Журнал Q 10 2012 - Журнал Q

Целую Вас и Шурочку. Привет Танечке.

Кора

***

  Когда мать вышла из больницы, ей предъявили список "долгов". Должен сразу сказать, что это не только очень расстроило мою мать, но и чрезвычайно ее обидело. Дело в том, что эти деньги были собраны не самыми бедными людьми, каждый из которых внес незначительную, по своим доходам, сумму и требовать все эти деньги в той ситуации, в которой мы в тот момент оказались, было, по меньшей мере, не очень этично.

   Расплатиться с этими долгами удалось не сразу. Несмотря на довольно большую академическую зарплату, особых сбережений не было. Если, что и было на отцовских сберкнижках, то оно, естественно, было недоступно. Зарплату в институте платить перестали - поездка в Дубну была в воскресенье и ее расценили, как несчастный случай в быту, которые в те времена не оплачивались. Кое-как перебились, а потом, учитывая то, что отец ехал в Дубну и должен был встречаться с тамошними физиками, аварию переквалифицировали в несчастный случай на производстве и с деньгами стало легче.

   Элла Рындина: Когда родился Гарик в июле 1946 года, по словам Дау, Кора хотела, чтобы Гарик носил фамилию Ландау и был русским. Дау встал на дыбы: "Если Ландау то еврей, а если хочешь записать его русским, то пусть будет Дробанцевым. Это же смешно - Ландау - и русский". Поскольку переспорить его было невозможно, то Кора согласилась, и они сошлись на решении записать Гарика под фамилией Ландау.

   И.Л.: Ни слова правды. Поскольку этот фрагмент не только поливает грязью меня и мою мать, но и полностью извращает взгляды отца, напишу, что же было с национальностью Гарика на самом деле.

   Прежде всего, для отца не существовало понятие национальности, который здесь вкладывает Элла. Для него было совершенно неважно еврей, грузин или русский. Ему было наплевать на этническое происхождение. Да, он был евреем, но не считал это ни достоинством, ни недостатком.

   Что же было с "национальностью Гарика"? Все знают, что мы жили тогда в стране, в которой быть евреем было не очень хорошо, а иногда и опасно. Именно поэтому и отец, и мать хотели, чтобы у меня в паспорте было написано "русский". Никаких дискуссий по этому поводу не было никогда. Отец, правда, очень боялся, что, если моя фамилия будет Ландау, то запись в паспорте может и не помочь. Именно поэтому он долго уговаривал мою мать записать меня под фамилией Дробанцев, а мать была категорически против. Вот, собственно, и все.

   Нет, не все. Хочу еще напомнить, что по существовавшим тогда законам, национальность человека фиксировалась в 16 лет при выдаче паспорта. Если национальности родителей различались, можно было выбрать любую, Причем этот выбор делался не родителями, а человеком, получающим паспорт. Так что все претензии ко мне.

   Элла Рындина: В марте 1962 года Дау перевели в Институт нейрохирургии им. Бурденко, но Коре там страшно не понравилось. Ей казалось, что врачи не считаются с нею и ее мнением, что они, лучшие нейрохирурги и невропатологи Советского Союза, "не понимают его болезни"...

   И.Л.: Но ведь так оно и было! Это ведь они утверждали, что все отцовские боли центральномозгового происхождения (фантомные). К сожалению то, что это не так, выяснилась только при посмертном вскрытии. Не был он в то время нейрохирургическим больным. И невропатологи были абсолютно не при чем. Не знали "лучшие нейрохирурги и невропатологи Советского Союза", что бывает спаечная болезнь! Может быть, если бы матери удалось тогда сменить врачей, отец смог бы в декабре полететь в Стокгольм за своей Нобелевской премией...

   Элла Рындина: Я приезжала из Дубны его, мы гуляли по садику, читали стихи. Разговаривать с ним было трудно. Иногда он говорил: "Сегодня мне плохо, приходи завтра".

   И.Л.: Да, ему было плохо. Его постоянно мучили боли. Боли, которые иногда несколько ослаблялись, иногда усиливались, но никогда не проходили. Да, он надеялся, что они пройдут - без такой надежды и жить, наверное, было бы невозможно. Самое горькое - это сознавать, насколько легко его можно было тогда вылечить. Нужны были только правильный диагноз и хороший хирург...

   Элла Рындина: ...он говорил: "Я, наверное, теперь теорфизикой заниматься не смогу. Буду заниматься математикой для начала".

   И.Л.: А еще он часто говорил, что ему теперь потребуется не меньше полугода, чтобы изучить то, что было сделано в физике за эти годы.

   Элла Рындина: В последний раз я видела его в день его шестидесятилетия 22 января 1968 года. Он был грустен - по-моему, не очень понимал, что у него была круглая дата.

