Заговор корсиканок - Шарль Эксбрайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишель».
– Только не забудь принести письмо обратно, Коломба! Мы не можем оставлять ни малейших следов, иначе малыш Сервионе живо на нас насядет.
– Неглупый парень!
Базилия гордо выпрямилась:
– Не зря же он родился в Корте!
Соперничество городов по-прежнему воспламеняло кровь в этих изношенных за долгие годы телах.
– Так, значит, тех, кто родился в Аяччо, ты считаешь дураками?
– Нет, но все-таки… это не одно и то же!
– Конечно, не одно и то же! Мы как-никак горожане, а вы – деревенщина!
– А маки? Где, по-твоему, маки?
– А где родился император? Не у нас ли?
– Случайность!
– Да, но почему-то это произошло все-таки не в Корте!
– Должно быть, Бог решил, что нам это не нужно. Подобные перепалки были для старух самым любимым развлечением.
Уже по одному виду Пелиссана Консегюд и его приспешники сообразили, что парень успешно выполнил поручение. Но донжуан банды явно не спешил их обрадовать. Он спокойно уселся, попробовал выпивку, закусил и расслабился, чувствуя, что все остальные сгорают от нетерпения и вот-вот лопнут. Собственное величие опьяняло Пелиссана. В конце концов главарю пришлось его поторопить.
– Ну, Барнабе, решишься ты или нет?
– На что?
– Сообщить нам, раздобыл ли ты сведения, за которыми ходил в старый город.
– Раздобыл.
– Ну?
– Ну… – Пелиссан еще немного помедлил, растягивая удовольствие, и наконец окинул аудиторию гордым взглядом. – Можете спать спокойно – старухи не было в ущелье Вилльфранш.
Атмосфера сразу разрядилась. Бандиты принялись смеяться и болтать. Но Консегюд призвал всех к порядку.
– А доказательства у тебя есть? – спросил он.
Пелиссан с самым снисходительным видом поведал о своем посещении колбасной мадам Пастореччья. Он рассмешил приятелей, рассказывая, каким образом покорил старушку и чуть ли не влюбил в себя, напомнив о молодых годах.
– Бабка так сомлела, что не могла даже толком подумать над вопросами, которые я ей задавал, – закончил парень. – Болтала себе и болтала, даже не соображая, что говорит. В тот день Пьетрапьяна сидела в «малой Корсике» и возилась с больными корью внуками. Стало быть, можно не метать икру. За нашими подвигами никто не наблюдал, а значит, свидетелей нет.
Приятели окружили Пелиссана. Его дружески хлопали по спине, благодарили и поздравляли. Главарь выразил одобрение гораздо сдержаннее:
– Отличная работа, Пелиссан… Ты оказал нам чертовски важную услугу, и, я думаю, никто из присутствующих здесь этого не забудет.
В этот миг Барнабе не променял бы свое место на все золото мира. Не желая слишком скоро заканчивать эту сцену величайшего в его жизни торжества, он добавил:
– Кое-кого новость уже дьявольски здорово обрадовала.
– Кого же это?
– Юбера… Я заскочил на минутку в Жуан… У нашего приятеля изрядно тряслись поджилки. Похоже, легавые не желают оставить его в покое.
– Думаешь, он мог расколоться? – спросил Фред.
– Честно говоря, не знаю, но, по-моему, в следующий раз, когда понадобятся его услуги, лучше три раза подумать.
– Никакого «следующего раза» не будет… – отрезал Консегюд. – Хватит играть в американских гангстеров. Ницца вам не Чикаго. Так что удовольствуйтесь безопасной работой. После того, что нам сообщил Барнабе, комиссар Сервионе может отправляться хоть к дьяволу – нам он не страшен.
Бандиты собрались было расставаться, и в веселой прощальной суматохе неожиданный вопрос Полена Кастанье прозвучал особенно зловеще – словно в стол вдруг со свистом вонзилась стрела:
– А Мариус Бенджен?
На мгновение все окаменели. Первым пришел в себя Консегюд:
– Что Бенджен?
– То, что рассказал Барнабе, не объясняет смерть Мариуса.
Бандиты рассердились на парня за то, что он разом оживил все их тревоги. На возмутителя спокойствия обратились мрачные взгляды.
– А почему ее надо объяснять? Несчастный случай и есть несчастный случай, и вся недолга!
– И вы верите в подобные несчастные случаи, патрон?
– По правде говоря, даже не знаю, что и думать…
Барнабе, решив, что Кастанье посягнул на его триумф, набросился на юнца:
– Что это ты задумал, Полен?
– Просто пытаюсь понять.
– Нечего тут понимать. Я уже все выяснил!
– Кроме причин смерти Мариуса!
– Вот что, Полен, ты действуешь мне на нервы! Мариус помер только из-за того, что жрал и лакал все подряд! Просто он спьяну перепутал бутылки!
– Ты что же, думаешь, он держал дома цианид?
– А почему бы и нет?
– Тут есть одна загвоздка, Пелиссан. Видишь ли, цианид убивает почти мгновенно, а Мариус умер далеко от дома.
– И что же?
– Да то, что если только он не таскал цианид с собой…
– Ох, отцепись! Надоело!
– Ну, если тебя это успокоит…
Консегюду пришлось вмешаться. Во-первых, он не хотел, чтобы его люди подрались, а во-вторых, понимал, что соображения Кастанье нельзя сбрасывать со счетов.
– Выкладывай, что у тебя на уме, Полен!
– Зачем, патрон? Это никому не понравится.
– Слишком поздно! Не надо было разевать рот. А уж начал – договаривай.
– Как хотите… Я очень любил Мариуса… Да, я знаю, он был пьяницей, но очень славным малым… В трудную минуту он часто мне помогал… Короче, мы дружили… Так вот, Мариус был не так глуп, как многие думали, и очень любил жизнь. О чем он мечтал? Скопить достаточно денег и купить домик с виноградником где-нибудь в окрестностях Гаттьера или Сен-Жанне. Мариус вовсе не собирался на тот свет и больше всего боялся сдохнуть на улице…
– Ну, допустим, Мариус и в самом деле был таким, как ты говоришь, – проворчал Фред. – И что дальше?
– Все очень просто. Его прикончили.
Теперь уже Эспри счел нужным вмешаться:
– Почему?
Полен пожал плечами:
– Мариус не нажил ни одного врага.
– Похоже, что все-таки да! – хмыкнул Пелиссан.
– Я имел в виду личных врагов. По-моему, парень погиб только потому, что участвовал в экспедиции в ущелье Вилльфранш. Другого объяснения не найдешь.
Всякий раз, когда кто-то заговаривал о бойне, Фред считал, что под него копают.
– Черт возьми! – завопил он. – Барнабе тебе уже сто раз повторил, что свидетелей нет!
– А где доказательства, что ему сказали правду?
Пелиссен рассмеялся.
– Не знаю, что за игру ты затеял, малыш, и какие у тебя планы, но имей в виду: не какой-то дряхлой бабке навешать мне лапши на уши!
– Возможно! Но на твоем месте я бы очень поостерегся!
– Кого и чего?
– Тех, кто прикончил Мариуса, потому что он, как и ты, сунул нос в «малую Корсику».
– Ты мне осточертел, малыш! И если ты таким образом надеешься нагнать на меня страху – просто ошибся адресом! Чао!
Все разбрелись, позабыв пожать Кастанье руку, и лишь патрон прихватил его с собой.
– Я тебя очень уважаю, Полен. Ты самый сообразительный из всех, и мне понравилось, как ты говорил о бедняге Мариусе… Вот только… не стоит рассказывать им такие вещи, они слишком… примитивны, понимаешь? Такие люди либо сами убивают, либо убивают их… Грубый народ. Боюсь, тебе никогда не простят, что ты помешал им окончательно уверовать в полную безопасность. Эта мясорубка в ущелье Вилльфранш была ужасающей глупостью. Они это знают, но пытаются забыть. И, если не мешать, в конце концов и вправду забудут. Так, может, ты оставишь их в покое?
Комиссар Сервионе рвал и метал. Даже наиболее почтительные из подчиненных говорили, что у шефа «собачье настроение». Мимо двери кабинета ходили на цыпочках, и даже инспектор Кастелле, доверенное лицо и друг комиссара, начал подумывать, уж не попроситься ли в другое место. Сервионе приводило в ярость, что он не видел ни малейшего просвета в Расследовании убийства Пьетрапьяна. Он, конечно, знал, что убийц надо искать в непосредственном окружении Консегюда, но по-прежнему не мог обнаружить ни единой зацепки, чтобы распутать все дело. Каждое утро он искал на рабочем столе какую-нибудь запись, хоть отдаленно связанную с делом Пьетрапьяна, и всякий раз его ожидало разочарование. Оноре вызывал Кастелле и задавал уже ставший ритуальным вопрос:
– Ну что, конечно, ничего нового?
Мучаясь от стыда и унижения, тот качал головой, а Сервионе продолжал допрос:
– Вы что же, воображаете, будто мне этого достаточно?
– Вы же знаете, патрон, я делаю все, что могу…
– В таком случае придется признать, что этого очень мало.
– Но почему бы вам тогда не поручить расследование другому?
– Кажется, я не обязан объяснять вам, почему считаю нужным действовать так, а не иначе! Продолжайте искать и вынюхивать. Не может быть, чтобы рано или поздно кто-то из бандитов не ляпнул что-нибудь лишнее… а уж тогда мы займемся им вплотную!