Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год - Вокруг Света

С рассветом начинают дымить по всему городу печи. Небольшие лепешки наклеивают на внутренние раскаленные стенки маленькой лопаткой с длинной ручкой. Лепешки быстро запекаются, и через минуту-другую их вынимают и кладут на расстеленный у печи платок. Сероватый хлеб, пачкающий руки пеплом, вкусен, но и в нем, когда жуешь, скрипит песок.

Из песка насыпают и тощие грядки, которые мгновенно поглощают воду, так что через несколько минут не остается никаких следов полива. Песком занесен в нескольких местах и асфальт, ведущий к аэропорту. Пустыня вплотную приблизилась к городу, и некоторые жители на ночь уходят спать в пески — там не так жарко и комаров меньше. В песке играют в футбол. В песке проходят уроки физкультуры у школьников. В песок ходят гулять с детьми. Среди барханов назначают свидания.

Наконец, в песке за городом живут туареги-ремесленники. Со своими изделиями они выходят к аэропорту, к кемпингу, к гостинице и настойчиво, правда бесконечно извиняясь, предлагают приобрести «старинные» мечи и браслеты, незамысловатые украшения, металлические мундштуки. Если турист ничего не покупает, туареги пробуют заманить его к своим шатрам.

Мохаммед Аг Мосса долго выбирал момент, чтобы подступиться ко мне. Наконец, потупив взор, подошел.

— Не желает ли месье совершить прогулку на верблюде?

— Куда?

— В мою деревню. Посмотрите, как живут туареги. Я угощу вас туарегским чаем. Может быть, вам понравятся наши изделия,— добавил он тихо.

— А почему ты не со стадом, а здесь, в городе?

— Катаю туристов на верблюде. Показываю нашу стоянку.

Вечер у меня был свободен, и я решил проехаться по барханам четыре километра.

Старый, покрытый шрамами рыжий верблюд неохотно подогнул ноги и опустился на песок. Мохаммед помог мне устроиться в седле под хихиканье и насмешливые взгляды проходящих женщин, затем потянул веревку. Верблюд встал, и мы двинулись.

Племя гокият раскинуло лагерь на огромной территории. Тут и там разбросаны большие семейные палатки из соломенных циновок, укрепленных на кольях и веревках.

Опускалась вечерняя прохлада. Два туарега поили у колодца коз, доставая воду черным кожаным ведром. Женщины возились с голыми детьми, а мужчины, сев кружком, курили, готовили чай.

В липком маленьком граненом стаканчике подали чай и мне. Чай был очень уж сладок, как и везде в Мали, хотя готовят его здесь по-разному. Бамбара долго кипятят зеленый чай, доваривая его до почти черной густоты. Туареги лишь доводят чай до кипения и сразу снимают с огня. Но и те и другие кладут в чай чересчур много сахара. На наш вкус, во всяком случае.

К концу чаепития передо мной высилась груда поделок из крашеной кожи, пустынного янтаря, металла, камня. На традиционных туарегских копьях висели украшения, вырезанные из жестянок от кока-колы и пива. Если я проявлял интерес к какой-то безделушке, начинался настоящий торг.

Но вскоре «базар» кончился. Я вновь взгромоздился на верблюда. И, словно продолжая древнюю церемонию, а ныне игру в «караван», в скоротечных сахарских сумерках под эскортом туарегов с копьями и мечами я двинулся в обратный путь. «Корабль пустыни» проплыл по песку мимо подъезда закрытой гостиницы. Десятка полтора мужчин молились, выстроившись в ряд на бархане, неподалеку от них мерила шагами песок девушка с раскрытой тетрадкой в руках.

Апрель — конец засушливого периода. В апреле 1828 года Кайе видел здесь огромные болота и до Кабары, порта на Нигере, в девяти километрах от Томбукту, добрался по воде. Десять лет назад я уже был в этих местах. Там, где тогда резвились водоплавающие птицы, теперь лишь ветер пересыпал песок. Глаза тщетно искали хоть пятнышко воды. Но русло Нигера ушло километров на десять-пятнадцать от Кабары: река не надолго принимает суда в разгар дождей. Засуха, наступление пустыни разительно изменили этот район. Канал, некогда прорытый между Кабарой и Томбукту, сегодня обвалившийся и засыпанный песком, давно не заполнялся водой.

