Полицейское управление - Вильям Каунитц

— Узнаешь женщину?

— Нет. А у нее красивая грудь.

— Ты смотришь на порнозвезду из фильма, пленку которого я нашел в квартире Айзингер.

Одну стену спальни занимали металлические шкафы с черными цифровыми навесными замками. У противоположной стены в четыре яруса располагались армейские койки. Со стен и потолка свисали большие ошметки отслоившейся краски. Стены над шкафами были оклеены глянцевыми плакатами с обнаженными женщинами. Хайнеман лежал на нижней койке, свесив руку на пол. В спальне раздавался густой храп, в воздухе — хоть топор вешай. С верхней койки спрыгнул О'Шонесси, подошел к своему шкафчику, достал туалетные принадлежности, зажал их под мышкой и пошел по коридору, запустив правую руку в трусы и почесываясь.

Когда он вернулся, свежий, благоухающий, как парфюмерная фабрика, помытый и побритый, проснулся Старлинг Джонсон.

— Эй, послушай, — не выдержал Джонсон, — мало того, что я вынужден нюхать это дерьмо, ты еще тут развонялся, как французская шлюха!

Он спрыгнул вниз, надел штаны и босиком направился в комнату бригады. Там вкусно пахло свежим душистым кофе. Джонсон налил себе чашку и посмотрел на единственного детектива, склонившегося над пишущей машинкой. Тот поднял голову и кивнул Джонсону, который проворчал:

— Привет.

Мэлоун сидел в кабинете, откинувшись на спинку стула и положив босые ноги на стол. На коленях у него стояла чашка кофе. Он смотрел на доску. Начертанная на ней схема начала пополняться новыми подробностями.

— Кое-что есть, — сказал Джонсон, взглянув на доску.

— Еще конца не видно, — отозвался Мэлоун.

— Отпустишь ребят или будем продолжать?

Мэлоун в отчаянии воздел руки горе.

— Упустить их не хочется, но ведь мы не железные.

Один за другим в кабинет входили детективы и сонными глазами смотрели на доску. Зазвонил телефон. Не снимая ног со стола, Мэлоун взял трубку. Ночь возле «Интермедии» вымотала лейтенанта, сейчас ему вовсе не хотелось услышать скрипучий голос инспектора Замбрано.

— Удалось узнать что-нибудь вчера вечером?

Мэлоун поморщился и отставил трубку подальше от уха. Держа ее перед носом, он доложил о действиях группы прошлой ночью. О'Шонесси проводил женщину до домика на сваях на Парк-Плейс в Бруклине. Мужчины поехали к высотным домам Сохо.

— Ты их не задержал?

— Еще нет. О'Брайен и Малленс работают с женщиной, Мартинес и Валенти — с мужчинами. Попытаются узнать имена.

— Почему не проследили за грузовиком?

— Потому что у меня мало людей и машин. Кроме того, я хотел, чтобы грузовик убрался оттуда к чертовой матери и мы получили возможность понаблюдать за тем, что происходит внутри квартиры.

— Сколько человек дежурят днем?

— Один в участке. Двое следят за женщиной. Двое — за мужчинами. Сегодня я освобожу их от ночной смены.

— Значит, в участке останется всего один человек? — В голосе инспектора сквозило плохо скрытое беспокойство.

— Получается, так.

— А вчерашняя команда у тебя на казарменном положении?

Мэлоун с трудом сдержался.

— Вы опять правы.

— Перегибаешь палку?

— Думаете, я не понимаю?

Замбрано зевнул.

— Ну, мне пора вылезать из постели и ехать в соляные копи. Увидимся. — Он повесил трубку.

Мэлоун посмотрел на свою.

— Сукин ты сын!

Потом взглянул на детективов. Усталые люди могут дать маху.

— Идите по домам и отоспитесь.

— А вы что собираетесь делать, Лу? — спросил Старлинг Джонсон.

— Нанесу визит в судоходную компанию в Лонг-Айленд-Сити.

Мэлоун уже выходил, как вдруг О'Шонесси крикнул, что ему звонят по третьей линии. Вернувшись в комнату, Мэлоун взял трубку.

На этот раз не было ни представлений, ни притворства. Человек, ранее назвавшийся Мэдвиком, был краток:

— Для тебя же будет лучше, Мэлоун, если ты не станешь совать нос в дело Айзингер!

— Пошел ты… — сказал Мэлоун, бросил трубку и уехал.

Темно-красный седан держался на почтительном расстоянии от такси, пока оно ползло в потоке утреннего транспорта по Флэтбуш-авеню, направляясь к Бруклинскому мосту. Проехав мост, такси свернуло на Парк-роу и помчалось на восток, к площади Четэм. На Бауэри повернуло на север и, доехав до угла улицы Хестер, остановилось во втором ряду. Из такси вышла женщина. Шикарное платье и парик, бывшие на ней прошлой ночью, уступили место простой одежде, голова была покрыта платком. Женщина торопливо прошла полквартала по улице Хестер и нырнула в трехэтажное здание, над входом в которое красовалась вывеска на иврите. Справа от двери висела табличка на английском: «Истсайдская миква».

