Лягушка (Повесть и рассказы) - Лариса Евгеньева

— Ты жалеешь, что не сдала их в детдом?

— В детдом?.. Разве речь об этом? Боюсь, что ты не поймешь… Когда вырастают дети у матери, ей остается память еще об очень и очень многом… А я вроде бы и мать и в то же время — одинокая, несчастная старуха.

— Кто в этом виноват? — спросила Эра.

— Да никто. Разве я ищу виноватых? — Тетушка, забывшись, всхлипнула и, засунув руку под подушку, достала скомканный носовой платок. — Со мной считаются, со мной советуются, меня сажают на почетное место… Твой отец, например, когда ты родилась, отбил мне телеграмму: «Родилась девочка зпт имя твое усмотрение тчк». Я долго думала, рылась в телефонных справочниках, журналах, календарях — искала имя. И в конце концов написала, чтобы тебя назвали Эрой. Может, я и не права, однако мне кажется, что имя в какой-то степени определяет судьбу человека. Эра!.. Что-то масштабное, так сказать, эпохальное. А вот меня назвали Соней — вот я и проспала всю свою жизнь.

— Тетя, ведь София — значит «мудрость»!

— Много ли в ней счастья, в этой самой мудрости?

— Ты не должна так говорить. Мы все тебя любим. И потом, если тебе надоест у нас, ты можешь поехать к дяде Косте или дяде Володе… Если тебе станет скучно.

— Разве дело в скуке? Впрочем, я же говорила, что ты не поймешь.

— Ну если тебе этот человек… — Эра запнулась, чувствуя, что заливается краской, но все же договорила: — Ну, нравится… тогда зачем ты с ним поругалась? Людям надо прощать ошибки! Он просил прощения, а ты на него накричала. Я считаю, тебе надо было переступить через свое самолюбие. И в конце концов — что он такого сделал?! Я думаю…

— А я думаю, — перебила ее тетушка, — тебе давно уже время спать. Кроме того, мне не нравится твой прокурорский тон. Спокойной ночи.

И тетушка повернулась к стене, давая понять, что разговор окончен.

Разложив на столе анкеты, Маргарита Викторовна сказала:

— Итак, после анкетирования я могу с полным основанием утверждать, что у меня сложился полномерный и объективный образ класса. Разумеется, были и неожиданные открытия, но, в общем, результат анкет в преобладающей степени подтвердил мое уже сложившееся мнение о характерах и склонностях учеников. Например. Лишь один человек из класса написал, что ему нравится классический джаз. Увы, это печальная правда. Серьезная, глубокая музыка не принадлежит к сфере ваших, дорогие мои, увлечений. На вопрос «Чем является для тебя школа?» я получила в одной из анкет вот такой ответ: «Повинностью». Если я и могу за что-нибудь его похвалить, то только за искренность. — Движением руки прекратив хихиканье, донесшееся из разных концов класса, Маргарита Викторовна продолжала: — Не слишком веселое впечатление оставляют ответы на вопрос о ваших литературных, если можно так выразиться, пристрастиях. Детективы, детективы, детективы. Фантастика, фантастика. В одной из анкет читаю: «Про любовь». Простите, но что сие значит? Про любовь — это и лирическое стихотворение, и античный роман, и французский роман девятнадцатого века, и современная отечественная проза… Что конкретно означает эта зыбкая формулировка?

Верочка Облакевич, видя направленный на нее взгляд Маргариты Викторовны, захлопала ресницами и покраснела до самых корней волос, а Маргарита Викторовна закончила, сведя к переносице густые, вразлет, брови:

— Увы, это означает лишь одно: вашу ужасающую литературную неразвитость. И мне, педагогу-литератору, читать подобное обидно вдвойне, хотя моей вины в этом как будто и нет — слишком еще мало времени я с вами.

— И вот перед нею открылась безрадостная картина, — с насмешкой пробормотал Мурашов, однако Маргарита Викторовна его услышала.

— Нет, встречаются и радующие глаз пейзажи, — парировала она так же насмешливо. — На вопрос, для чего дана человеку молодость, одна ученица дала прекрасный, по-моему, ответ: «Для свершений».

Курдюмова скромно потупилась, стараясь согнать с лица довольную улыбку.

— Да, это Валя написала, — подтвердила Маргарита Викторовна. Молодец, Валя, я за тебя рада. А вот Эра меня разочаровала, написала: «Чтобы жить». Разумеется, жить. Но как?.. От Эры я ожидала более вдумчивого ответа. Разочаровали меня и ваши планы на будущее, точнее, преобладающее отсутствие всяких планов. Неужели в четырнадцать лет у вас нет никаких конкретных мыслей по этому поводу? «Устроиться в институт…» В какой? И что значит — устроиться? «Пойду куда-нибудь на работу». Но куда? Что это — безразличие, инфантильность или полное безмыслие? А вот еще один перл: «Женюсь».

