Черный мел - Кристофер Эйтс

— У сестры Джека есть пони, а против Джека ты как будто ничего не имеешь, — заметил Марк, не открывая глаз. Он лежал на полу, стакан с «Томом Коллинзом» стоял на его груди, как раз на вырезе футболки. Оттуда Марк удивительно ловко перемещал бокал к губам.

— У меня самого нет никакого сраного пони, — возразил Джек. — Не вздумай навешивать на меня ярлык поневладельца. Знаете, какой я получил подарок, когда мне исполнилось столько же лет, сколько сестре? Тогда увлекались «Звездными войнами», и у всех моих ровесников были джедайские мечи и целые батальоны игрушечных роботов. А мне на Рождество подарили джемпер с картинкой из «Звездных войн».

— Не так уж плохо, — заметила Эмилия.

— Ты так думаешь? Тогда имей в виду: во-первых, моя мама сама его связала. А во-вторых, вязать она совершенно не умеет. Буквы вышли кривые, не «Звездные войны», а «Морозные волны» какие-то. — Джек почесал затылок. — Если я сбрею волосы, вы увидите, весь мой череп в шрамах от ударов ботинками «Док Мартенс». — Он притворился, будто глотает слезы, даже потер глаза кулаками. — В школе мне приходилось несладко. Уж я-то знаю, что такое «несладко». — Он ткнул рукой в сторону Джолиона на кровати. — Мне было куда хуже, чем нашему маленькому лорду Фаунтлерою на его троне!

— Во-первых, я в своей комнате, — заметил Джолион. — А во-вторых, если хочешь сесть сюда, ничего не имею против!

— Нет, мне и на галерке неплохо, — ответил Джек, ерзая на раскладном стуле, стул скрипел. — Знаешь, у меня родители и не учителя, но они научили меня знать свое место.

— Ты хоть представляешь, как мало платят учителям в нашей стране? Твой отец — какой-то там менеджер. Ты трубишь направо и налево, что твой старик служит на почте, и все представляют, как он пешком ходит по улицам с мешком на плече. А ведь он сидит в лондонском офисе и подсчитывает прибыли и убытки.

— Да он один зарабатывает меньше, чем двое учителей.

— А вот и нет — пони-то купил!

— Ладно, ладно. Значит, ничья. — Джек вскрыл оранжевый пакетик, лизнул бумагу, скрутил самокрутку и начал ее раскуривать. Он ловил ртом завитки дыма, чтобы добро не пропадало.

Марк лежал с закрытыми глазами с тех самых пор, как попрощался с Тоби, но тут вдруг оживился — допил коктейль, перекатился на бок и спросил:

— Кого-нибудь из вас уже вызывали на встречу с ректором?

— Да, моя очередь в ближайшее воскресенье, — ответил Джек. — Эмилия, тебе ведь тоже назначено, да?

Чад посмотрел на Джека, стараясь не испытывать горечи. Американцев пригласили к ректору всех вместе, группой, через три недели.

— А я получил повестку на следующие выходные, — сказал Джолион.

— Туда стоит сходить, там подают хорошее вино, — продолжал Марк. — Но противно, что ректора интересует только одна тема: чем занимается ваш отец.

Эмилия презрительно покачала головой.

— Я пришел на встречу вместе с той фифой, Элизабет, ну, вы ее знаете, — продолжал Марк, — и вдруг к нам бочком подходит ректор в своей шерстяной кофте и тапках из кожзаменителя. «При-ве-ет, — говорит, — я Рейф Уайзмен, ректор Пи-итта. Здра-асте, и вам тоже здра-асте. Ну, расскажите, чем занимается ваш отец». Я и сказал, что мой отец работает в книжном магазине, а мать… но я даже не договорил, как старик уже отвернулся, гремя костями, и обратился к Элизабет: «А ва-аш оте-ец?» — Марк огляделся и увидел: все взгляды были прикованы к нему. — И оказалось, что папаша милашки Элизабет — судья апелляционного суда. Старина Рейфи тут же хватает ее под локоток. По-моему, больше он за весь вечер ни с кем и словом не перемолвился. — Марк лег на спину и снова закрыл глаза.

— Марк, мы не мешаем тебе? Будешь спать? — поинтересовалась Эмилия.

— Нет. Если честно, в это время я как раз прихожу в себя. — Марк поправил подушку под головой и снова стал впадать в сон.

Чад попытался придумать, что бы сказать, на какую бы несправедливость по отношению к себе пожаловаться, но в голову так ничего и не пришло. Наоборот, он вспомнил слова представителя ректората: мол, американцы обладают правом внеочередного доступа в компьютерные залы, так как компьютеры в Питте закуплены на пожертвования американцев.

Но Джолион заговорил до того, как у него хватило времени обдумать сказанное:

— Ладно, Джек. Спорим на десятку, Уайзмен выкажет меньше интереса к моему папаше-учителю, чем к твоему — начальнику отдела почтовой службы. Если ты, конечно, не соврешь, как обычно, и не скажешь, что он у тебя простой почтальон.

— Ну хоть почтальона-то позволь оставить! — взмолился Джек. — Хочу посмотреть, как Уайзмен умчится от меня, как будто столкнулся с косолапым прокаженным!

— Вы бы себя послушали, — сказала Эмилия. — Ведете себя как маленькие, хвастаете, у кого родители меньше зарабатывают и ниже по положению: мой папа не такой, мой папа не сякой, а уж твой отец определенно другой.

Чад не сразу привык к их манере вести беседу. Сам он всю жизнь стеснялся того, что вырос на ферме, а его новые друзья-англичане, наоборот, словно гордились отсутствием знатных или богатых предков. Все хвастали бедностью и рассказывали, в каких ужасных школах они учились. В Питте Чаду показалось, будто американские ценности вывернуты наизнанку или скорее поставлены с ног на голову. Постепенно Чад начал понимать своих друзей. Все они поступили в Питт благодаря своим способностям. Все они считались лучшими учениками в своих школах. Здесь же они оказались равными среди равных, пока еще никого нельзя было назвать лучшим.

Зато прошлое имелось у всех. Отсутствие наследственных привилегий или денег становилось почетной медалью, ее они полировали на публике ежедневно. Они были самыми пышными цветками, расцветшими на самой грубой почве, как тот чемпион-стайер из Кении, который тренировался в пыли, без кроссовок. Естественным образом. Каждый из них мечтал о том, чтобы возвыситься именно благодаря начальному невыгодному положению. Откровенно говоря, все они испытывали страх. Им казалось: они оказались в Питте случайно и скоро их разоблачат и выгонят с позором.

Даже Эмилия включилась в их игру. Она делала вид, будто мальчишки ей надоели, будто ее тошнит от их манеры публично бить себя кулаком в грудь, от их петушиной задиристости. С таким же успехом парни могли бы извлечь из штанов свои достоинства (или недостатки) и мериться длиной. Она напоминала школьницу, которая вслух поносит дерущихся на школьном дворе мальчишек, а сама бегает на свидания с тем, кто ухитрился собрать больше всего скальпов и шрамов.

— Слушайте, — сказал Джек, — пусть отец Марка и работает в маленьком книжном магазине, он ведь не хозяин магазина! А его мать читает лекции в Лондонской школе экономики. А учителя, как родители Фаунтлероя, хотя бы учились в университете. Мой папаша начинал свой трудовой путь за прилавком — пошел работать в шестнадцать лет, сразу после школы. Ни у кого из моих предков нет высшего образования.

— Вы просто выводок мягкотелых южан, — с презрением заявила Эмилия. — И, кстати, вы все проиграли, хотя это и не имеет значения.

— Хоть ты из Йоркшира, но это не означает, что ты автоматически становишься победительницей, — возразил Джек. — Все равно, выкладывай. Вперед, блондиночка!

Эмилия молниеносно пнула ботинком в голень Джека. Тот вскрикнул:

— Черт, больно же!

— Вот именно, — кивнула Эмилия. — Еще раз назовешь меня блондиночкой, получишь по морде!

— Ладно, ладно. — Джек поднял руки вверх. — Ну, давай, рассказывай нам о том, как тяжела жизнь на Севере.

— Мой отец был шахтером, — сказала Эмилия.

— Ничего себе! Вот здорово! — воскликнул Джек.

— Что ты имеешь в виду? — Эмилия снова приподняла ногу.

— Ничего, ничего. — Джек замахал руками, в притворном испуге глядя на ботинки Эмилии. — Правда, ничего плохого. Объяснимся позже. Джолион, мы ведь им потом все расскажем?

— Ну да, — ответил Джолион. Он сложил пополам обрывок бумаги и положил на прикроватную тумбочку. — Шахтер. Знаешь… Эмилия, это просто… здорово. — Ему хотелось сказать «круто», но он боялся показаться Эмилии поверхностным и нечутким. — И что с ним случилось, когда Тэтчер объявила рабочему классу решительный бой?

— Он проиграл, — ответила Эмилия. — Они сражались и проиграли. — Она опустила голову и тяжело вздохнула. — Сейчас-то у него все наладилось. Какое-то время просидел без работы, а сейчас нашел себе дело — ремонтирует кухни. Время от времени. Но из-за тех событий в прошлом родители развелись.

Чад тихо сидел в кресле у стены. Он мог смотреть на Эмилию, не поворачивая головы, ему нужно было лишь чуть скосить глаза, чтобы она не заметила его взгляда, если вдруг поглядит на него. Чад все время приказывал себе посмотреть на нее в упор и не отводить глаз в сторону.