Темно-красный седан, подъехав к тротуару, остановился возле пожарного гидранта.

— Что такое миква? — спросил О'Брайен у напарника.

— Религиозная баня, в которую еврейские женщины ходят раз в месяц после менструации, — ответил Малленс.

— Женщины такого сорта тоже?

— Все без исключения.

Двадцать минут спустя женщина вышла из миквы и пошла по улице в северном направлении. О'Брайен вылез из машины. Женщина прошла пять кварталов, время от времени нервно озираясь по сторонам. Посреди шестого квартала она вошла в ресторан с надписью на иврите и села за свободный столик у окна. Она так ушла в свои мысли, что даже не обратила внимания на мужчину, вошедшего немного позже и усевшегося через три столика от нее.

Согбенный официант с изможденным лицом, шаркая ногами, подошел к О'Брайену:

— Что-нибудь закажете?

Женщина нехотя ковыряла вилкой еду, которую ей принес тот же официант, и поглядывала в окно, то налево, то направо, иногда бросая взгляд на часы. О'Брайен прикончил молочное блюдо и собирался заказать еще одно, когда в ресторан вошел мужчина и направился прямо к столику, за которым сидела женщина.

— Ну? — грубовато спросил он, опускаясь на стул напротив. О'Брайен хорошо слышал их разговор.

— Его там не было, — сказала она.

— Ты уверена, что это единственная миква, куда она ходила?

— Да, уверена, — раздраженно ответила она.

— Мы должны найти этот проклятый лист.

— Что еще я могу сделать?

— Не знаю, но ясно одно: полиция уже влезла в наши дела. Мужчина подался вперед и понизил голое, так что О'Брайену больше ничего не удалось расслышать. Вдруг женщина откинулась на спинку стула, явно чем-то встревоженная.

— Я не знаю, куда она это спрятала, только все твердила о какой-то проклятой песне…

Глава 5

Пятница, 12 июня, полдень

Ван-Дэм — последний выезд на запад со скоростной Лонг-Айлендской автострады перед Мидтаунским тоннелем. Борден-авеню начиналась с противоположной стороны Ван-Дэм и прорезала промышленное сердце Лонг-Айленд-Сити. На Борден-авеню и Тридцатой улице мужчины в защитных стальных касках стояли на платформах, загружая и разгружая склады. Тротуары перед зданием компании «Олкок и Олкок, тара» были запружены людьми, сколачивающими деревянные контейнеры. Перед снабженческой компанией «Провижн» безостановочно сновали машины, развозившие приправы по городским отелям и ресторанам. Всюду стояли отцепленные от грузовиков трейлеры. Улицу пересекали рельсы железной дороги. Ритм движения постоянно нарушали грузовики, пятящиеся к месту погрузки. Огромные чаны, стоявшие перед «Биддл энд Пикл компани», источали острый пряный аромат.

Старлинг Джонсон не пошел домой. Делать ему было нечего, и он решил составить компанию Мэлоуну. Усталости он не чувствовал и был не прочь поработать еще. Тем более в последнее время он обнаружил, что сна ему требуется все меньше и меньше. Он никак не мог привыкнуть к одинокой жизни, хотя развелся два года тому назад, а один жил уже три года. Все еще казалось слишком громким тиканье часов, а тишина оглушала; он еще не мог заснуть без спиртного. Он ненавидел, приходя после работы домой, сразу включать телевизор или радио, но он не мог обойтись без голосов других людей. У него была девушка, по правде говоря, их было несколько. Но он тяготился ими и ловил себя на том, что считает минуты в ожидании, пока они встанут, оденутся и уйдут. Он выработал твердое правило: ни одна женщина не ночевала, и никому из них не разрешалось оставлять свои вещи в его квартире. Если после их ухода он обнаруживал что-то, немедленно выбрасывал находку в мусорное ведро. Ни одна из женщин не могла предъявить права на него или его жилище.

Перед тем как отправиться в Куинс, они остановились перекусить. Завтрак состоял из яичницы и кофе. Поев, они проехали через Мидтаунский тоннель и выскочили на Борден-авеню рядом с будкой сборщика платы за проезд. Сборщику денег потребовалось несколько секунд, чтобы записать номер и пропустить их. Джонсона раздражала задержка, возможно, он просто устал. Он поставил машину напротив Восточной судоходной компании. Понаблюдав с полчаса за объектом, оба решили, что он явно не вписывается в общую картину. У зданий всех других компаний на Борден-авеню кипела работа: подъезжали и отъезжали грузовики, возившие товары. Но Восточная судоходная казалась вымершей. Здание, за которым они вели наблюдение, в полтора этажа высотой, было построено в форме неправильного восьмиугольника. Они видели несколько погрузочных платформ, подъезд к которым преграждали железные ворота. Высокие окна были забраны металлической сеткой. По другую сторону здания располагался железнодорожный полустанок, обнесенный забором, поверх которого тянулась колючая проволока. За зданием тек грязный Ньютаун-Крик. Серые крестообразные мачты скоростной лонг-айлендской электрички скрадывали высоту здания, вокруг которого стояли мощные фонари и телевизионные камеры, позволяющие наблюдать за прилегающей территорией.