Дядя Жора - Андрей Величко

По столыпинской реформе был разрешен выход из общины — либо с тем наделом, что имелся на момент выхода, либо с денежной компенсацией за него. Причем если община не могла оплатить оставляемую ей землю, то это делало государство, а потом сдавало ее в аренду той же общине либо образованному на ее месте обхозу. Вообще-то это был просто колхоз, но слово «коллективный» мужикам было не очень знакомо, так что он назывался «общинным хозяйством». Так вот, обхозу эти земли сдавались в аренду по пониженной ставке. Ну, а помещикам были несколько ужесточены условия залога, за малейшее нарушение которых они лишались части земли, а закон вдруг воспылал нездоровым интересом именно к этой группе населения. Нет, липовых дел им не шили, но за действительно сделанное очень быстро наступал пушной зверек с конфискацией. Причем узаконенная «сделка со следствием» в данном случае выглядела просто — сам отдай часть земли, какую — зависит от тяжести содеянного, тогда сажать не будут.

Понятно, что некоторая часть мужиков из общины вышла, если не сказать, на крыльях вылетела в первый же день реформы и на вырученные за землю деньги села пить водку. Однако даже самым экономным этого хватило только на полгода, а потом пришлось идти или в батраки к кулакам, или уезжать в город на заработки. И понятно, почему при таких сезонных рабочих Ненашеву хочется китайцев…

— Вы хоть понимаете, почему нормальные мужики неохотно идут к вам в рабочие? — поинтересовался.

— Так чего тут не понять, зимой-то им на что жить?

— А до того на что жили? На то, что осенью соберут, и впритык до нового урожая хватало в нормальный год. А у вас, при больших полях, более правильной агрономии и механизации производительность труда должна быть выше, а значит, мужик тоже должен иметь возможность сделать запасы на зиму. Она есть?

— Ну, если не лениться…

— Ясно. О программе госзаказов на сельхозпродукцию слышали? Ах, не дошла еще сюда… Ладно, это я разберусь. Значит, есть такая программа. Участвующим в ней хозяйствам бабловые кредиты идут без процентов, но эти хозяйства должны обеспечить минимальный пакет социальной защиты своим работникам. Основная потребная продукция — продукты длительного хранения. Консервный завод организовать не хотите? Заодно будет чем мужикам зимой заняться. Причем если согласитесь сделать так, чтобы кроме основной продукции он мог и еще что-нибудь полезное выпускать, вроде мин или корпусов для ракет, будет прямая материальная помощь. Правда, и комиссар третьего ранга в нагрузку — но ведь при общении с местными властями он может оказаться очень кстати. Так что подумайте. А поросенок с хреном у вашего повара замечательно получился, так ему и передайте.

После обеда я отвез свое «начальство» в управу, а сам проехался в дальний конец села, на улицу Грачи. Когда-то, лет пятьдесят вперед-назад, там жила моя первая любовь, но сейчас на месте того дома обнаружился полуразвалившийся сарай без чего бы то ни было внутри. Я проехал еще чуток, до речки Кашинки, убедился, что мост тут куда приличней, чем я его помнил по последнему посещению, и, пройдя по берегу метров сто, вышел на место, где когда-то регулярно ловил пескарей на удочку. Река была заметно полноводней, вода — чище, а пескарей в ней плавало больше, да и вроде они выглядели как-то пожирнее. А еще говорят, что в детстве все было лучше! Врут, наверное.

Глава 8

Увы — как и все остальное хорошее, мой отдых на будущей родине продолжался недолго. Следующим утром мне даже не дали выспаться — а именно, растолкали и сообщили:

— Срочная из Москвы, взорван ваш дом в Нескучном.

— Однако! — буркнул я. — Действительно, пора просыпаться.

Пока я умывался и одевался, пришла вторая депеша, с подробностями. Оказывается, в девять пятнадцать, когда я бы точно дрых, но мой двойник, на свое счастье, давно встал и разминался в саду, прилетела «Кошка». Примерно с километра она вошла в пикирование, да так и не вышла из него до самой встречи с крышей моей резиденции. Судя по всему, в «Кошке» была полутонная бомба, потому что на месте Орловского домика теперь воронка. В момент взрыва там находились дежурный секретарь и повар с помощником. Обе нелетучие кошки, то есть зверьки с хвостами, целы, в момент атаки они гуляли. Среди охраны есть раненые.

— Ох, блин, ведь только-только ремонт сделали, — вздохнул я, — а теперь, наверное, придется в Кремле бомжевать. Юрий, заводите «Чайку», через пять минут выезжаем.

