Сказочка - Мария Перцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карлик вновь ухмылялся и скалился, роняя на одеяло желтую слюну. При этом он неистово скакал по кровати, по-обезьяньи опираясь на мускулистые руки.
— Понятно. Тебе всё до фени, — горько вздохнула Анфиса. — А мне сегодня к королю идти.
Шут прислушался. Затем с быстротой молнии соскочил с кровати и вылетел за дверь.
Анфиса побрела к туалетному столику. Там, выдвинув верхний ящик, она порылась в орехах, достала пудреницу и принялась за дело.
Ничего хорошего из этой затеи не выходило. Насыпав полный глаз пудры, принцесса убедилась, что выглядит более чем странно. Сквозь белоснежное пятно под левым глазом трогательно просвечивала нежная синева. Возможно, подобный макияж и сошел бы для человеческого лица, будь он более симметричен.
«Второй глаз, что ли, подбить?» — с отчаяньем подумала она.
Скрипнула дверь, и в комнате опять появился карлик. В руках он держал продолговатый чехол из крокодильей кожи. Дернув за «молнию», Анфиса обнаружила внутри солнцезащитные очки в черной пластмассовой оправе.
— Где спер? — поинтересовалась она.
В ответ карлик с профессиональной точностью выдвинул нижнюю челюсть и характерными ломаными движениями стал двигаться по комнате, отщелкивая пальцами такт.
— Уо-о, на брезентовом поле, — подпела Анфиса, но тут же сурово добавила: — Как же там теперь без них?
Карлик равнодушно пожал плечами и изобразил рычанием нечто вроде визга тормозов.
— Ну ладно, я пошла. Не балуйся.
Напялив очки, Анфиса подтерла выступающую за их границы пудру и вышла из комнаты.
Прикрыв за собой дверь, она прокралась в тронный зал, но под суровым отцовским взором почувствовала себя пришпиленной к полу бабочкой и поняла, что дергаться бесполезно.
— Где ты была вчера?
— Гуляла.
— С кем?
— С товарищами.
— Это они тебе глаз подбили?
— Сквозь очки разглядел?
— Нет. У тебя лицо в пудре.
— Догадливый какой!
— Не груби.
— Это комплимент.
— Не груби, я сказал! Ты вернулась вчера в час ночи. Где ты была?
— В деревне. На дискотеке.
— Кто тебе позволил туда ходить?
— Но мне никто и не запрещал.
— Сама должна знать. Ведь ты будущая королева.
— Именно поэтому я обо всем должна всех спрашивать?
— Не обобщай. Я говорю об элементарных нормах безопасности.
— Я безрассудна?
— Судя по твоему глазу…
— Это случайность.
— Тебя могли убить.
— Абсурд.
— Почему ты так уверена?!
— Я знаю.
Его величество сдался первым. Закрыв глаза, он провел рукой по лицу, пытаясь снять накопившуюся усталость. С самого начала весь этот разговор казался ему бессмысленным. Несмотря на ультраизменчивый характер, поведение дочери в подобной ситуации можно было предугадать: «Раз я принцесса — оставьте меня в покое!»
— Пойми, — снова начал король, — я так волнуюсь за тебя. Ты слишком безрассудно рискуешь собой. Ты еще так молода и наивна, а кругом полно врагов…
Дочь молча слушала отца и ухмылялась.
— Как с тобой стало трудно разговаривать. Я не узнаю тебя, — произнес, отчаявшись, король. — Раньше мы так хорошо понимали друг друга.
Анфиса перестала улыбаться и ответила:
— Ты забыл. «Раньше» было раньше. Десять лет — большой срок.
— Все равно, — возразил отец, — ведь я люблю тебя так же, как и десять лет назад.
— Верю, — согласилась принцесса. — Ровно десять лет назад твоей любви хватило ровно настолько, чтобы по совету новой женушки избавиться от меня.
— Что ты говоришь! — воскликнул король. — Я отправил тебя в родовой замок, дабы ты получила там настоящее королевское воспитание…
— С таким же успехом я могла получить его здесь. Может, еще какие причины вспомнишь?
Король смутился:
— Прошло десять лет. Память изменяет мне, но уверяю, я всегда желал тебе только добра.
— Хорошо. Тогда напомню. В те годы в стране свирепствовала чума. И тучи, несущие смерть, шли с Болотных равнин. Надеюсь, ты еще не всё забыл? Вспомни, где стоит твой родовой замок. Он стоит в самом центре этой трясины!
От каждого ее слова король вздрагивал, как от удара бича. Каждое слово жгло его своей жестокой правдивостью. Боже, как это страшно — слышать упреки с того света.
