Секрет невечной мерзлоты - Юлиана Сергеевна Алексеенко

ставили ее в пример, а она скромно опускала взгляд, даже не улыбаясь, но втайне очень довольная произошедшим чудом.

Опьяненная чудесными успехами в школе, которые не стоили ей абсолютно никаких усилий, Эда стала полностью игнорировать и занятия в музыкальной школе. Дома она лишь изредка наигрывала что-то, чтобы мама ничего не замечала. Скрипка больше не увлекала ее так, как раньше, а долгие и трудные усилия, которые она должна была прилагать, чтобы оттачивать игру на музыкальном инструменте, теперь стали казаться совершенно лишними – зачем трудиться, если можно получить результат просто так? Если она захочет, она может запросто вышить свое виртуозное владение скрипкой и больше не тратить время. Как вышить виртуозное владение Эда пока не знала, поэтому просто пока отложила решение этого вопроса в дальний угол и попросту престала ходить на занятия. Вместо этого она устроила у себя в комнате уже целую лабораторию, которую скрывать от мамы стало все сложнее, ведь нужно было прятать все в шкаф, а это стало сложно – у Эды скопилось слишком много экспонатов, которые она складывала в пакетики и коробочки. Так что в один из дней она просто не стала убирать все в шкаф, решив, что наличие микроскопа можно объяснить очень просто.

– Я взяла в школе на время, – сказала она маме, когда та увидела его в комнате. – Некоторым детям, кого интересует ботаника, дали такие. Потом мы вернем.

Мама, конечно, поверила. Она очень радовалась, что ее дочь стала делать успехи в учебе, и хоть поведение ее по-прежнему оставляло желать лучшего, мама сказала себе, что все сразу получить невозможно, когда дочь подрастет на пару лет, ее трудное время закончится, а пока пусть наслаждается учебой.

5

В субботу перед новогодними каникулами в дом позвонили. Александр открыл нежданному гостю и пригласил его войти. Эда, которая видела все из окна своей спальни, замерла. Это был ее учитель музыки Эдуард Генрихович. Что делать? Он наверняка пришел, чтобы рассказать, что Эда забросила скрипку и даже не появляется в музыкальной школе. Она бросила короткий взгляд на шкаф, в котором прятала бисер, но что толку? Поздно.

– Эда, – услышала девочка голос брата за дверью, – к тебе пришли.

Эда не шевельнулась. Как она выйдет и сможет посмотреть в глаза учителю, который всегда был так добр к ней? Он ее не простит. Нет, уж лучше пусть просто нажалуется маме и уходит, а потом будь что будет. Но Александр не унимался, он открыл дверь спальни и стал звать Эду вниз.

– Я не пойду, – едва слышно выдавила Эда.

– Почему?

– Потому.

– Но он знает, что ты дома. Что ты натворила?

Эда отвела взгляд и молчала.

– Хорошо, я скажу маме, что ты не хочешь выходить, – ответил Александр и ушел.

Эда была готова провалиться сквозь землю. Она подошла к двери, приоткрыла щель и прильнула ухом, услышала голоса учителя и мамы, они говорили спокойно и тихо, разобрать слова было невозможно. Потом тишина. Эда села на пол и закрыла голову руками. Конечно, думать надо было раньше, а теперь мама все знает, и Александр, и Анна. И хуже всего – Эдик. Теперь он решит, что Эда просто неблагодарная девчонка, а ведь если она кого-то и любила, то только Эдуарда Генриховича! Эда вдруг неожиданно заплакала. Как могла она так поступить с ним? Только он понимал ее и всегда был ласковым и терпеливым, а она взяла и просто бросила занятия, даже не предупредив. Хотя что она бы сказала ему? Извините, мне уже не хочется? Мне лень, потому что у меня есть волшебный бисер, и если я захочу, то просто за день стану профессиональной скрипачкой?

И вдруг в дверь постучали. Эда вскинула голову и застыла.

– Эда, могу я войти? – услышала она голоса учителя и вскочила на ноги. Она живо стала вытирать слезы и поправлять волосы. Нет, ну что же это такое! И зачем он поднялся? Если бы Эда могла провалиться сквозь землю в этот момент, она бы провалилась, не мешкая, но оставалось только сказать «входите».

Такие добрые и красивые глаза были только у Эдуарда Генриховича. Даже теперь, когда он, наверное, злился на Эду, наверное, считал ее неблагодарной лентяйкой, его карие глаза оставались добрыми.

– Здравствуй Эда, – сказал он. – Я зашел поздравить тебя с наступающим новым годом.

Девочка молчала, парализованная стыдом.

– Твоя мама сказала, что ты приболела, и была занята учебой, поэтому перестала ходить в музыкальную школу. Но я хотел бы, чтобы в новом году ты вернулась. Если тебе будет сложно, мы можем немного снизить нагрузку, но не надо бросать. Ты столько училась, еще немного, и ты будешь владеть скрипкой не хуже меня, подумай, разве не жаль бросать?

Он говорил так ласково, что Эда хотела разрыдаться и броситься ему на шею. Но она держала глаза широко раскрытыми, и это помогало ей держаться.

– Обещай мне, что ты придешь в новом году, хорошо?

– Хорошо, – едва смогла произнести девочка.

– Ну ты не волнуйся так, – сказал Эдуард Генрихович и улыбнулся своей необыкновенной улыбкой. – Я понимаю, иногда бывает трудно. Ничего, что ты пропустила этот месяц, мы догоним. Договорились?

– Договорились, – сказали губы Эды, но звука она не расслышала.

Но Эдуард Генрихович услышал. Или понял. Он улыбнулся, еще раз поздравил ученицу с наступающим новым годом и вышел. А она так и стояла какое-то время, пока не услышала на улице, как Александр проводил учителя.

Эда закрыла дверь, которую учитель оставил открытой, и как в тумане села за стол перед микроскопом. Мама выручила ее перед учителем, но что она скажет ей? Там ведь еще сестра и брат, сейчас начнут говорить гадости, подшучивать. Теперь все они знают, что она самовольно прогуливала музыкальную школу целый месяц. Целый месяц!

Девочка решила не выходить из комнаты, но понимала, что это вряд ли спасет положение – мама точно придет с минуты на минуту. Эда могла грубить родным, ссориться с братом или сестрой, быть резкой с одноклассниками или даже учителями, но только сейчас она горько жалела о своем поступке. Да, мама, может, станет ругать ее, но дело не в этом – ей было очень стыдно перед учителем музыки, пусть он и верил в небылицу про ее болезнь и занятость учебой. Все равно стыдно. Только такой добрый человек, как Эдуард Генрихович, мог поверить, но даже если и не поверил, он все равно оставался бы таким же спокойным и добрым.

– Эда, – окликнула ее мама, и девочка безнадежно выдохнула, зная, что