Драконы на холмах - Марина Серова

Через некоторое время человек тяжело заболел. У него слабели руки, немело тело. Лечение проходило так тяжело, что однажды лечащий врач спросил человека, не сердится ли он. Человек не сердился. И не горевал. Он чувствовал нечто такое, что было сродни замешательству. Человек печалился, что его разум не в силах объять некий вселенский замысел, столь грандиозный, что вбирает в себя всю мировую скорбь.

Болезнь обещала человеку нерадостные времена, причем довольно скоро.

Между тем он ходил на лечение всегда по одной и той же улице.

Места там были воистину прелестные. На обширных ухоженных лужайках перед кирпичными домами росли самые разные цветы, окаймленные кустарником. Зелень была сочная, полная жизни.

Во время таких прогулок его очаровывали восхитительные песни птиц, порхавших с ветки на ветку среди изумительных деревьев, окаймлявших обе стороны улицы. Как прекрасны голубые сойки и алые овсянки! Так изящны в полете. Так счастливы в движении. Такие пронзительно живые в дуновениях ветерка. Листья деревьев так зелены, а солнце так ярко. Воздух так ясен. Так глубока синь небес. Облака так чисты в своей белизне…

Разумом человек понимал, что это всего лишь онемение, медленно окутывающее его стопы, создает впечатление, что он не касается тротуара. Но сердцем он грезил, будто скользит, скользит, скользит по улице, готовый воспарить…»

Я слушала лившийся в уши добрый, чуть грустноватый голос так, как никогда не слушала никого в жизни. И потому, когда он, этот необыкновенный голос, умолк, я тут же вернулась из своего полета в теплый дом Чена Чжу.

Я чувствовала, будто заглянула… нет, не в бездну — в бездонное чистое небо.

— А теперь можешь поспать, Танечка, — заговорил учитель уже обычным голосом.

— Нет, спасибо, я лучше домой, — поднялась я со стула. Не хватало еще сюда гоблинов приманить! — Сейчас, вот только ноги разомну немного…

Чен опять посмотрел на меня, как смотрел сто лет назад, когда я только-только начинала у него заниматься. И почему-то сразу ушла усталость из ног и сонливость из головы.

— Если решила — не мешкай. Зайдешь потом. И помни: жизнь — марафон. Не теряй дыхания!

С таким напутствием я и покинула этот островок гармонии в нашем царстве жестокости и абсурда.

Уходить из рая тоже, наверное, было грустно. Но если Игорь вернется, я должна его встретить.

А пока надо постараться добраться до дома в возможно более цельном состоянии.

Как оказалось, именно это — цельное — состояние и не дает нашей родной мафии спать спокойно. А заодно — кое-кому из жителей, еще не вошедших в ее ряды.

Добралась я до своей кирпичной коробки без приключений и быстро, несмотря на столь поздний час. Дорога подействовала на меня благотворно: в голове окончательно прояснилось, силы мои стали подкрепляться живительной энергией фондю, и я приближалась к ставшему источником повышенной опасности жилищу в почти полной боевой готовности.

Да, времена пошли суровые. Идешь себе домой, и вдруг ни с того ни с сего тебе на голову падает кирпич. Неприятно, согласитесь. Или вот поверье такое в народе бытует: если ты, возвращаясь домой, не находишь всего несколько часов назад надежно присыпанных снегом трупов в укромном закутке между школьным забором и трансформаторной будкой — жди в ближайшее время новых киллеров.

Я, в силу специфики ремесла, в такие приметы предпочитаю верить. А еще я предпочитаю избегать знакомства с киллерами. Ну, разве что приветствием работникам этой очень нужной и столь же высокооплачиваемой профессии послужит мой выстрел…

Так, если они убрали трупы — значит, меня ждет новая засада. Скорее всего их будет двое — у наемных убийц сейчас это модно.

О боги, как надоело крадучись пробираться к собственной двери!

Можно сказать, СМЕРТЕЛЬНО надоело…

С другой стороны — кому сейчас легко?

Подбодрив себя таким образом, я стала соображать, как же мне перехитрить двоих профессионалов.

Выстрелить первой я не успею. Если я буду идти, а они — стоять, то меня наверняка услышат, значит — увидят. Пришел, увидел, застрелил.

Нет, так не пойдет. Надо, чтобы ОНИ крались в мою сторону.

Они скорее всего рядом с моим этажом — первый выше, второй ниже на один лестничный марш. Значит, можно предположить, что первые два этажа — в моем распоряжении. Прекрасно.

Дверь в наш подъезд после моего проветривания так никто и не закрыл. Замечательно — не скрипнет. Вхожу, «смотрю» внутренним зрением вверх — да, их двое, и стоят они там, где я и рассчитывала.

