Святой вор - Эллис Питерс

— К примеру, возчиков из Лонгнера, которые привезли лес, но отрывались от перегрузки бревен, дабы помочь нам, — предложил брат Ричард. — Надо бы спросить и их. Хоть и было темно, но как знать, может, они что-нибудь заметили.

— Мы ничего не должны упустить, — согласился аббат. — Герлуин и Тутило, насколько я знаю, еще вернутся сюда, дабы возвратить наших лошадей, но это будет только через несколько дней. А нам ждать нельзя. Сейчас они, наверное, в Вустере. Не съездишь ли ты туда, Роберт? Расспроси их, что они видели в тот день.

— Охотно съезжу, — согласился приор Роберт. — Но, святой отец! Раз уж дело так похоже на воровство, не должны ли мы известить шерифа? Быть может, он сочтет необходимым послать со мною кого-нибудь из своих людей? Не исключено, что в конце концов этим придется заняться не только нам, но и мирским властям, тем более вы говорите, что время дорого.

— Ты прав, — согласился аббат Радульфус. — Я поговорю с Хью Берингаром. А с людьми из Лонгнера надо, конечно, повидаться и послушать, что они скажут.

— Если позволите, я бы взялся за это поручение, — сказал Кадфаэль.

Ему очень не хотелось, чтобы какой-нибудь человек, вроде приора Роберта, заявился в честное семейство Эвдо Блаунта и строил там сомнительные предположения относительно их двуличия и соучастия в воровстве.

— Займись этим, Кадфаэль, — сказал аббат, нахмурившись. — Ты знаешь этих людей лучше, чем кто-либо из нас. От тебя они не станут ничего скрывать. Наш долг отыскать святую Уинифред. Завтра Хью Берингар узнает о случившемся и поступит по своему усмотрению.

Примерно через полчаса после заутрени Хью Берингар вышел из покоев аббата.

— Ну вот, насколько я понимаю, на этот раз дела у вас совсем плохи, — сказал он, садясь на скамью, что стояла у бревенчатой стены сарайчика Кадфаэля. — Как это вы умудрились проворонить свою мнимую святую? А ты, дружище, что будешь делать, если кому-нибудь взбредет в голову открыть крышку вашего замечательного ковчега?

— С чего бы это? — не очень уверенно спросил Кадфаэль.

— Да просто из любопытства, о котором тебе известно лучше моего, — усмехнулся Хью. — Почему бы и нет? Скажем, ковчег окажется там, где никто его и в глаза не видел. Надо же как-то узнать, что там у него внутри? Да ты первый сорвал бы печати!

— Я и был первый, — согласился Кадфаэль, даже не пытаясь защищаться, ибо защищаться тут было бесполезно. Ведь Хью точно знал, что именно находится в ковчеге святой Уинифред. — Но, Хью, я надеюсь, ты отдаешь себе отчет во всей тяжести моего положения.

— Что и говорить, положение тяжелое, — согласился Хью. — Но ты не беспокойся, я изо всех сил буду хранить твою тайну. Но все это становится занятным. От моих забот я могу отдохнуть до самой весны, и это дает мне возможность проехаться до Вустера. Поездка развлечет меня, даже в компании Роберта. И насколько сумею, я постараюсь блюсти твои интересы. Ну хорошо, а что сам-то ты думаешь насчет этой пропажи? Кто-нибудь и впрямь решил ограбить вас? Или во время наводнения вы просто что-то перепутали?

— Ничего мы не перепутали, — возразил Кадфаэль и поднял голову от работы: он лепил лепешечки от поноса, запас которых следовало пополнить в лазарете. — Какой-то умник украл ковчежец с алтаря и подменил его запеленутым бревном, что взял из крипты. Причем подготовил подмену заранее, чтобы осуществить в подходящий момент и чтобы никто ничего не заметил, по крайней мере сразу. Хью, мы должны отыскать пропажу!

Хью глядел на Кадфаэля через стоявшую между ними жаровню. Шериф сидел, поджав губы и сдвинув брови, — таким Кадфаэль видел его не раз с тех пор, как они познакомились впервые, когда ни один из них не знал, друг перед ним или враг, но уже тогда их тянуло друг к другу в той полусерьезной, полуозорной борьбе умов.

— Видишь ли, ты все время говоришь так, словно в этом ковчеге и впрямь лежит святая Уинифред, — сказал Хью. — Ты говоришь «она», «ее», вместо того чтобы говорить «он» и «его». Ведь тебе лучше, чем кому-либо другому, известно, что она покоится в земле Гвитерина. Разве может она находиться в двух местах одновременно?

— Ее сущность на это способна, — уверенно промолвил Кадфаэль. — Ибо и у нас она творила чудеса. Святая Уинифред пролежала в этом ковчежце целых три дня, и на него вполне могла частично перейти ее благостная сила. Разве можно ограничить эту силу местом и временем? Сказать по правде, Хью, меня беспокоит вопрос о том, что, собственно, обнаружат внутри ковчега, если кому-нибудь и впрямь взбредет в голову открыть его. Но я денно и нощно буду молиться о том, чтобы этого никогда не случилось.