За час с минутами мы одолели тридцатикилометровую полосу препятствий, то есть дорогу до Кашина, а затем «Кошка» со мной на борту взяла курс на Москву. Еще через час с небольшим мы уже садились в Тушино. Там меня уже ждал доклад из Геогиевска, от «Дома». Описано там было вот что.

Итак, в восемь утра лейтенант Коньков, кстати, участвовавший в черногорской войне, а ныне летчик-испытатель Георгиевского авиазавода, вылетел на очередное испытание новой фугасной авиабомбы. Однако над полигоном он не появился, а взял курс на Москву… Через час мой дом превратился в воронку. Через час пятнадцать, то есть когда об этом стало известно в Георгиевске, оперативный дежурный застрелился. Его помощник арестован и сейчас допрашивается. Результаты расследования будут сообщаться по мере их поступления.

На катере я быстро доплыл до места своего бывшего домовладения. Да, если новый дом строить на старом месте, то у него будут очень хорошие подвалы, подумал я, глядя на свои руины. Подбежавшие ко мне обе кошки громко, перебивая друг друга, начали жаловаться на творящиеся вокруг бардак и беспредел. Взяв их с собой, я поехал в Кремль, где имелась Гошина резиденция — он уже успел дать мне разрешение на ее временное занятие. Двойник, кстати, даром времени не терял, а сразу после взрыва вышел к сбежавшимся зевакам и сообщил, что канцлер цел, враги промахнулись, и в ближайшее время он ими займется, а вы, уважаемые, лучше шли бы себе потихоньку по домам, тут сейчас совершенно не до вас.

Так что мне оставалось только ждать хоть каких-нибудь новых вестей из Георгиевска.

Во второй половине дня они появились, но яснее от этого не стало. Лейтенант-камикадзе политикой особо не интересовался, правда, какой-то его дальний родич еще до японской войны стал инвалидом, невзначай попав под взрыв эсеровской бомбы, так что в симпатиях ко всяким левакам заподозрить его было трудно. Характер всегда имел замкнутый, а последний месяц, по мнению сослуживцев, это даже усилилось. Сирота.

Действия же аэродромного начальства, то есть оперативного дежурного, были ярким образцом бестолковости. Получив донесение о том, что в назначенное время «Кошка» не появилась над полигоном, он почему-то поднял в воздух не дежурную пару «Ишаков», а «Тузика» с наблюдателем. Полчаса этот самолетик — один! — утюжил воздух между аэродромом и полигоном, пока летнаб не заявил однозначно, что никакой катастрофы тут не было. Тем временем из Подольска сообщили, что над городом, направляясь в сторону Москвы, пролетела «Кошка» номер семьдесят три, и только тогда дежурный поднял на перехват «Ишаков». Но при всем своем преимуществе в скорости догнать беглый бомбер они никак не могли… А оперативный все тянул и тянул с докладом наверх, и решился на это только примерно тогда, когда «Кошка» уже завершила свое последнее пике. В общем, почему он застрелился, особых вопросов не вызывало. Но что-то мне показалось в представленной картине неполным…

Сирота. А жил он где, кто его растил и воспитывал? Не из-под забора же он попал в авиацию! Будем надеяться, что в следующем докладе это прояснится — заглянуть в личное дело нетрудно.

К обеду следующего дня в Кремль явилась Татьяна с докладом. Некоторое время она с любопытством оглядывалась, ибо и в Кремле вообще, и во дворце в частности была впервые в жизни, но быстро перешла к делу.

— В общих чертах дело можно считать раскрытым, — сообщила она, — правда, тут есть интересные частности, с которыми придется повозиться. Надеюсь, что это вы поручите именно мне.

— И долго еще интриговать меня будете? В конце концов, мне тоже интересно, кто заварил всю эту кашу. Неужели Пакс до наших пилотов дотянулся?

— Вот это и есть те самые тонкости, в которых надо покопаться, но не они являются основной причиной. Шеф, мне даже как-то неудобно… Однако похоже, что главная причина — вы сами. Ваша статейка в «Ведомостях» — помните? Да, та самая, про комиссаров.

Видя, что я по прежнему далек от полного понимания сути проблемы, Татьяна продолжила:

— Давайте я все по порядку изложу. Итак, родители Конькова умерли от тифа, когда ему было четыре года. Мальчика взял в семью двоюродный брат его отца. А в начале июня вы послали в Москву очередного своего комиссара, разобраться, почему полиция ничего не может или не хочет сделать с Хитровкой. Этот комиссар энергично взялся за дело, но девятнадцатого июля с ним случилось досадное происшествие — под колеса его автомобиля попал человек, вам про это наверняка докладывали.