Натягиваю шнур поперек лестницы в полуметре над ступенями. Света в подъезде немного, и прозрачный шнур совершенно неразличим. После этого шумно взбираюсь на второй этаж и там останавливаюсь — вроде бы в засаде. На самом деле с наивысшими предосторожностями черной кошкой неслышно взбираюсь на третий этаж и замираю с ножом в правой руке и автоматом — в левой.

Да, мои расчеты оправдываются: первый идет вниз. Хорошо идет, почти как я минуту назад. Услышал, определил: жертва остановилась на втором этаже. Вот туда и устремлено его внимание, вот там он и собирается пустить в ход свой длинноствольный пистолет…

А потому не замечает меня, стоящую за массивной трубой мусоропровода.

Мой метательный нож, вонзившись ему в шею, заканчивает карьеру одного из мастеров стрельбы из длинноствольных пистолетов с глушителями.

Я вынимаю из горла этого подколодного змея свой нож, а из руки — его орудие труда и нажимаю на спуск. А потом коротко взбрехивает мой автомат, и я с шумом бегу на первый этаж, не забывая о натянутом шнуре.

Вам ясно, киллер номер два? Ваш напарник убит, а жертва убегает. Догоняйте!

И он догоняет. И спотыкается о прозрачный шнур. Теряет равновесие, а чуть позже — и жизнь: я не отказываю себе в удовольствии выстрелить в него приготовленной для меня пулей.

Складывать трупы на временное хранение уже становится моей обыденной работой. Вот только место, пожалуй, стоит сменить. Вон тот заброшенный, покосившийся деревянный домик как раз подойдет в качестве фамильного склепа.

Да будет вам земля ежовым покрывалом…

Душ с дороги я в ту ночь принимать не стала.

Глава 7 ЛЮДИ ТИПА «ЖИВ»…

Спалось мне, сами понимаете, неважно.

Вопреки всяческим методам самолечения болел затылок, ныла рука. Заснуть я не могла очень долго и проснулась рано.

Ночью я продолжала стрелять в кого-то, с размаху бить в чьи-то прищуренные злые глаза и задыхаться под тяжестью огромных липких туш.

Потом тяжесть мгновенно исчезла, и я словно взлетела над серой печальной равниной. Подо мной медленно проплывала оцепенелая земля, жуткая в лившемся откуда-то сверху мертвящем фиолетовом свете. В ушах сначала шумел только ветер, а потом к его монотонной песне присоединился уже привычный голос:

Была печальна та страна,И воцарилась тишина.А птицы перестали петь,И стал восток огнем синеть…

И снова резко, без всякого перехода, я очутилась где-то в очень душном месте. Мне стало жарко, очень жарко, нестерпимо жарко! «Чен, — попросила я мысленно, — налей мне настоя твоих трав!» Но никто не ответил. Я позвала еще: «Алеша, у тебя пиво осталось? Плесни немножко!» Но и Лешка не дал мне напиться. Я снова обратилась к старому китайцу: «Учитель, ведь ты добавлял пиво в тесто, неужели не осталось нисколько?!»

Соленый пот заливал глаза, но не было сил поднять руку и утереться. О-о-о… Ох, как жарко…

Потом я еще долго-долго куда-то ехала в открытом автобусе по зимней дороге, промерзая до костей, а шофер в кепке, нехорошо ухмыляясь, оборачивался и ехидно подбадривал, картавя и обращаясь ко мне почему-то как к мужчине: «Ничего, ничего, батенька, надо потегпеть, а пгидет вгемя — так и жагко станет, да-с!» С этими словами ехидный водитель отворачивался и щелкал кнутом свой автобус, норовя попасть заодно и в меня…

Еще мне грезились клубы желтого дыма, поднимавшиеся над какой-то развалюхой. Я зачем-то входила в эту хибарку, и валявшийся в углу оборванец, тощий, как скелет, говорил, не открывая глаз: «Попробуй, деточка, косячок!» Я с отвращением пятилась и проваливалась куда-то во тьму…

А под утро мне приснилась старая-старая песня, слышанная в детстве:

Если со мною случится беда,Грустную землю не меряй шагами,Знай, что сердце мое ты отыщешь всегдаТам, за облаками… Там, за облаками…

Помнится, вчера, у Чена, я мысленно заглянула куда-то в небо, а вот теперь как будто гляжу туда снова и ищу ответа: где же Игорь?

И тут я наконец проснулась. Влажные волосы прилипли ко лбу, смятая простыня валялась у кровати…

Ни расширенный утренний комплекс, ни контрастный душ, ни погрешности в диете — за завтраком после каши умяла аж два шоколадных батончика с орехами — не помогли обрести хотя бы относительное душевное равновесие. Я не находила себе места.