— Дай бы бог, — сказал Хью. — Представляю, какой крик поднимется, если кто-нибудь все-таки сорвет с таким тщанием наложенные тобой печати, поднимет крышку и вместо останков святой девственницы обнаружит останки двадцатичетырехлетнего мужчины. Да еще в чем мать родила! Боюсь, тебе тогда не поздоровится! — Хью встал, смеясь, правда, не очень-то весело, ибо такой поворот событий не исключался, и дело могло кончиться весьма печально. — Мне пора идти и готовиться к отъезду. Приор Роберт намерен выехать сразу после трапезы. — На прощание шериф ободряюще обнял Кадфаэля за плечи. — Не бойся, ты ведь у нее любимчик, да и сама Уинифред способна постоять за себя.

— Странное дело, Хью, — неожиданно сказал Кадфаэль, когда шериф был уже в дверях. — Что-то я забеспокоился о бедняге Колумбанусе.

— О бедняге Колумбанусе? — с удивлением промолвил Хью, оборотившись к монаху. — Кадфаэль, ты не перестаешь удивлять меня. Хорош бедняга! Украл и убил! Причем для своей личной выгоды, а не ради Шрусбери и святой Уинифред.

— Это верно. Но в итоге он все потерял. И он мертв! А теперь еще лишился последнего — покоя, который обрел у нас в храме на алтаре, и оказался в незнакомом месте, где никого не знает, где у него нет ни друзей, ни врагов. А может, от него ждут теперь чудес, творить которые он не в состоянии. Так что стоит ли быть таким жестокосердным и хоть отчасти не пожалеть беднягу?

Сразу после дневной трапезы Кадфаэль отправился в Лонгнер. Молодого хозяина манора он застал дома, тот находился в кузнице и лично наблюдал за тем, как куют новый лемех для плуга. Эвдо Блаунт был прирожденным земледельцем — крупный, простоватый и честный малый. По своим внешним данным он куда более своего младшего брата подходил для службы в крепостном гарнизоне, но таких понятий, как земля, урожай и хорошо налаженное хозяйство, было для него вполне достаточно. Рано или поздно у него вырастут сыновья, которые после него станут жить и работать на этой земле. Правда, младшим сыновьям предстоит самим искать свое счастье.

— Пропала святая Уинифред? — изумился Эвдо, уразумев, из-за чего к ним приехал Кадфаэль. — Как же так вышло? Это же, черт возьми, не такая штука, чтобы сунуть ее в карман, пока никто не видит! Хочешь поговорить с Грегори и Ламбертом? Не думаешь же ты, что она им понадобилась? Ну, грузили они у вас бревна, но мои люди тут ни при чем! Ты согласен?

— Конечно, согласен! — успокоил его Кадфаэль. — Но, быть может, они случайно видели нечто такое, что мы упустили из виду. Когда их попросили помочь, они помогли, за что мы премного им благодарны. Но прежде чем искать на стороне, нужно хорошенько все проверить дома и убедиться в том, что какой-нибудь болван по ошибке не положил ее ковчег куда-нибудь не туда и что он не пребывает где-то в целости и сохранности по сию пору. В аббатстве мы уже всех расспросили, остались только двое твоих парней. Если это ничего не даст, значит, дело совсем плохо.

— Спрашивай, что хочешь, — согласился Эвдо. — Они либо в конюшне, либо в тележной. Надеюсь, они помогут тебе но сильно в этом сомневаюсь. Они привезли лес, перегрузили его и вернулись домой. Я отлично помню, как Грегори рассказывал мне о суматохе в церкви, о том, как высоко поднялась вода. Вот и все. Но ты попробуй, расспроси еще.

Эвдо доверял своим людям и не считал необходимым присутствовать при их разговоре с Кадфаэлем. Он проследил глазами, как тот пересек двор и вошел в распахнутые ворота тележной, после чего вернулся в кузницу, где раздувались мехи и стучал молот кузнеца.

Грегори и Ламберт оказались в тележной. Взявшись за оглобли, они откатывали одну из телег в угол. В воздухе все еще чувствовалось тепло и запах конского пота, ибо здесь только что распрягли лошадей. Оба они были парнями крепкими и мускулистыми, с обветренными лицами, ибо круглый год и в любую погоду им приходилось работать в поле и в лесу. Один был старше другого лет на двадцать и годился ему в отцы. Жители окрестных деревень были накрепко привязаны к земле не только потому, что являлись вилланами, но и по природной склонности. Да и жен они выбирали себе у кого-нибудь из ближайших соседей, что в итоге приводило к тому, что они были похожи друг на друга и крепко связаны родством, как члены одного клана. Валлийской породы, все они были коренастые, крепкие и выносливые.