в памяти. А что? Он напутал – он и поправит. И хотя Вася Мережковский уверял ее, что всему свой срок, и в ее теперешнем положении даже Брянцев не сможет ничем помочь, поскольку главный штраф, шестьсот тысяч, уже прибыл – а вдруг?

А вдруг, подумала она, просветляясь лицом, это Он меня только что надоумил? Сам? Пойти к Брянцеву. Пойду, скажу – так и так, за что губите? Может, ему нужно только кнопку нажать. Или позвонить кому-нибудь.

Я обязательно прочту Библию, если так. Обязательно. И … эта … прелюбодействовать больше не буду, а буду ждать прекрасного принца, неженатого, готового взять под опеку мать-одиночку с малолетним сыном. И с тещей. И пусть он будет хоть водопроводчик, хоть гастарбайтер, хоть татарин.

По выходу из церкви Фотина столкнулась с молодым нетрезвым человеком в спортивном костюме – вернее, он на нее наскочил, и сам же придержал, не дал ей упасть, и упал возле.

– Пьянь, – сказала Фотина без особого раздражения.

– Нет … ты меня не обижай! – велел ей мужчина. – Я от своих отстал. Мы альпинисты. Послезавтра едем в Альпы … э … альпинировать.

Он засмеялся пьяно.

– Альпинировать, поняла? Вот. А ты ругаешься. Ты злая. А ты будь добрей. Это ведь не сложно.

– Отойдите, мне некогда.

– Ну и отойду, ну и подумаешь. Хочешь сигару? Кубинскую?

Он вытащил из кармана сигару и протянул ей. Фотина осторожно его обошла и направилась к стоянке такси неподалеку.

10

На таксомоторе приехала она на Разъезжую – снова пригодились данные телепатом купюры. В вестибюле «Комиссии» почти никого не было, а за конторкой в этот раз сидела миловидная барышня с красивой прической, отдаленно напоминающая Грету Гарбо. Она приветливо посмотрела на Фотину.

– Что вам, милая моя? – спросила она таким ласковым голосом, что Фотине захотелось заплакать и довериться, не в связи со штрафом и судом, а вообще, ибо не часто женщина средних лет ласковые слова по своему адресу слышит.

– Я ищу Брянцева, – сказала Фотина. – Этот Брянцев, он здесь работает.

– Брянцева? Игорька, что ли? Вам на второй этаж, милочка. Комната шесть. Вон по той лестнице.

Добрый знак, подумала Фотина. Сам Бог меня ведет, направляет. Спасибо Ему.

Шестая комната оказалась огромным помещением, поделенным метровыми перегородками на кубышки-гнезда, в каждом из которых кто-то сидел, мужчины и дамы разных возрастов, за дисплеями. Фотина пошла по проходу и наугад спросила какую-то толстую мучачу мечтательного вида:

– Я ищу Игоря Брянцева. Вы не подскажете, где он сидит?

И снова ей повезло. Мучача, не глядя на нее, рукой показала направление.

Игорь Брянцев определился почти сразу – единственный мужчина на четыре гнезда в углу. Оказался он, дамы и господа, молодым человеком в рубашке и при галстуке, шатен, глаза не злые, губы толстые и слюнявые.

– Здравствуйте, – сказала Фотина. – Это вы Брянцев?

– Это я Брянцев, – грустно сказал он. – У вас ко мне дело?

– Меня зовут Фотина Плевако.

Брянцев поглядел на нее безучастно.

– Да? Я слушаю вас.

– Вы не помните меня?

Брянцев посмотрел внимательнее.

– Вроде бы нет. Мы где-то встречались? В Манеже?

– Нет. Вы прислали мне штраф. То есть, не вы лично. А из-за вашей … э…

– Какой штраф?

– Ну, письмо о том, что я должна «Комиссии».

– А, это бывает. Ну, должны и должны.

– Но потом был штраф.

– Сперва процент, – уточнил Брянцев. – Штраф не сразу. Сперва бывает процент, и только после этого штраф.

– Я хотела заплатить, но меня не приняли. Не назначили встречу. А штраф всё рос. А теперь меня хотят судить.