— Значит, королева была права, — произнес он, холодея от ужаса. — Ты мертва.
Анфиса зажмурилась от удовольствия:
— Нет.
— Но как же? Как же ты спаслась?
— Я выбрала зиму.
— Выбрала?!
— Да. Ведь я делаю все что хочу.
— Каждый считает, что делает все что хочет. Но в большинстве случаев ошибается. Даже из того, что мы и в самом деле можем, воплощается лишь ничтожная доля. Мы бессильны.
— Знаю. Поэтому мне так интересно среди вас. Ваше добровольно принятое бессилие — великолепная почва для чужого всевластья. Во все века монарх был монархом только тогда, когда находились рабы, поклоняющиеся власти. Что может сделать даже самый великий полководец без войска? Зачем нужен пастух, если нет стада? Гений является гением только на фоне сотен тысяч серых тружеников.
Король молча слушал дочь и с изумлением замечал, как меняются черты ее лица. Но это была не маска безумного тщеславия. То было лицо хладнокровного дельца, продающего чужие души. Сейчас устами Анфисы говорил трезвый разум и полное отвращение к власти, столь нелепо навешивающей господство над глупым бесхребетным миром. Она знала о своем могуществе и мучительно страдала оттого, что для нее нет невозможного. Всесилие опустошило ее существование, оставив в насмешку единственную возможность продолжать жизнь — играть в нее.
Король прервал тяжелые раздумья и с грустной усмешкой сказал:
— Глядя на тебя, у меня мелькнула мысль, что Антихрист вполне может быть девушкой.
— Антихрист? — Анфиса окинула отца равнодушным взглядом. — Нет, все будет гораздо проще. Религия — всего лишь плод воспаленной фантазии, в основу которой легли вполне реальные факты. Апокалипсис — лишнее доказательство тому. Такова природа истинного раба: наказывать себя за собственное ничтожество концом света, а потом столь же похотливо жаждать возрождения. Человек признаёт, что он жалок и низок, но тут же требует награды за то, что столь преданно лижет ноги хозяину. Мерзкое существо. Даже среди животных не встречается столь непоследовательного пресмыкания. Скажу честно, конец света был бы достойным завершением этой грязной истории. «И тогда увидел я Зверя…» Не волнуйся, клейма у меня нет. Было бы слишком примитивно столь старательно следовать всем извращенным советам божьих книжек.
— Ты не веришь в Бога? — выдавил Ярослав. — И не боишься Его кары?
— Самое страшное уже позади, — ответила принцесса, потирая подбитый глаз. — Не так страшен Бог, как его малюют.
— Безбожница! — в ужасе выкрикнул король. — Твоими устами говорит сейчас сам дьявол. Ты восстала из ада!
Анфиса нахмурилась:
— Ты тупеешь с каждым днем. Если тебе так хочется — пожалуйста: Откровение Иоанна — чудесная книжка, вавилонская блудница — настоящая сволочь, а Господь Бог лучше всех на свете. Доволен? Кстати, как поживает твоя набожная жена?
Король смутился.
— Если мне не изменяет память, — продолжала Анфиса, — она тоже не особенно усердно бьется лбом об пол при виде Божьей матери.
— Ее величество не христианской веры, — ответил король.
— Догадываюсь. Истинная христианка никогда не подложила бы мне жабу в бассейн. Передай ее величеству, чтобы она прекратила пакостить. А то я подпилю ножки у ее трона.
— Ее величество не пакостит, — поправил король. — Она колдует.
— Судя по результатам, она занимается не своим делом. Предложи ей сменить хобби. Пусть займется педикюром. Занятная вещь. Сиди да педикюрь.
— Ты многого не знаешь. Все не так просто. Магия до конца подвластна лишь тому, кто обладает Великим Рубином. Моргана очень могущественная колдунья, но пока ее чары распространяются лишь на того, кто верит в ее силу и боится ее.
— Иными словами, у меня большая возможность оставить после себя мокрое место? И случится это тогда, когда твоя разлюбезная женушка заполучит в свои кривые лапки ваш Большой Рубин?
— Великий, — поправил король.
— Замечательно, — фыркнула Анфиса, — я сматываю удочки.
— Подожди, — взмолился Ярослав.
— Чего? — удивилась Анфиса. — Когда из меня сделают котлету?
— Но ведь ты единственная наследница престола. Кто станет править страной после меня?
— Твоя жена.
— У нее нет прав.
— Почему?
— По закону Ордена престол в королевствах передается только по наследству: от отца к сыну.
— Ну вот и передай его сыну. Благо у тебя их достаточно — одиннадцать штук.