Военные преступники Черчилль и Рузвельт. Анти-Нюрнберг - Александр Усовский

Тяжелыми танками прорыва дело не ограничивалось – следующий заказ в июле 1928 года те же «Крупп», «Даймлер» и «Рейнметалл» получили на разработку легкого танка под кодовым названием «легкий трактор», причем Управление вооружений хотело получить его максимально быстро. «Даймлер» от такой чести самоустранился, в результате чего было «Круппом» и «Рейнметаллом» построено четыре танка. Легкие танки были закончены и готовы к испытаниям через полтора года после получения заказа – за что надо сказать спасибо Межсоюзнической военной контрольной комиссии, покинувшей негостеприимную Германию в начале 1927 года.

Легкий танк должен был быть вооружен полуавтоматической 37-мм пушкой и пулеметом. Управление вооружений определило, что боезапас танка должен был состоять из 150 снарядов и 3000 патронов для пулемета. Спецификациями была задана средняя скорость в 25–30 км в час и 20 км в час – скорость при передвижении по пересеченной местности. Танк должен был быть маневренным и иметь броневую защиту, достаточную, чтобы защищать от 13-мм пуль. Он должен был уметь преодолевать траншеи шириной 1,5 метра и иметь запас хода 150 км. Танк также должен был располагать радиостанцией и по возможности уметь плавать. Максимальный вес не должен был превышать 7,5 тонны.

Конструкционно «легкий трактор» напоминал английский «Уиппет», но значительно лучше вооруженный и технически более совершенный, впрочем, это не имело особого значения. Тактическое предназначение «легкого трактора» было схожим с британскими «коллегами» – плюс к этому «немец» своим 37-мм орудием должен был уничтожать на поле боя вражеские танки.

И «гросстрактор», и «легкий трактор» были машинами традиционного типа – чего нельзя сказать о танке Отто Меркера из фирмы «Крупп». Это была крайне интересная машина – с четырьмя большими колесами и гусеничным ходом. При необходимости колеса опускались, а гусеницы поднимались, и машина могла передвигаться по шоссе на колесном ходу. Шесть опытных образцов этой технически крайне сложной машины были собраны в 1928 году. Каждый из них имел башню с автоматической 37-мм пушкой и легким пулеметом в кормовой части. Три танка имели двигатели «Benz» мощностью 50 л.с., а три – 70-сильные двигатели «NAG». Весили танки по 5,3 тонны, скорость машин на колесном ходу составляла 46 км в час, а с использованием гусениц – 23 км в час.

Иными словами, немцы тоже (хоть и частично) пали жертвами гения Кристи – но пошли по другому пути, нежели советские танковые конструкторы, создавшие серию БТ. Меркер хотел получить танк, в котором водитель, не покидая боевой машины, мог бы за минуту перейти с гусеничного на колесный ход – что довольно трудно сделать даже сейчас, при современной технологической базе. Понятно, что в 1928 году создание такой рабочей схемы натолкнулось на непроходимые трудности. Хотя германская армия отказалась от идеи колесно-гусеничного танка, Крупп отправил чертежи, Меркера и команду конструкторов на заводы «Ландсверк» в Швеции, филиал корпорации Круппа, где конструкция колесно-гусеничного танка была доработана и запущена в производство под названием «Ландсверк» L30.

Но в целом надо признать, что все немецкие танкостроительные экзерсисы донацистского периода, что называется, «в металле» были крайне скромными – чего совершенно нельзя сказать о теоретических разработках в области боевого применения танков. Здесь немцы были (как это выяснилось в первые же дни Второй мировой) впереди планеты всей!

Первым делом Гудериан со товарищи напрочь отмели идею о том, что танк – это просто подвижная огневая точка для поддержки пехоты при прорыве сильно укрепленной обороны (каковым он считался во всем остальном мире). Прорывать вражескую оборону немцы к концу Первой мировой научились и БЕЗ танков – самой главной проблемой весеннего наступления Людендорфа на Аррас оказался не прорыв укрепленных позиций французов и англичан, а невозможность быстро нарастить ударную группировку уже за линией обороны противника, после ее прорыва. И поэтому Гудериан считал, что танки ни в коем случае не предназначаются для того, чтобы тупо прорывать оборону, быть бронированным тараном для масс пехоты, а обязаны служить ОСТРИЕМ ударного соединения, включающего в себя и моторизованную пехоту, и артиллерию на механической тяге, и подвижные тылы, и саперов с их минами, колючей проволокой и понтонами – тоже на грузовиках. Танковая дивизия, по Гудериану, обязана была уметь и мочь нанести удар, прорвать фронт, вторгнуться в глубину обороны противника – и там самостоятельно вести наступательный бой до полной победы, для чего иметь в своем составе все необходимые рода оружия, ИМЕЮЩИЕ РАВНУЮ С ТАНКАМИ СКОРОСТЬ. Французская военная мысль отводила танкам сугубо тактическую роль – Гудериан сделал танковую дивизию инструментом оперативного искусства!

