Полуденные сны - Петр Проскурин

В светлое тихое утро душа сама собой радовалась неизвестно чему, и дело спорилось в руках у Семеновны. Приготовив завтрак и упрятав гречневую кашу доспевать под подушку, она собралась идти в магазин за молоком и хлебом, наказав Тимошке строго-настрого никуда не отлучаться, караулить детей и дом (Тимошка, не раз уже выполнявший подобные поручения, но не любивший оставаться в одиночестве, с видимой неохотой улегся на крыльце), Семеновна с той же тихой радостью в душе вышла за калитку. За детей она не беспокоилась, день со сборами вчера был утомительный, заснули они поздно и проснутся теперь не скоро. Можно не торопиться и тихонько пройтись лесочком до магазина, полюбоваться свежей зеленью, чистыми утренними красками, да, может, кто встретится по дороге из прошлогодних знакомых, она и платочек повязала новый, ненадеванный, и танкетки надела тоже скрипящие новой кожей в первый раз. На обратном пути Семеновна все-таки заторопилась, пришлось постоять в очереди за творогом, его редко привозили в палатку, и ближе к одиннадцати заволновалась, боясь, что творога не хватит, тут же в несколько голосов из конца очереди закричали и потребовали давать только по килограмму в руки, и Семеновна, поддавшись общему настроению, тоже кричала и требовала. Возвращаясь, она вздыхала от душевной неловкости и угрызений совести за свою несдержанность, впрочем, что удивляться и казнить себя, каких-нибудь десять лет назад молоко и яйца круглый год приносили прямо в дом, тогда в соседней, через речку, деревне многие держали коров, а потом все сразу куда-то исчезло-и коровы, и молочницы. Мелькнувшая мысль, что дети встанут и обязательно набедокурят, заставила ее ускорить шаг и пойти напрямик, через молодой пахучий сосенник, уже жаркий, наполненный душными испарениями земли и хвои, и старой, уже опавшей, и молодой, остро вспыхнувшей в первый месяц лета пушистыми нежно-зелеными свечками на концах сосновых лап. Семеновна на ходу незаметно задумалась, десять лет проскочит незаметно, дети вырастут, поступят в институт, начнется у них совсем другая, взрослая жизнь, взрослые трудности, тут мысли Семеновны перескочили на себя, на свою молодость и учебу в техникуме, раз и навсегда оборванную войной, на нескончаемую работу, работу, работу (другого нечего и вспомнить!).

Тихий жалобный писк отвлек ее внимание, она остановилась, шагнула с дорожки в сторону и увидела под маленькой сосенкой, в глинистой промоине, удивительно красивого, пушистого котенка, угрожающе выгнувшего спинку. Увидев Семеновну, котенок еще плотнее прижался к сосенке и опять жалобно, совсем по-детски мяукнул. У Семеновны, больше всего на свете любившей детей и жпзотных, сжалось сердце: перед ней вырисовалась трагическая картина непроглядной ночи и одинокий жалкий комочек, вцепившийся в сосенку, ей тут же представилось, как котсгок подружится с Тимошкой, как будут рады дети, и даже в груди потеплело от чувства своей причастности к такому доброму делу.

- Ах, ты, Жужа, ну иди ко мне, иди, - тихо и ласково позвала она, одаривая маленькое дрожащее существо первым пришедшим ей в голову именем.

Осторожно, чтобы не испугать котенка, Семеновна протлнула руку, взяла его и прижала к груди, она чувствовала ладонью маленькое сильное сердце и, успокаивая Жуж", погладила его по спинке. Жужа затих и закрыл глаза, домой Семеновна вернулась совершенно счастливая. Встретив ее возле калитки, Тимошка весело запрыгал вокруг, нo тут его словно что-то отбросило, и, пока Семеновна запирала калитку, стараясь держаться к Тимошке спиной и пе показывать своей находки, Тимошка подозрительно и усиленно внюхивался, стараясь определить, откуда появился ненавистный ему запах соседского кота, воровавшего у него из миски остатки пищи, а как-то даже сумевшего утащить припрятанную Тимошкой косточку...

Семеновна боком, боком, вызывая у Тимошки еще большее подозрение, загораживая Жужу, прошла в дом, защелкнула за собой дверь на задвижку, и в комнате у Даши, продолжавшей безмятежно спать, опустила котенка на пол, торопливо налила ему в блюдечко принесенного с собой молока. Фыркая, задыхаясь и захлебываясь от жадности, Жужа стал лакать, на крыльце отчаянно залаял Тимошка, требуя, чтобы его немедленно впустили в дом.

- Подождешь, подождешь, ничего с тобой не сделается, - проворчала Семеновна, не. двигаясь с места, пока Жука не отвалился от блюдечка, тогда Семеновна взяла в руки теплый пушистый комочек и посадила котенка на кресло-качалку, на вышитую крестом подушку-думку. Тимошка залаял еще отчаяннее и требовательнее, опасаясь, что он перебудит детей, Семеновна вышла к нему.

- Ну, чего тебе? Что стряслось? Есть захотел? - чуть сконфуженно спросила она самым невинным голосом. - Сейчас я тебя покормлю, пора уже... В дом-то не рвись без дела, в доме ничего хорошего, дети спят, иди лучше к озеру, карауль свою Чапу...