— А что, нельзя? — стараясь перекричать хохот, радостно завопил Будашкин.

Не реагируя на Будашкина, Маргарита Викторовна переждала, пока утихнет хохот.

— Не сомневаюсь, Будашкин, что ты действительно женишься, но вот будет ли кому от этого польза — сомневаюсь очень и очень.

Будашкин растерянно посмотрел на Маргариту Викторовну, подозревая в ее реплике что-то для себя обидное, однако не в состоянии понять, что же именно, а она продолжала:

— Но в чем широчайшего диапазона разнообразие — так это в ответах на вопрос о выигранной сумме денег. Однако и тут есть общая черта преобладающий в ответах меркантилизм. Печально читать написанное юной девушкой: «Накуплю драгоценностей». Той самой девушкой, которая считает, что молодость дана ей для свершений!

Курдюмова, вздрогнув, закусила губу.

— Или вот ответ на вопрос «На что ты обращаешь внимание, знакомясь с новым человеком?»: «Я вообще предпочитаю, чтобы меня отделяла от людей определенная дистанция, поэтому, знакомясь, я обращаю внимание на цвет его волос». Неплохой образчик абстрактного юмора, однако в каждой шутке есть доля правды. Этот человек действительно ведет себя таким образом, чтобы показать, что от остальных его отделяет некая дистанция, однако это не более чем поза. Жалкая, я бы сказала, поза и ни на чем не основанная.

Все зашевелились, поворачиваясь в сторону Мурашова, однако он сидел как ни в чем не бывало, рисуя узоры на обложке дневника.

— В общем, придется признать, что к анкетированию класс отнесся без должной серьезности, — хлопнув ладонью по стопке анкет, проговорила Маргарита Викторовна. — Большинство просто сочло за непосильный труд лишних полминуты подумать над вопросом! Как можно на вопрос «Где ты больше всего любишь проводить время?» ответить «Везде»? Эра, я спрашиваю тебя. Откуда такая леность ума?

— Я… написала то, что думала, — растерянно пролепетала Эра.

— Думала?.. Признаков мышления я здесь как раз и не нахожу.

— А если бы она написала: «В читальном зале городской библиотеки» вам бы понравилось? — с невинным видом спросил Мурашов.

— Мне бы понравился любой, подчеркиваю, любой обдуманный ответ. Но не отписка! Кстати, как назвать ваш ответ на этот же вопрос: «Там, куда не ходят кенгуру и жирафа»? Это что, снова шутка? И почему «жирафа», а не «жираф»?

— Потому что женского рода, — с усмешкой объяснил Мурашов.

Маргарита Викторовна взглянула на него быстро и внимательно; Мурашов тоже глядел на нее прищурясь, и Маргарита Викторовна первой отвела глаза. Лицо у нее вдруг стало каким-то совершенно детским, а нижняя губа оттопырилась, словно она вот-вот заплачет. Ничего не понимая, Эра наблюдала этот безмолвный, но определенно что-то для них обоих значащий обмен взглядами.

— И вообще, надо понимать, где место для зубоскальства, а где нет! — выкрикнула Маргарита Викторовна, отшвыривая листок анкеты. Она побарабанила пальцами по столу, пытаясь успокоиться, и снова взяла все тот же листок. — Простой, ясный, понятный вопрос: «Чего, по-твоему, недостает твоим родителям?» А наш классный Сократ, не в силах удержаться от оригинальничанья, выводит загадочные письмена: «Н. в. у. д.». Будьте милостивы нам объяснить, что сие мудрствование значит? — Маргарита Викторовна поклонилась в сторону Мурашова.

— Это значит, во-первых, что я свою анкету не подписывал, и поэтому можно было догадаться, что у меня не было ни малейшего желания выслушивать из нее выдержки. Наверное, и у остальных тоже. А во-вторых, если вы уж такая догадливая, могли бы и сами расшифровать. Это всего-навсего значит: «Не вашего ума дело».

Прозвенел звонок, и в дверь тотчас просунулась усатая физиономия десятиклассника — начиналась вторая смена.

— До свидания, — не поднимая глаз, сказала Маргарита Викторовна и вышла, оставив на столе разбросанные анкеты.

Заглянув в учительскую, Эра увидела, что Маргариты Викторовны там нет, однако в следующий миг она услышала чей-то успокаивающий голос и прерывистый, тихий голос Маргариты Викторовны:

— Нет, нет… все в порядке, не беспокойтесь…

Эра нерешительно заглянула за шкаф, в котором хранились классные журналы и дверца которого была сейчас открыта, и между боком шкафа и окном увидела Маргариту Викторовну. Та сидела на плотно вдвинутом сюда стуле, вжавшись в стену, точно желая раствориться, слиться с ней, лицо у нее было опухшим и блестящим от слез, а рядом стояла пожилая химичка и что-то успокаивающе бубнила, протягивая Маргарите Викторовне стакан с водой.