Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

оказался мастером по правке бритв, другой — парикмахером, третий прекрасно готовил помазки и мыльный раствор, а четвертый просто успокаивал клиента, когда тот не выдерживал окопного бритья и начинал брыкаться.

Вечером пришла кухня. Поужинали, запаслись водой. Ночь прошла спокойно, но все были в боевой готовности, зная ехидный характер врага.

Наступал рассвет великого дня.

Небо побледнело, стали исчезать звезды. Зарумянились небольшие тучки, собравшиеся на востоке. Командир подразделения тов. Шевелев беспокойно поглядывал на часы. Уже давно должна была появиться кухня с завтраком, но ее не было. Командир несколько раз справлялся по телефону и получал один и тот же ответ: «кухня выехала».

— Значит, засела где-то в пути, — озабоченно произнес он.

— Приготовить полотнища! — передали из штаба части.

Сейчас начнется. Все переглянулись, улыбнувшись друг другу. Белые полотнища мы выстилали на переднем крае обороны, чтобы летчики видели расположение наших частей.

Из-за песчаных барханов показалось солнце. Реденький белый туман подымался над землей. В небе появились три разведчика-истребителя. Японские зенитки открыли по ним бешеную стрельбу. Развернувшись, разведчики пролетели вдоль линии фронта и повернули назад.

— Ну, держись, японец!

— Да! Сейчас наши бомбардировщики повезут туда шоколад!

— Летят! Смотри, смотри сколько! — закричал связист и поднялся, чтобы выйти из окопа.

— Прекратите крик и садитесь в окоп! — с нарочитой суровостью приказал младший комвзвод Ветошкин. Сам он зачарованно смотрел в небо.

Воздух наполнился нарастающим гулом. В строгом строю торжественно плыли над нами бомбардировщики, направляясь в сторону врага. Это зрелище было настолько впечатляющим, что кое-кто выбросил изо рта недокуренную папиросу, как-будто папироса могла помешать этому грандиозному воздушному наступлению.

Японские зенитки открыли стрельбу. Черными тучками дыма зарябил воздух возле самолетов. Справа, слева, сверху, внизу. Но ни один не нарушил строя. С железной неотвратимостью плыли они вперед и вперед.

Дрогнула и заколебалась земля. Перед нами стали вырастать и расплываться столбы огня, земли и металла. Они становились все гуще и, наконец, слились в сплошную темно-серую массу…

За обедом

— Товарищ командир! А ведь кухня уже пришла, — заявил младший лейтенант Зуев.

Все, будто очнувшись, оглянулись на кухню, а потом друг на друга. Засмеялись. И снова стали смотреть туда, где гремели разрывы авиационных бомб.

— Вот это видно, что наши!

— Да, красиво.

— А «крокодила» ни одного нет. Попрятались!

Бойцы были горды за себя, за свой народ, за свою могучую технику.

Не успели скрыться из виду последние самолеты, как воздух снова наполнился гулом моторов. Шла вторая волна. Японские зенитки уже не стреляли. Из-за Халхин-Гола шла третья волна. Кто-то пытался считать, но потом безнадежно махнул рукой и неожиданно заключил:

— В общем много!

Вслед за бомбардировщиками пронеслись штурмовые самолеты. Пчелиным роем гудели они над японскими окопами, и трудно было проследить за их действиями. Они то падали на землю со стремительностью ястреба, то быстро поднимались вверх. Летел самолет над самой землей, и казалось, что. вот-вот зацепится он за песчаные бугры, а он вдруг почти отвесно взмывал в воздух. Спаренные пулеметы непрерывно поливали японские окопы густыми очередями. Наконец, все самолеты набрали высоту, построились и улетели.

Дым и пыль еще не успели осесть на японском логовище, как заговорили сотни наших орудий различных калибров. С шипением проносились снаряды пушек, спокойным шелестом вторили им снаряды гаубиц. Тонны раскаленного металла вгрызались в землю, с визгом и громом рвали ее на куски, оставляя глубокие воронки…

Мы в это время заканчивали завтрак.

