Москвест - Андрей Жвалевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маша быстро-быстро закивала и заспешила прочь. Миша за ней.
— Ты что, правда, на княжий двор собралась? — прошипел Миша ей в спину. — Зачем? Что мы там забыли?
— А что ты предлагаешь? — поинтересовалась Маша.
— Я предлагаю поесть, — заявил Мишка.
— Слушай, — взвилась Маша, — у нас нет денег, их надо сначала заработать.
— Зачем? — удивился Миша. — Нас же все кормили до этого. Да и не собираюсь я тут задерживаться, нужно дальше переноситься. Я домой хочу.
«Он не собирается здесь задерживаться, — вздохнула Маша. — Какие мы оптимисты…»
Княжий двор отыскался без труда. Теперь это был большой, добротный деревянный терем. Правда, видно его было с трудом — вокруг возвышались мощные стены из толстенных бревен.
— Так, — торопливо сказала Маша, — только давай без всяких выкрутасов. Не надо в князя камнями швырять, носы никому разбивать тоже не нужно…
— Да ладно, — отмахнулся Мишка, — попался один нервный урод… Теперь князья, наверное, поспокойнее. Интересно, а теперь — это когда?
Он требовательно посмотрел на Машу, как будто она была обязана определять год, кинув один беглый взгляд на стены. Маше хватило ума просто промолчать в ответ на этот взгляд.
— Опять придется все самому выяснять, — буркнул Мишка, и теперь Маша сдержалась уже с большим трудом.
Мишка размашистым шагом направился к ограде, Маша двинулась за ним.
Ворота нашли быстро — по небольшой обтрепанной толпе. Человек десять оборванцев всех возрастов расположились плотной группой. Когда Мишка попытался обойти их, всклокоченный босой старичок в неимоверно грязной и рваной рубахе преградил ему путь клюкой.
— Куда?
— К князю, — Мишка собирался идти напролом, но путь ему заступили две худые, жутко пахнущие и соответственно выглядящие старухи.
Впрочем, Маша не удивилась бы, узнав, что «старухам» лет по двадцать. Она уже стала осваиваться в этом мире. Поэтому дернула за рукав Мишку, который был готов полезть в драку, и спросила как можно жалостнее:
— А князь — он добрый?
Старик критически оглядел ее и ответил, довольный результатом осмотра:
— Не тутошние, что ль?
Но палку не убрал.
— Нет, — быстро ответила Маша.
— С Литвы?
— С Литвы, ага, — Мишка сообразил, что лучше поддакивать. — Так какой у вас сейчас князь?
— Ныне как и давеча — Иван Данилович.
Оборванцы согласно закивали.
— Хороший князь…
— Добрый…
Мишка и Маша удивленно переглянулись. Что-то не помнили они никакого Ивана Даниловича.
— Милость дает убогим, не жалеет, — продолжил старик и тут же забеспокоился. — А вы за милостью? Вам пусть ваш Идимин дает!
— Мы не за милостью, — важно сказал Мишка, — мы по делу. Можно сказать, послы.
Важность его не произвела действия, оборванцы глянули на «послов» иронично.
— Мы на службу к нему поступать идем! — пришла на выручку Маша. — Переводчиками.
— Чего?
— Ну… этими, — тут в Машиной памяти всплыло нужное слово, — толмачами.
— Ну-ка, скажи чего на литовском!
Такого поворота Маша не ожидала и уже ругала себя за глупую придумку, но тут выручила Мишкина самоуверенность и полжизни, проведенные им в спецшколах.
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Литва (Великое Княжество Литовское) во времена Ивана Даниловича как раз набирала силу. Правил там в то время князь литовский Гедемин — тот самый, которого оборванцы назвали Идимином. Но большую часть населения Литвы (по оценкам историков — около 90 %) составляли славяне, наследники Киевской Руси. Поэтому москвичей не удивило, что «литовцы» говорят на понятном им языке. Правда, был и чисто литовский, балтийский язык — вот его знание и требовали продемонстрировать от Мишки с Машей. Хорошо, что тогдашние москвичи слабо разбирались в иностранных языках.
— Сам хэв мит, энд кэннот ит, — принялся он декламировать любимое стихотворение своего репетитора. — Сам каннот ит зэт вонт ит. Бат ви хэв мит, энд ви кэн ит, энд лет зе лорд кэн би сэнкит![4]
Толпа выслушала этот спич с живым интересом.
— Ну и чего он набалакал? — обратился к Маше старик, который был, судя по всему, за главного.
— Добрый день к вам в дом, — выпалила Маша. — Покушать есть?
Кажется, собравшихся удалось убедить. Одна из худых теток вытащила откуда-то из недр своего балахона надкушенное яблоко и протянула — но почему-то не Маше, а Мишке. Тот с готовностью принял, даже не подумав поблагодарить, откусил чуть не половину — однако спохватился и передал остальное Маше.
— Может, и возьмет, — задумчиво процедил старик. — А что еще вы…
Дальнейший допрос был остановлен сдавленным голосом кого-то из оборванцев:
— Князь! Князь!
В секунду с толпой произошло превращение. Хотя в это было трудно поверить, но убогие стали еще более жалкими, страшные пострашнели, а согнутые скрутились чуть не колесом. Большинство вдруг стало приволакивать ногу, кривить глаз или подергивать головой.
И при этом все взгляды (даже у внезапно окосевших) были прикованы к воротам.
Князь, как и в прошлый раз, ехал верхом в сопровождении свиты. Однако впечатление он производил гораздо более выгодное, чем Долгорукий. Особенно приятно было смотреть на его лицо: вроде бы и неказистое, но очень добродушное. Казалось, что этот человек тебя никогда не предаст, не обманет и вообще — голову за тебя положит. Впрочем, оборванцев интересовала не голова Ивана Даниловича. Всех интересовал толстый кошель на его поясе.
— Хорошо, — прошептала одна из «старух», оказавшаяся рядом с Машей, — полная калита. На всех хватит. Ты, девка, тоже хватай — и тикай.
Князь увидел собравшуюся толпу, разулыбался ей, словно близким родственникам на собственных именинах, и принялся развязывать свой кошелек. То есть калиту…
Деньги полетели в толпу, началась свара, из которой ребята выбрались с большим трудом. Если б Маше не попало денежкой прямо в глаз, они б ничего не поймали. А теперь, отбежав на приличное расстояние, ребята принялись рассматривать монетку.
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Как вы уже, наверное, догадались, Иван Данилович — это Иван по прозвищу Калита (впрочем, как и Долгорукий, он получил свое прозвище уже после смерти). В его княжение Москва своих денег еще не чеканила, эту роскошь смог позволить себе только сын Калиты — Иван II. И вообще, с XII по XIV век на Руси продолжался так называемый «безмонетный период», когда монет в обращении было очень мало, и чеканились они в основном в Европе. Так что, скорее всего, Маша и Миша рассматривали какую-нибудь иностранную монету.