Молчи - Б. Т. Урруэла
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мой младший брат?
Она подумала об Адаме. Ее милом, отзывчивом, добросердечном младшим брате. Единственном друге, помимо Эйприл, с которым она выросла. Его не было здесь, потому что, он пытался пробиться мимо санитаров или врачей, требуя встречи с сестрой. Это дало бы ей понять все о том, как он сильно скучал по ней, как думал о ней, в отличие от ее собственных постоянных мыслей и мечтаний о младшем брате, который всегда заботился о ней, когда они были детьми, даже если иногда они хотели поубивать друг друга.
Но ей хотелось ошибаться. Она надеялась, что он живет в Европе, в каком-нибудь особняке или путешествует по Гималаям, живя той жизнью, которую заслуживал. И что сейчас, он садился на частный самолет, который доставил бы его прямиком к главному входу больницы. Вот и все.
— Может быть, нам стоит поговорить снаружи, — сказал Мэддокс, как будто мог видеть отчаяние в ее глазах. Он знал, как они близки с братом. Была причина, по которой он не мог смотреть ей в глаза, не мог сказать то, что должен был.
Ее внутренности сжались.
— Нет, — процедила она сквозь зубы. — Просто расскажи мне, что случилось с моим младшим братом, — она говорила очень уверенно, надеясь скрыть тот факт, что ноги не удержат ее, если она попытается пошевелиться.
Казалось, что Мэддоксу было неуютно, больно. Она хотела, почувствовать жалость к нему, но она этого не чувствовала. Так как дискомфорт и боль не были для нее чем-то примечательным.
— Выкладывай, — резко бросила она, когда он замолчал на секунду дольше, чем следовало.
— Я пытался ему помочь, — ответил Мэддокс, это ощущалось так, будто лезвие ножа разрезает ее кожу. — Я пытался увести его подальше от… дурного влияния. Даже сказал ему, что если он исправится и закончит академию, то сможет работать в департаменте, — его голос сорвался.
Он прочистил горло. Его глаза наполнились слезами.
Ее — нет.
— Какое-то время я думал, что у него все получится, — продолжал Мэддокс. — Но он просто… вышел из-под контроля. Перестал ко мне приходить, отвечать на звонки. Мы потеряли связь.
Пальцы Орион врезались в собственные ладони с силой, которую она использовала, чтобы не шевелиться.
— Он мертв? — спросила она.
Ей не нужна была эта гребаная предыстория того, как он скатился по наклонной.
Мэддокс напрягся.
— Да, Орион… он умер.
Она кивнула один раз, все ее тело покалывало, а затем блаженно онемело. Ей не следовало позволять себе надеяться на что-то.
Жаклин взяла Орион за руку, сжала один раз, затем отпустила. Она рассказывала им об Адаме. Они вместе фантазировали о том, где он сейчас мог быть. По крайней мере, теперь она узнала где он был. Гнил в земле.
— Мне так жаль, Ри. Правда, — сказал Мэддокс почти шепотом.
Она напряглась.
— Орион.
Он снова вздрогнул. Еще один балл в ее пользу.
— Мне очень жаль, Орион. Я знаю, ты не это хотела услышать. Жаль, что у меня нет новостей получше.
А чего еще она могла ожидать? Что ее родители будут надеяться на ее благополучное возвращение? Размещать информацию на коробках с хлопьями, посвятят свою жизнь пропавшей дочери? Их жизнь всегда была посвящена только их собственному уничтожению.
И Адам…
Даже мысль о его имени чуть не заставила ее потерять сознание от горя, от того, что она так и не попрощалась.
Нарушив жуткую тишину, в комнату вошла миниатюрная женщина в полицейской форме и с короткой стрижкой. Оба мужчины обернулись при ее приближении, а три девушки, сидящие на кровати, напряглись.
— Я принесла все, что вы просили, — обратилась женщина к Мэддоксу, бросая сумки на пол и тяжело вздыхая. — Фургон Джейка ждет на заднем дворе, с ним несколько агентов под прикрытием. Пока никаких журналистов.
— Отлично. Что на счет главного входа? — спросил Мэддокс, поднимая вещи с пола.
Женщина ухмыльнулась Мэддоксу, пока он вручал каждой девушке по сумке.
— А ты как думаешь? — сухо спросила она.
Мэддокс улыбнулся, кивнул, а затем его взгляд устремился на Орион, когда он протянул ей последнюю сумку.
— Орион… — он замолчал. Его глаза заблестели. Рука, державшая пакет, задрожала.
Орион стиснула зубы, забирая сумку, и ответила:
— Все нормально.
— Леди, собирайтесь не спеша, мы будем ждать вас внизу, у главных лифтов, — сказал Эрик с безопасной и отработанной улыбкой на лице. Очевидно, что у него был большой опыт в том, как успокаивать жертв. Знал, как показаться безобидным.
Или, по крайней мере, так казалось. Орион знала, что нет такого понятия, как безобидное существо, когда оно оказывается скрыто в темном углу. Когда ему предоставляется возможность разыграть свои самые мрачные фантазии, и когда оно уверено в том, что этого никто не увидит.
Жаклин уже рылась в своей сумке, шелест бумаги вернул Орион в настоящее.
Шелби кивнула Эрику, сжимая сумку в своих маленьких руках. Ее глаза слезились, тело тряслось.
— Конечно, Большой Эр, — ответила Орион.
Он усмехнулся. Так легко. В другой жизни это был бы приятный звук.
Но у Орион не было другой жизни.
Только эта.
Не было места для приятных смешков или воссоединения с парнем, которого она любила, с парнем, по которому она тосковала все время находясь в плену.
Была только жажда мести.
Глава 4
Мэддокс спокойно вышел из больничной палаты и прошел по коридору. Его шаги были решительными, тяжелыми. Он вздернул подбородок и кивнул докторам и медсестрам, которые показались ему знакомыми.
В свою очередь для них он определено был знаком. За эти годы он много раз ходил по этим коридорам. Опрашивал жертв, преступников. Заглядывал к коллегам или друзьям. И на этот раз он должен был обеспечить безопасность этих трех девушек. Жертв. Ему нужно было допросить их, чтобы узнать их историю. Печальную историю, конечно же. Когда дело доходило до жертв изнасилований, это всегда его потрясало.
Предполагалось, что все будет как обычно.
Пока он не вошел в палату. Пока эти глаза не поразили его.
Глаза Ри в теле женщины. Красивой женщины, конечно же, потому что всегда подразумевалось, что с годами она будет становиться только красивее, даже если и росла в уродстве. Он заметил это много лет назад. То, как она расцвела. Маленькая девочка, которую его сестра однажды привела домой, когда он учился в четвертом классе, стала взрослой девушкой на его глазах. Когда ему было шестнадцать, а ей четырнадцать, он знал, что это еще не все. Он предполагал, что она вытянется, черты лица станут резче. Ее женственность