Драконы на холмах - Марина Серова

Марина Серова

Драконы на холмах

Посвящаю Джозефу Ши, американскому писателю.

Глава 1 ГЛУБОКИЙ ПОЛЕТ

Звонок у меня в дверях отвратительный. Зудит, как соседский Витюня, клянчущий у мамки шоколадку. Но эта моя дверная дребезжалка имеет одно полезное свойство: выведет из каких угодно далей.

Я как раз и пребывала в состоянии, максимально приближенном к оргазму: пятая «а» ступень медитации по Губенко-Рамачараке — это вам не аутогенная тренировка и даже не Жарр после двух-трех бокалов… м-м-м… чаю. Так вот, мой трепетный полет только-только начал приближаться к высшей точке, когда чья-то рука (крапивой бы ее!) нажала темно-коричневую кнопку.

Медитирую я нерегулярно и где придется. Но больше всего устраивает меня мой давний четвероногий друг — диван. Вот с него-то я и сползла, чтобы подойти к двери.

Замечательная у меня дверь — в отличие от звонка. То есть дверь-то обыкновенная, но моя и соседская квартиры отделены от общего коридорчика металлической переборкой. Поэтому если приоткрыть внутреннюю дверь, то без всякого домофона (и почти без риска внезапно получить в свое биологическое тело что-нибудь острое и металлическое) можно поинтересоваться, кого черт принес — ну или кто пожаловал, если угодно.

— Кто?

— Игорь Исаев.

— А, Игорь! Сейчас.

Он всегда так: с фамилией. Мало ли, говорит, на свете Игорей.

Ну, этого крапивой сечь не буду. Питаю слабость к добру молодцу.

Я привычно крутанула сразу оба замка, и добрый молодец с улыбкой шагнул мне навстречу.

— Заползай.

— Спасибо.

Мы прошли в прихожую, Игорь принялся разуваться. Не слишком интеллигентно, но хозяйка я ленивая, и лишний раз протереть пол — не очень-то мне по душе.

— Чаю выпьем или ты с собой принес?

— Чай, чай.

Пока он менял свои здоровенные — сорок шестой! — сапоги на дежурные тапки, я успела заметить, что Игорь пребывает во второй стадии бородатости. Ему, понимаете, лень ухаживать за своей растительностью регулярно, поэтому после стрижки (стадия номер один) он ждет, когда естественные процессы его могучего мужского организма доведут бороду до второй, кудрявой (и нравящейся мне гораздо больше), стадии. Пробовала уломать его держаться все время в стадии номер два, но он заявил, что половине его женщин короткая бородка нравится больше. Вот змееныш!

Между прочим, общие знакомые почему-то на сто процентов уверены, что мы с ним живем уже долго и счастливо. А мы целовались-то всего один раз, и то два… нет, полтора года назад в той самой компании, где познакомились.

На кухне мы уселись за стол друг напротив друга и под шорох чайника на плите стали общаться.

— Я тебя не отвлек?

— Не спрашивай, а то укушу! — противным голосом заметила я. А еще я заметила, что доброго молодца явно снедает какая-то грусть-тоска. — Ты чего невесел, чего голову повесил?

— Танюша, у тебя как со временем? В двух словах не изложу… — Игорь, горестно прищурившись, взглянул на меня, отбросил со лба пятерней русую челку и вздохнул.

— Валяй, чего уж там, — соизволила я.

И он выдал. Эх, он и выдал!

Я, как известно, не чужда эзотерики, фантастику почитываю иногда, гороскопами в юности подрабатывала. Но такого… Короче, вот что он мне рассказал.

Сидит это он вчера в их Всероссийском научно-исследовательском, гоняет свой «Омниграф». Они там вообще-то жутко секретные, но весь город знает, что в Игорешкиной конторе очень интересуются всякими электромагнитными волнами. Один крендель оттуда лет пять назад даже собирался организовать лабораторию биоэлектричества, но тут грянули финансовые морозы, бюджетные реки сковало насмерть, и крендель благополучно свалил в ветеринарию и теперь лечит кошечек и собак…

Так вот, «Омниграф» они сотворили с Женькой Тимофеевым. Судя по Игоревым рассказам, один паял, другой думал. Нет, они оба умели и то и другое, просто у Игоря думать — особенно о возвышенном — получалось куда лучше, чем схемы отлаживать. А у Евгения, да будет ему пухом земля, руки были просто бриллиантовые.

Этот их ВНИИ зорко глядит своими тарелками в небо, внимательно следя, не крадутся ли на чуждых тарелках коварные гуманоиды. Ну и заодно — не замышляют ли чего супротив разлюбезного Отечества бывшие вероятные противники.

Если вы спросите, чем «Омниграф» отличается, к примеру, от электрокардиографа, то я смело отвечу: кардиограф гораздо меньше. Я к Игорю в лабораторию захаживала раньше… Да, больше года уже прошло. Секретность, как и все нынче, пошла на спад. Видеокамеры на стенах вестибюля у них в институте смотрят стотысячные сны под слоем пыли и паутины. Вахтершу Игорь при случае спрашивал о внуках, вахтеру я улыбалась и встряхивала тогда еще косой. Так что «Омниграф» я видела не единожды. Несколько ящиков (даже местами, кажется, деревянных), множество проводов, осциллографы и гордость тайваньского филиала корпорации IBM — «Pentium Pro-200» с семнадцатидюймовым монитором и жутким количеством «мозгов». Все это вместе и есть «Омниграф».

Уникальность прибора в том, что он принимает всякие волны одновременно в очень широком диапазоне (если я правильно поняла Игоря), а потом «мета-индуцированный мультиплексор выдает интегрированный по динамической доминанте сигнал, который обрабатывается в реальном времени программно-аппаратным комплексом „Голос Неба“» (это фразочка из Игоревой статьи — подарил с автографом. Гордится он такими вещами, дурачочек. Дитя малое, а еще с бородой…).

Теперь о Жене. Этот сутуловатый и уже здорово полысевший брюнет с осиной талией и глубокими карими глазами учился с Игорем в одной школе, а потом они кружили каждый сам по себе, но однажды встретились в этом самом НИИ. И работали несколько лет в одной лаборатории…

А месяц назад Евгений умер от лейкоза. Впрочем, в диагнозе доктора так и сомневались до самой его смерти. Сгорел мужик, как свечечка в церкви. Игорь от него не вылезал — эти два холостяка-разведеныша были неразлучны. Я тоже заходила. Смуглый Женька стал белым, как бумага для ксерокса. Не терял сознания до конца и все говорил, говорил о своей науке…

А перед самым уходом сказал Игорю: «Слушай, они ведь меня убили…» — «Кто?» — «Да зверье это узкоглазое… Седой все по плечу хлопал и твердил, что сверху мне будет многое видней…» — «Женя, отдохни…» — «ТАМ отдохну… Ты сам-то осторожней, Игореха. И не забудь… Это они…»

Умирал Женька быстро и странно. Простые врачи и матерые доценты одинаково таращились на его анализы, ничего не понимая. Больной таял ровными-ровными ступеньками. И температура, и гемоглобин, и давление — все снижалось, словно по графику.

Через несколько дней Женин график прервался.

А вчера Игорь засиделся на работе часов до семи — поздно запустил подпрограмму «обратной фильтрации ФШВ» — Фонового Шума Вселенной. В институте оставались, кроме него и вахтера, одни тараканы, а Игорь все пытался забыться в работе и одновременно довести до ума их с Женей общее дело.

Мой несчастный знакомый набирал, коротая время, какой-то отчет, увлекся и даже вздрогнул от щелчка таймера. Тут бы Игорю и выключить свой агрегат да свалить в спортзал на тренировку — «залить печаль соленым потом», как он выражается. Но почему-то ему захотелось быстренько просмотреть, чего там ему насчитал компьютер.

Компьютер выдал самый банальный экран. Однако нашего исследователя и это не удовлетворило, и он решил просмотреть график «огибающей Тимофеева». Красный курсор шустро бежал по зеленой линии, но в самом конце графика пискнул и остановился.

Исаев, как его герой-однофамилец из анекдота, насторожился. Дело в том, что программой ни остановка, ни мышиный писк курсора не предусмотрены. Сбоят «винды»? Вчера только поставил, пашут как зверь — на таком-то «железе»!

Игорь перезапустил экспресс-отчет, и все повторилось. Просмотрю-ка сам кривую, решил пытливый исследователь. Увеличил масштаб — ничего выдающегося: обычные пики и спады. А если поиграть разверткой? Так… так… Чепуха, все нормально. Может, уменьшить шаг шкалы времени? Сейчас…

И вот тут Игоря будто накрыло жаркой волной.

Во весь семнадцатидюймовый экран ленивой рекой изогнулась строчка изломанных высокочастотной составляющей букв:

«ИГОРЬ, ЭТО ОНИ».

В этом месте рассказа моего гостя мне пришлось срочно вспоминать, что мой первый Наставник говорил о пси-зеркалах и как учил их использовать в экстренных случаях. После недавней глубокой — или высокой, как хотите, — медитации я так и не удосужилась войти в свое обычное походно-боевое состояние и выбросить хотя бы парочку «ближних дозоров». Потому и прозевала такой выплеск Игоревого ужаса, что на мгновение возник спонтанный эмпатопсихосинтез и я глазами Игоря ясно увидела, как на черном экране запульсировала желтая кривая. И даже вроде бы в такт ее пульсу зазвенел ма-а-ленький колокольчик: динь-дон-н… динь-дон-н…