– Ну, это тоже бывает. Надо было заплатить.

– Платить было не за что. Мне никакие услуги не оказывали.

– А вот этого не может быть. У нас с этим очень строго, Фотина, очень. Мы просто так никому счета не присылаем. У нас полный учет и контроль.

– Не было услуг.

– Извините, это невозможно.

– Черт с ними, с услугами, и черт с ним, со штрафом. Меня хотят судить, и дать десять лет лишения свободы.

– Да, это обычная процедура, когда дело касается злостных неплательщиков. Ну, десять вам вряд ли дадут, десятью годами только пугают, но четыре года отсидите. Чтобы другим неповадно было.

– Вы не понимаете. У меня сын … работа … семья … жизнь!

– Раньше нужно было думать.

– Я думала! И хотела заплатить! Но меня не приняли!

– И этого не может быть, Фотина. Как это – не приняли? Процедура рассчитана до мелочей. Звоните секретарше, назначаете встречу, приходите, платите – и вы свободны, как Ленин в Швейцарии.

– Меня Адрианна Евгеньевна не пустила. И секретарша не отвечала.

– Не понимаю.

– Сделайте что нибудь!

– Что же я могу сделать?

– Я заплачу штраф. Я достану деньги. Только не нужно, чтобы меня судили, не нужно это никому вообще, понимаете? Пожалейте меня. Я никому ничего плохого не сделала.

– Успокойтесь.

– Как же я успокоюсь, когда тут … вы…

– Послушайте, милая дама, – устало сказал Брянцев. – Послушайте внимательно. Даже если вы совершенно правы – чего быть не может – но даже, допустим, вы ничего никому не были должны, даже в этом случае … понимаете? … как только в компьютер поступает сигнал о долге, поднимается красный флажок, и информация о вашей задолженности переходит на автопилот. Штраф растет автоматически; в случае неуплаты следует сигнал в юстицию, и открывается дело. После первого штрафа никто, ни один человек, ни у нас, ни в министерестве, не смог бы ничего сделать. Ничего! Полная автоматика. Компьютер отсчитывает дни, печатает письма, и связывается с юстицией. Даже если бы я очень хотел вам помочь, и даже поверил бы в вашу правоту и невиновность – сделать бы я ничего не смог. И никто бы не смог. Даже сам президент Российской Федерации, понимаете? Единственное, что еще возможно, Фотина, это задобрить судью. Расплакаться, принести какие-нибудь характеристики с работы. Но меньше трех лет вам не дадут, как бы вы не старались. Меньше трех ни разу до сих пор не было. Обычно четыре.

– Игорь, но ведь можно что-то сделать…

– Хорошо! Можно что-то сделать, говорите вы? Очень хорошо. Зайдите ко мне в гнездо, пожалуйста. Вот сюда. Встаньте здесь. Смотрите на экран. Вот, ищем вас в компьютере. Как, говорите, ваша фамилия?

– Плевако.

– Плевако? Хмм. Петрашевская, Печорина, Пищук, Пирожкиер, Платонова, Плащ … Плевако, Фотина Олеговна. Тридцать восемь лет, один ребенок. Услуги – предоставление информации.

– Не было никакой информации!

– Помолчите. Смотрите внимательно. Вот, нажимаем сюда … и выходим сюда. Вот – процент, и вот штраф. И вот второй. И вот третий. Видите этот флажок? Это означает, что дело передано в суд. Там его рассматривают. Что я могу сделать? Ровно ничего. Абсолютно ничего. Понимаете? Вот оно, – он кивнул на экран. – Своими глазами убедились. Вот и всё.

Рядом с дисплеем на столе Брянцева стояла фотография в рамке – сам Брянцев в окружении жены и троих симпатичных детей. Фотина протянула руку и взяла фотографию. Брянцев тревожно на нее посмотрел.

– Это я с семьей, – сказал он.

– Вижу.

Фотина взяла пластмассовую рамку обеими руками, примерилась, и ударила рамкой о край стола. Рамка раскололась надвое. Брянцев отпрянул. Фотина вытащила из рамки фотографию. Брянцев вскочил.