Немцам, кстати, в плане теоретических изысканий очень помогло то, что в Первую мировую танков у них не было и, следовательно, не имелось в наличии авторитетных генералов, имевших за плечами опыт успешного применения танков в качестве подвижных огневых точек, а вот для французов УСПЕШНЫЙ опыт боев во Фландрии и Шампани стал своего рода стопором для развития танковой мысли. Были, конечно, и во Франции разного рода прожектеры (типа полковника де Голля), которые настаивали на сведении танков в крупные группы, но на оные прожекты никто в верхах французской армии особого внимания не обращал. Июльский прорыв (в 1918-м) у Шато-Тьери и Вилле-Котре, осуществленный при помощи девяти танковых батальонов, увенчался успехом? Увенчался. Немцы бежали в ужасе? Бежали. 10 тыс. пленных и 250 орудий бросили на поле боя? Имел место такой факт. Так какого еще рожна, спрашивается? От добра добра не ищут, если отцы побеждали проклятых бошей с помощью танковых батальонов – стало быть, и детишки ихние должны свои танковые войска строить так же! Неча тут велосипед измышлять…

Так что танковые идеи немцев и французов кардинально разошлись – да вот только беда (для немцев) была в том, что французы в своих 49 танковых батальонах имели вполне себе реальные танки (к тому же начав на рубеже десятилетий смену модельного ряда бронетанковой техники с заменой пожилых FT-17 новенькими «SOMUA» и «Гочкисами»), а немцы в штатах своих идеальных танковых дивизий рисовали танковые батальоны, состоящие по большей части из воображаемых танков. Первая немецкая танковая дивизия, созданная в 1935 году, имела на вооружении две сотни Pz-I – и это было все, чем в реальности тогда располагал вермахт.

Впрочем, истины ради надо сказать, что до 1929 года французская армия тоже не баловала себя постройкой новых танков – ибо имела на вооружении легкие Renault FT-17 (и его модификацию FT-18) в количествах более чем изрядных, а также десяток тяжелых 2С. В 1924–1926 гг. все более-менее подходящие танки «Рено» (каковых после войны осталось более 3000) прошли модернизацию – на эти машины установили более мощные 50-сильные двигатели, благодаря чему скорость танков возросла до 16 км/ч, и была увеличена толщина брони, которую довели до 22 мм в особо уязвимых точках (лобовая броня корпуса и башни). Модернизированный подобным образом танк получил обозначение Renault М26/27 – таких танков в строю французской армии к 1930 году имелось более 1800 единиц, но, поскольку все эти машины уже отслужили минимум по десять лет, командование французской армии решило серьезно обновить бронетанковый парк – впрочем, никак не меняя своих взглядов на применение танков в бою.

Посему большинство новых французских танков имели на вооружении короткоствольное «противопехотное» орудие (Renault R-35, Hotchkiss H-35 и FCM 36), малую скорость (чтобы не отрываться от атакующей пехоты) и, что было самой большой ошибкой, НЕ ИМЕЛИ В СОСТАВЕ ЭКИПАЖА КОМАНДИРА. То есть должность такая, конечно, была, и занимавший ее человек в ведомости на получение жалованья расписывался именно как командир танка – но настоящим командиром он не был . Он был наводчиком пушки или даже ее заряжающим – то есть в реальном бою физически не имел возможности контролировать ситуацию за бортом и, исходя из обстановки, руководить своим экипажем. Эта ошибка французских конструкторов логически вытекала из того предназначения, которое планировалось для танков во французском Генштабе, ибо, по мнению генералов, для неторопливо двигающегося танка член экипажа, не занятый боевой работой (не стреляющий из пулемета, не сидящий за рычагами, не наводящий и не заряжающий орудие), был абсолютно излишен.

Французский легкий танк Renault R-35

Кстати, такими же примерно доводами руководствовались и наши полководцы, заказывая танки для РККА, – и Т-26, и БТ были машинами БЕЗ КОМАНДИРА (потом, уже накануне войны, и французы, и мы начнем лихорадочно сводить наши безнадежно устаревшие танки сопровождения пехоты в дивизии и корпуса – а потом будем удивляться, почему же ничего не получилось), то есть слепыми на поле боя, а учитывая, что радиостанцию для танка и мы, и французы считали излишней роскошью и даже барством, – то и глухими. Немцы же всю свою линейку бронетехники создавали именно в рамках концепции танковой дивизии как инструмента оперативного искусства – ВСЕ их танки (кроме Pz-I – там его просто некуда было всунуть) имели в составе экипажа человека, который не вел машину, не наводил и не заряжал орудие – а командовал танком, и ВСЕ их танки имели радиостанции!