Вода — самое дорогое, что есть в этих местах. Утром, до включения электростанции, у колонок выстраиваются очереди с ведрами и тазами. Когда очередная авария останавливает изношенный насос, вереницы людей с ведрами на головах тянутся к колодцам в пески. Вокруг Томбукту построено более десятка бетонированных колодцев для кочевников. Соответствующая программа предусматривает доведение числа таких колодцев до полусотни. Еще один специальный проект нацелен на сооружение цепи колодцев на древнем соляном пути из Томбукту в Тауденни, вдоль караванной тропы. В рамках того же проекта «Соляной путь» ведутся с помощью специалистов одной из организаций ООН изыскательские работы на питьевую воду в районе Арауана.

Но собственно городу Томбукту это ничего не дает. И небольшая станция на солнечной энергии, качающая воду для населения Кабары, конечно, тоже не решает проблемы. Нужны более основательные сооружения, но средств в Мали пока на это не хватает.

Нет воды, нет и зелени. Утром я наблюдал, как солдаты здешнего гарнизона ведрами таскали воду для полива нескольких крохотных акаций, посаженных на центральной площади. Деревца стояли окруженные сложными металлическими конструкциями, напоминающими противотанковые ежи, на которые к тому же накинули мелкие стальные сетки. Мера эта необходима, иначе многочисленные козы, бродящие по городу, не оставят ни веток, ни коры.

Четыре года назад был создан комитет из числа видных людей города, разработавший план развития Томбукту, который здесь часто называют «планом спасения». У многих он пробудил надежду. Город собирается отпраздновать свой юбилей (условно считаемый тысячелетним), и власти хотят к этому торжеству добиться, чтобы государство выделило средства на местное сельское хозяйство, строительство отеля, модернизацию системы здравоохранения, реконструкцию аэродрома... Определенные надежды связаны и с поисками нефти в Ярба, в двухстах километрах на северо-восток от Томбукту. Ведут их западные компании, и никаких результатов поиски пока не принесли.

«Проект спасения» — здравое начинание, он должен затронуть всю социально-экономическую структуру района. И надо сказать, что отдельные его рекомендации были учтены в пятилетнем плане развития страны на 1981 — 1985 годы.

Пока же городу остается только прошлое. А ведь это — память человечества, этап цивилизации, его не могут принизить или опошлить ни трудности, одолевающие город, ни некоторые уродливые гримасы современности.

Эта мысль пришла мне, когда, стоя босиком на крыше одного из домов, я фотографировал Томбукту. Немного осела пыль, и город четко выставил свои геометрические формы. За строениями простиралась величайшая пустыня мира, из которой соляным путем веками шли и идут азалаи.

О том же я подумал, посетив Центр исторических исследований и документации имени Ахмеда Баба. Сотрудники Центра собирают и изучают древние письменные памятники. Среди их находок редчайшие вещи, уникальная переписка. Меня принял Сиди Амарульд Эли, благообразный мавр с приветливым и добрым взглядом из-под черного тюрбана. Он провел меня в библиотеку Центра и, сдернув плотное покрывало со стеклянной витрины, показал тексты, собранные со всей страны. Самыми старыми были письмена 1241 года, времен правления Сундьяты и расцвета империи Мали, найденные в походном мешке кочевника недалеко от Томбукту. Плотные желтоватые страницы скругленной по углам книги, жирная черная вязь текста. Как будто и не прошло семисот с лишним лет. Если так сохранилась бумага, то разве может истлеть человеческая память?

...Путешествующему по Западной Африке в глаза бросается частое повторение одинаковых фамилий. Они, как правило, свидетельство принадлежности к той или иной социально-профессиональной группе или указывают на географическую область проживания. По фамилии часто можно определить, к какой из этнических групп относится человек. Если, например, фамилия малийца Май-га, он, несомненно, сонгаи.

Знакомый журналист из Бамако по фамилии Майга попросил меня передать в Томбукту привет своему старшему брату, заместителю директора местного лицея. И однажды шофер Али Майга, знающий в Томбукту всех и вся, внезапно остановил свою машину посредине рыночной площади. Он указал мне на худощавого мужчину лет тридцати пяти — сорока, разговаривающего с двумя толстыми горожанами в дорогих бубу — широкополых одеяниях с роскошной вышивкой и маленьких белых ажурных шапочках.

— Вот твой Майга. А с ним еще два Майги. Один — коммерсант, другой — чиновник. Большие люди. Мои друзья. Я представился Омару Майге, и он пригласил меня встретиться на следующий день. Вывеска над воротами в просторный и нещадно прокаленный солнцем двор извещала о том, что здесь находится франко-арабский лицей.