Саблями крещенные - Богдан Сушинский

— Вы правы, Ваше Величество, — мгновенно подхватил ее мысль Мазарини. — Думать должны мы. И в?!от вам первая неувядаемо-свежая мысль. Если вы, господин главнокомандующий, осознаете, что войну не то что невозможно выиграть, но невозможно даже завершить на более или менее приемлемых условиях перемирия, тогда почему вы просите у Ее Величества солдат, а не мира?

— Потому что я — главнокомандующий войсками Франции, а не временный поверенный в Испании.

— Но главнокомандующий, который категорически утверждает, что в этой войне его армия победить не способна. Что, однако, не мешает ему требовать все новые и новые полки.

— Без которых не способен победить ни один полководец мира, будь он хоть трижды Великим Моголом! [8] — пафосно парировал принц де Конде.

Королева и кардинал молниеносно обменялись взглядами. При этом лицо Мазарини озарила улыбка, предвещающая очередное коварство. В то время как взгляд королевы буквально умолял: «Уймитесь, кардинал! Не то время сейчас, чтобы затевать ссору со всем родом Бурбонов! Или хотя бы объясните, к чему клоните».

— Присядьте, господа, и давайте все спокойно обсудим.

Из вежливости Мазарини позволил главнокомандующему опуститься в кресло первым. Заметив при этом, что и в венское кресло он плюхается, как в седло.

— До меня доходят слухи, что в каждом бою казаки действительно сражаются, подобно последним защитникам крепости, осажденной сарацинами. Особенно это касается полковника Гяура и степных рыцарей. Это так?

Принц прекрасно понимал, что вопрос был задан Мазарини исключительно в знак примирения. Столь же спокойный и ни к чему не обязывающий ответ помог бы им всем троим вернуться к тому, ради чего они здесь собрались.

— Особенно полковника Гяура, — сдержанно согласился де Конде.

— Мне даже сообщили, что он намеревается вступить в бой с кораблями, рейдирующими у нашего побережья.

— Да? Впервые слышу, — сухо отчеканил главнокомандующий. — Интересно, каким это образом он собирается отпугивать военные галеоны испанцев? Кавалерийскими наскоками? Нужен флот, господин первый министр. Я давно требовал, чтобы все корабли, имеющиеся у нас на Средиземном море, были переведены к северным берегам. Сейчас они нужны здесь, а не у берегов Корсики. Именно здесь и именно сейчас.

— Разве я возражал? Только смогут ли они пройти мимо Геркулесовых столбов, по блокированному испанским флотом проливу? — позволил себе примирительно улыбнуться Мазарини, словно сообщал главнокомандующему что-то очень приятное. — А казаки, как мне сообщали люди, поддерживающие связь с их командирами, имеют немалый опыт морских походов против крымских татар и даже осман. Подумайте об этом.

— Тогда тем более вам, господин первый министр, следовало бы немедленно подумать о найме нового отряда казаков.

— А, по-моему, вы опять увлеклись, господа, — вмешалась королева, до сих пор напряженно следившая за их словесной дуэлью. — Помнится, мы решили серьезно заняться подготовкой к заключению мира.

— Не одержав хотя бы одной значительной победы? — изумился теперь уже не главнокомандующий, а кардинал, только что ратовавший за то, чтобы ссору с испанцами завершить миром.

Это заставило принца по-казарменному громко расхохотаться.

— Что вас так рассмешило, мессир? — оскорбленно поинтересовался Мазарини. — Снизойти до мира, конечно, почетнее. Но мы пока что не можем позволить себе этого. Другое дело — спастись бегством от поражения за статьями мирного договора. В этом мы еще способны преуспеть. Вот мы и должны думать, как спастись этим самый «бегством», пока идальго все еще считают нас государством, а не развалиной. И выход здесь один — выиграть крупное сражение. Достаточно крупное для того, чтобы потом предъявить его испанцам в качестве аргумента, предшествующего ультиматуму.

— Первый министр прав, мессир, — усталым, почти безразличным голосом поддержала кардинала Анна Австрийская, которой хотелось поскорее прийти к какому-то окончательному решению. Хотя уже поняла, что найти такое решение сегодня не удастся.

— И мой вам совет, принц, — продолжил Мазарини, — не жалейте казаков. Спустите на испанцев этого дьявола в человеческой плоти, Гяура, не скупясь при этом на награды, а если понадобится, то и на генеральский чин.

— Речь может идти даже о чине полевого маршала?

— А почему бы и нет? — взглянул Мазарини на королеву, заручившись ее молчаливой поддержкой. — С полковником Сирко сложнее. Он дождется конца контракта и вернется на Украину. Если только дождется, поскольку стало известно, что в Польше опять становится неспокойно, и его сабли могут понадобиться если не самому королю, то уж его противникам — точно. А Гяур, похоже, способен надолго задержаться в одном из замков или поместий Франции. Не зря же на его имя уже приобретено поместье неподалеку от Шварценгрюндена.

Брови де Конде медленно поползли вверх. И не только в связи с сообщением о поместье у стен Шварценгрюндена. Просто теперь он, наконец, понял, из каких источников и по каким каналам попадает к первому министру информация о делах на фронте и доблести казаков. Ему не трудно было определить, что и в этот раз не обошлось без «личного взгляда и особого мнения» графини де Ляфер. Ей же, очевидно, принадлежит и прошение относительно генеральского чина.

— Хорошо, — резко, властно поднялся главнокомандующий. — Я брошу к вашим ногам победу, из тех, без которой терпят поражение все наши послы. Такую победу я жертвенно поднесу вам, даже не получив подкрепления.

12

«…Что касается способа ведения войны на суше, то казаки предстают лучшими пехотинцами, нежели кавалеристами; они выносливы и неутомимы, подчиняются своим предводителям, с необычным мастерством выполняют земляные работы и укрепляются не только с помощью валов, но и используя для этого свои повозки. Они настолько сильны за этими своими передвижными крепостями, крайне необходимыми в безлюдных степях, где то и дело на них нападают татары, что тысяча защищенных таким способом казаков оказывает сопротивление шести тысячам неверных, которые совсем не слазят с коней и которых задерживает любой ров, любая наименьшая преграда…» [9]

Секретарь французского посольства в Польше Пьер де Шевалье отложил перо и задумчиво посмотрел в просвет между пологами шатра. Теперь солнце уже не заглядывало в походную обитель, а пробивалось почти через ее купол, наполняя сиянием и теплом.

— Вы все еще пишете, господин секретарь? — возникла в проеме шатра костлявая фигура полковника Голембского.