   И.Л.: Нет, понимал. Конечно же, понимал, но это его совсем не радовало. Он же понимал, что болеет уже более 6и лет... Часто с грустной улыбкой повторял: "да, взяли кота поперек живота..."

Эта фотография была сделана на шестидесятилетии, которое праздновалось в Институте за два с небольшим месяца до смерти. Отец (слева) знакомится с Александром Галичем, которого он никогда раньше не видел. Оставляю читателю судить понимает ли он, что происходит вокруг него или нет.

   Элла Рындина: ...Кора, увидев меня, истерически завопила, обращаясь к Гарику: "Вышвырни её отсюда, всё случилось из-за нее!". Я стояла, как вкопанная. К чести Гарика, он направился не ко мне, а к матери, взял её за плечи и увел в комнату...

   И.Л.: Этот фрагмент я обязательно должен прокомментировать. Откуда же взялась эта ничем не прикрытая ненависть? - Давайте прочитаем другую цитату из этих же воспоминаний:

   "7 января 1962 года по дороге в Дубну Дау попал в автокатастрофу. Он ехал ко мне. Он беспокоился за меня, 11 ноября 1961 г. он написал моим родителям: 'Дорогие друзья, что там с Элкой?' ..."

   Да, моя мать обвиняла Эллу в трагедии, случившейся с отцом. Конечно же, это было несправедливо. Это был несчастный случай и Элла была совершенно не при чем. Но понять мою мать, мне кажется, можно. Тем более, что все 6 лет болезни отношение и поведение Эллы и ее родителей по отношению к моей матери оставляли желать много лучшего.

   Хуже того, они всегда поддерживали Е.М. Лифшица во всем, что касалось выбора врачей и лечения, сформировав таким образом очень сильную команду из "ближайшего друга" и родной сестры. Больно об этом писать, но они (я имею в виду Эллу и ее родителей), сами того не желая, существенно уменьшили шансы моего отца на выздоровление. С Лифшицем же, как я уже писал в своем ответе Горелику, ситуация была иной и для него выздоровление отца было бы личной трагедией.

3. ЧТО ЕЩЕ ПИШУТ ПРО ЛАНДАУ?

   Есть еще один автор, пишущий "произведения" о моем отце. Это Борис Горобец. Я знаю о двух его работах: "Секретный сотрудник рядом с академиком Ландау" и "Прогулка воскрешенного". Из сведений об авторе мы узнаем, что Борис Горобец - доктор геолого-минералогических наук. Какое, спросите вы, имеет отношение геология к Ландау? - Те, кто читал книгу моей матери, могут догадаться, что дело здесь, скорее, в фамилии автора, чем в его специальности, а для тех, кто нет, придется пояснить, что Е.М. Лифшиц, о котором я уже писал, был отчимом Бориса Горобца. Полагая, что светлая память о Евгении Михайловиче была осквернена книгой моей матери, он решительно бросился на защиту. Те из вас, кто осилил предыдущий текст, знают мое более чем скептическое отношение к Евгению Михайловичу и на следующих нескольких страницах я попытаюсь прокомментировать некоторые из утверждений Горобца.

   Эта часть была написана до того, как Горобец опубликовал свою книгу, и касается только двух вышеупомянутых статей.

   В данном случае я не буду приводить ссылку на оригинальные статьи - желающие могут сами поискать в интернете. Гугл и Яндекс знают все. Не буду я придерживаться и никакого особого порядка в выборе отрывков. Основная идея первого "произведения" - это то, что мама была агентом КГБ, шпионящим за Л.Д. Ландау. Для подкрепления этой гипотезы он приводит и анализирует различные "факты". Давайте, однако, проверим их достоверность.

***

   Горобец: Случай второй - куда более реальный (см. письмо Ландау к жене от 23 августа 1945 г. о его намерении развестись с Корой; копия письма сохранилась у Е.М. Лифшица и напечатана в журнале "Преподавание физики в высшей школе" (2000, # 18).

   ИЛ: Я начал с этого отрывка потому, что он исключительно характерен для Горобца. Ссылка на журнал придает написанному вранью документальную правдоподобность. Найти этот журнал в интернете мне не удалось...

   Это кусочек из того, что я написал, не имея возможности видеть само письмо. Теперь, когда Б. Горобец его опубликовал, я должен признать, что письмо принадлежит моему отцу - его стиль очень трудно спутать и, думаю, не очень легко подделать. Я бы даже извинился перед Борисом, если бы он в той своей статье не исказил смысл этого письма. Он написал о намерении развестись и это ввело меня в заблуждение. А там ничего такого не было. Судите сами: