Журнал Q 10 2012 - Журнал Q

   Это кусочек из того, что я написал, не имея возможности видеть само письмо. Теперь, когда Б. Горобец его опубликовал, я должен признать, что письмо принадлежит моему отцу - его стиль очень трудно спутать и, думаю, не очень легко подделать. Я бы даже извинился перед Борисом, если бы он в той своей статье не исказил смысл этого письма. Он написал о намерении развестись и это ввело меня в заблуждение. А там ничего такого не было. Судите сами:

Часто жалею, что тебя нет под рукой -- любоваться на луну и т.п., но с другой стороны, это, вероятно, к лучшему. Ты не представляешь себе, до какой степени ты изнервничала меня за последнее время. Пойми, Корушка, дорогая, что независимо от всех других соображений, я может быть действительно не создан для жизни, должен был бы погибнуть еще в молодости и уцелел только случайно. Ясно, что я не смогу еще сколько-нибудь продолжительное время выдерживать того стиля жизни, который ты, по-видимому, считаешь нормальным. Сейчас, когда я думаю об этом здесь, мне становится страшно. Как ты могла довести наши отношения, может быть лучшее, что у нас есть и будет в жизни, до уровня стандартной кооперативной грызни. Мне так стыдно, что у меня в жизни может происходить что-либо подобное. Сейчас я, как всегда, треплюсь о нашей свободе и красоте жизни и все завидуют, но я ведь хорошо знаю, что это только моя фантазия. Иногда мне кажется, что может быть я напрасно стараюсь, что ты просто не можешь иначе, как я просто не мог бы жить по-твоему. Тогда нам надо разойтись возможно скорее. Мое отношение к тебе это для меня что-то очень дорогое, что может быть только раз в жизни, и я не могу видеть, как оно тонет в бездонной грязи и пошлости. Пусть, если мы действительно не можем понять друг друга, у нас останутся хоть светлые воспоминания о чистой любви, которые теперь все больше заслоняются семейным стандартом. Подумай об этом, Корушка; взвесь свои силы. Не нужно этих ежедневных обещаний, регулярно нарушаемых на следующий день. Чувствуешь ли ты себя способной не допустить не только ни одной злобной фразы, но ни одной злобной мысли? Ты уже дошла до конца в попытках сохранить пошлость и меня одновременно. Дальше идти некуда. Тебе остается только выбирать между моей любовью и остальным.

   Может быть, не все читатели знают о не совсем традиционном отношении моего отца к семейным отношениям. Для него была чрезвычайно важна абсолютная свобода в отношениях. А мать была, скажем, более традиционна и отсутствием ревности не страдала. Естественно, что это являлось камнем преткновения в их отношениях. Вот отец и воспользовался маминым отсутствием, чтобы поставить перед ней ультиматум: "Тебе остается только выбирать между моей любовью и остальным". Конечно же, она выбрала его любовь, поступившись своими эмоциями. Все. Нет здесь ничего больше.

   Горобец: И еще одна фактографическая цитата: "Секретарь парткома ИФП сказал: "Кора, у тебя сейчас одна очень серьезная партийная нагрузка - береги мужа, Ландау очень нужен нашей стране".

   ИЛ: Самое забавное, что эта цитата из маминой книги приведена среди других порочащих ее "фактов". Читатель ведь должен понимать, что хорошего человека секретарь парткома похвалить не может. Хочу вступиться за бедных секретарей. Я проработал в Институте физических проблем (ИФП) долгие годы. Хорошо знал очень многих секретарей парткома. Среди них были и научные сотрудники и работники вспомогательных служб института. Большинство из них я до сих пор вспоминаю с большим теплом и уважением.

   Горобец: Процитирую Ярослава Голованова: "Кора Ландау после катастрофы примерно в течение месяца ни разу не была в больнице (по словам дежуривших физиков и медперсонала, около двух месяцев - Б.Г.), т.к. считала, что Ландау все равно умрет. Не приезжал в больницу и его сын Игорь. Дау вместе с врачами выхаживали физики. Каган был одним из постоянных дежурных в больнице. Более всех лечением Дау занимался Лифшиц, которого Кора ненавидела... и понимала, что если Ландау придет в сознание, то Лифшиц на правах старого друга откроет ему глаза на Кору". ("Комсомольская правда", 2 марта 2000).

   ИЛ: К сожалению, мне не удалось разыскать этот номер "Комсомолки" в интернете, а на мое обращение к редактору отдела науки я получил следующий ответ: "Здравствуйте, Игорь. Честно говоря, не знаю, как вам помочь. В электронном виде "КП" за 2000 год представлена, увы, только декабрем". Но Ярослава Голованова я знал и мне очень трудно себе представить, что слова - "...и понимала, что если Ландау придет в сознание, то Лифшиц на правах старого друга откроет ему глаза на Кору", принадлежат Голованову.

   Но я привел этот отрывок не только поэтому. Здесь написано, что ни я, ни мама не навещали отца в течение довольно длительного времени, и мне хотелось объяснить почему. Со мной все совсем просто. Мне было 15 лет и я смертельно боялся идти в больницу. С мамой было сложнее. Думаю, что и она боялась. Боялась увидеть отца умирающим. Но не это было причиной. Как я уже писал, первое время мать сама провела в больнице. Не могу сейчас вспомнить сколько именно, но, если судить по ее записке, приведенной в предыдущем разделе, около месяца или даже несколько больше. Но это, насколько я знаю, не все. Потом ее не пускали. Почему? Потому, что там, в больнице, была другая женщина, которая, как объясняли, и является фактической женой Ландау. Если кто-то читал воспоминания моей кузины, Эллы Рындиной, то там написано: "Маме (папиной сестре, Софье Давыдовне) по ее просьбе писали в Ленинград нянечки и сестры из больницы о состоянии Дау. Писала и его последняя любимая женщина, с которой мама познакомилась и подружилась. Она писала очень часто, иногда, даже ежедневно, так что её письма - это дневник, в котором видно, как менялось состояние Дау день ото дня". Вот эта последняя любимая женщина и исполняла роль жены.

   Я никогда этой женщины не видел и ничего против нее не имею. Судя по всему, она любила отца. Но, когда отец пришел в сознание, память возвращалась очень постепенно, начиная с совсем дальних по времени событий, например, он уже узнавал маму, но еще не мог вспомнить, что у него есть сын. Эту женщину он просто не узнал. Думаю, что и для нее этот момент был большой личной драмой.

   Почему же она оказалась в больнице в качестве "жены" Ландау? - Тут я позволю себе немного пофантазировать. Думаю, что это идея Евгения Михайловича. Если бы у него все получилось, как он задумал, то проблема с украденными подарками рассосалась бы. Он же не мог тогда знать, что отец так никогда и не оправится от полученных травм и, по-видимому, всерьез боялся последствий своего "необдуманного" поступка.

***

   Теперь несколько фрагментов второй статьи Горобца, которые мне хотелось прокомментировать.

   Горобец: Для оценки творческого потенциала Ландау после катастрофы мне представляется самым важным простой научно-исторический факт: в этот период Львом Ландау не было опубликовано ни одной научной работы. Все остальное - детали.

   ИЛ: Не очень понимаю, какой смысл вкладывается здесь в слово "потенциал". Как я уже писал, все 6 лет, которые отец прожил после аварии, он был тежелобольным человеком и страдал от сильных болей. Естественно, что в таком состоянии, ему было не до научных публикаций. У меня ощущение, что Горобец пытается создать впечатление об умственной неполноценности Ландау после аварии. Именно поэтому он пишет, что Ландау "мучило сознание собственного творческого бессилия". Сознание бессилия отца, конечно же, мучило, но не творческого, а физического.

   Горобец: Отсюда следует - Ландау не мог прямо участвовать в продолжение главного дела его жизни - написании Курса.

   ИЛ: Бред собачий! Да, после аварии отец не участвовал в работе над курсом теоретической физики, но сказать, что "Курс" был главным делом его жизни - полная глупость. Главным для него была наука, а книги он писал в свободное от нее время. Думаю, что это было для него своего рода отдыхом.

   Горобец: Ученики оказались благодарными. Наряду с обычной титульной страницей, содержавшей фамилии трех действительных авторов тома, Лифшиц добился (это было нестандартно и потому нелегко) в издательстве разрешения, чтобы этой странице предшествовала еще одна титульная, с двумя именами основных авторов всего многотомного Курса: Л.Д. Ландау и Е.М. Лифшиц.

   ИЛ: Потрясающее высказывание, если вдуматься. Неужели кто-то может всерьез подумать, что для Ландау так уж много чести красоваться на "еще одной титульной странице" книги или книг, которые он не писал???

   И, конечно же, Лифшиц добился этого вовсе не из благодарности. А почему? - Очень просто, гонорары, которые выплачивались на западе (сейчас и в России такие правила), были прямо пропорциональны количеству проданных книг. И какая книга будет лучше продаваться - с фамилией Ландау или без? Сам Горобец назвал свою новую книгу "Круг Ландау", хотя гораздо белее естественным было бы "Круг Лифшица". Но кто же купит книгу с таким названием? А книгу с названием "Круг Ландау" будут покупать, несмотря на ее более чем умеренные достоинства, просто из-за имени на обложке.