Недоверчиво выслушав Семеновну (по собственному опыту он знал, что от людей можно ожидать самых невероятных неожиданностей), Тимошка попытался протиснуться в дверь. Семеновна решительно пресекла ему путь и сунула под нос миску с едой. В это время и раздался восторженный визг Даши. Растерзанная со сна, она влетела в кухню с расширенными глазами.

- Тетя Женя, тетя Женя, у нас котенок! - точно заведенная, прыгала на одной ножке Даша, притиснув кулачки к груди. - Ой какой красивый! Пушистый какой, серый! Оц у меня на качалке сидит!

- Сидит, и ладно, пусть сидит, - успокаивая ее, улыбнулась Семеновна. За молоком ходила, в лесу подобрала, он потерялся. Его Жужей зовут...

- Пусть он у меня в комнате спит! - категорически потребовала Даша. Тимошка пусть с Олегом, а Жужа со мной! Я первая увидела!

- Пусть с тобой, - согласилась Семеновна, заботясь о справедливости, она упустила Тимошку, и тот, пользуясь потерей бдительности, не замедлил прошмыгнуть в дом, в одно мгновение он уже был в комнате Даши. Здесь он, в состоянии, близком к остолбенению, обмер перед кроватью, перед ним, выгнув спину дугой и распушив хвост, дерзко шипело самое презираемое существо на свете. От такой невиданной наглости Тимошка на какое-то время просто окаменел, но уже в следующее мгновение броском почти настиг котенка и только впустую щелкнул челюстями. Жужа оказался проворнее, он молнией взлетел по коврику над кроватью вверх, к самому потолку, и там повис, вцепившись в бахрому ковра, продолжая угрожающе шипеть, завороженно глядя на Тимошку. Тот, подскакивая на задних лапах и царапая стену, стараясь дотянуться до непрошеного гостя, чтобы расправиться с ним по заслугам, оглушительно, на весь дом лаял, прибежали Семеновна с Дашей, за ними сонный Олег в одних трусах. Семеновна охала, Даша кричала на Тимошку и топала ногами, Олег с молчаливым удивлением за ними наблюдал. Наконец пришедшего в неистовство Тимошку удалось выдворить в сад, Жужу стащить из-под потолка. Разъяренный Тимошка стал с отчаянным лаем носиться вокруг веранды, и никто не знал, как его успокоить.

- Вот не думала, - сокрушенно оправдывалась Семеновна. - Такой яростный, надо же...

- Тимошка гордый, - хмуро возразил Олег с отцовской непреклонностью. Он никогда не захочет жить рядом с какой-то паршивой кошкой. Подумаешь, радость!

Надо котенка кому-нибудь отдать.

- Гадкий! Гадкий! Гадкий! - зажав уши руками и никого не слыша, твердила свое Даша. - Жужа хороший... Надо их познакомить, вот! Заставить обнюхаться! Вот!

- Станет Тимошка с ним обнюхиваться! Он породистый, - ухмыльнулся Олег. - Он твоего котенка перекусит пополам!

- Ладно, всем завтракать! - вовремя спохватилась Семеновна. Умывайтесь, собирайтесь, успеем, решим, может, правда они пообвыкнутся друг с другом. А Жужу посадим пока на гардероб в гостиной, пусть пока там поспит.

Олег вышел в сад, нарочно не закрывая за собой двери и демонстрируя свою полную солидарность с Тимошкой.

Тот не замедлил ворваться в дом и тщательно обследовать комнаты и закоулки. Но Жужа уже сладко дремал после всех передряг в полной безопасности, на старинном фигурном черного дерева шкафу с высоким резным съемным верхом, в плетеной корзинке с обрезками от разного женского рукоделья. Тимошка, чувствуя непорядок, кружился вокруг шкафа, но громко выражать свое неодобрение не осмеливался, ходившая за ним по пятам Даша тщетно пыталась его отвлечь и урезонить.

- Тебе не стыдно? - спрашивала она укоризненно. - Такой большой, а маленького стережешь. Нет его, нет здесь, понял? Что он тебе сделал? Я с тобой дружить не буду! У-у, противный!

Понимая каждое слово Даши и нервно вздрагивая хвостом от незаслуженной обиды, Тимошка продолжал усиленно принюхиваться к шкафу и, только окончательно убедившись в своем конфузе и полном бессилии сколько-нибудь изменить ход событий, вяло прошлепал на нагретое солнцем крыльцо, напился теплой воды из миски и, ни на кого не глядя и не отзываясь на ласковые зовы Олега и Семеновны, растянулся на циновке у входа и стал грустно наблюдать за возней воробьев, густо заселивших все удобные места под крышей дома, по-хозяйски деловито сновавших туда-сюда в воздухе. Семеновна и дети собрались в большой комнате с фигурным шкафом на совет и плотно затворили за собой дверь. Оставшись один на крыльце, Тимошка почувствовал себя окончательно покинутым. Он вспомнил тяжелые и добрые руки Васи и его голос, был бы сейчас он дома, все было бы иначе. Возбужденно привстав, Тимошка оглядел берег озера и любимую Васину скамейку, конечно же Вася где-то рядом, прячется и ждет, когда Тимошка его найдет.