Начальник тыла младший лейтенант Жоголев пытался объяснить причины опоздания кухни, но командир подразделения не дослушал его.

— Ладно. Знаю, что по-пустому не сидел. Главное сделано, бойцы поели во-время.

Жоголев облегченно вздохнул.

— Я чуть было с ума не сошел от обиды, — продолжал он. — Неужели, думаю, в такой момент оставлю бойцов голодными? А машина села, проклятая, в грязь по самый дифер. Толкал, толкал я ее — не двигается ни взад, ни вперед. Вижу невдалеке артиллеристы везут снаряды. Я к ним. «Товарищи, — говорю, — не оставьте бойцов голодными, помогите вытащить кухню». Остановились они, посмотрели. «Что ж, давай, только ведь и мы торопимся, и тоже пищу везем, только для японцев». Зацепили буксиром и вытащили…

— А почему вы раньше не выехали?

— Это-то «раньше» нас и погубило. Поторопились, выехали затемно, а дороги не видно. Вот и засели…

Полтора часа длился ураганный огонь нашей артиллерии. А потом взвились в воздух зеленые ракеты, и наши командиры сказали:

— Товарищи, настал решительный час! Смерть подлым провокаторам войны! За Родину! За Сталина — вперед!

— Вперед! Смерть японским гадам!

— За Родину!

— За Сталина!

И мы пошли в наступление. Так начался штурм».

АТАКА

В начале боев сопка была зеленой и кустистой. Почти на самом гребне ее были чуть заметны следы японских оборонительных работ. Южный ее скат, обращенный к нам, оставался на первый взгляд неукрепленным. Пулеметчики и снайперы противника были тщательно замаскированы, они, как змеи, забились в норы, прикрывшись небольшими кустами и травой.

После 20 августа сопка совершенно перестала походить на «Зеленую». Это уже был пепельносерый, продолговатый холм, с прибитой землей и сожженной растительностью, пятнистый и корявый…

Японцы огня не вели. Забившись глубоко в блиндажи с мощными перекрытиями, они отсиживались, спасаясь от артиллерийского огня, и следили за каждым нашим шагом. Наше подразделение, развернувшись, продвигалось к сопке, охватывало ее с флангов. Артиллерия прекратила стрельбу.

Когда противник заметил продвижение нашей пехоты, он открыл бешеный огонь. Сопка вдруг ожила. Ее «гарнизон» отбивался всеми средствами: минами, снарядами, пулеметами. Звонко, с оглушающим сухим треском рвались мины, разбрасывая песок. Со свистом и противным жужжанием полетели в нашу сторону пулеметные очереди.

Роты залегли за песчаными буграми. Было приказано не продвигаться дальше, чтобы не иметь бесцельных потерь, а окопаться на достигнутых рубежах. За работу взялись при данные нам артиллерийский дивизион и противотанковая батарея. Пушки выкатывались на открытые позиции и прямой наводкой били по обнаруженным огневым точкам, а гаубицы громили обратные скаты.

Японцы снова замолчали. Около двух часов непрерывным шквалом огня поливалась сопка «Зеленая». Вырывались вместе с землей и сгорали последние остатки растительности Темносерыми тучами дыма заполнялись лощины. Далеко в японском тылу что-то горело в нескольких местах. Нещадно палило солнце, хотелось пить.

Взвились зеленые ракеты. Артиллерия умолкла. Мы стали опять продвигаться вперед. Но будто из-под земли вырастали новые огневые точки врага. Снова заработали его ручные и станковые пулеметы, а затем стала отплевываться минометная батарея. Одна наша рота, действовавшая на правом фланге, продвинулась и заняла выгодный рубеж, напоминавший земляной вал перед крепостью. Теперь сопка была на расстоянии 70—100 метров от наших рот.