Бои у Халхин-Гола (1940) - Давид Иосифович Ортенберг

Все эти листовки, которые часто носили характер обращений к бойцам и войскам, встречались с огромным интересом и энтузиазмом. Политотдел получал десятки писем, резолюций, где в ответ на эти листовки, призывы командования и политотдела бойцы и командиры давали клятву разгромить и уничтожить японцев.

Огромное количество листовок было выпущено для солдат противника. Большую помощь нам оказал звуковещательный отрад, передачу которого наши бойцы называли «политчасом для японцев».

Обстановка на фронте быстро менялась. К 24 августа японцы были полностью окружены. Шли упорные бои за песчаные барханы, высоты, сопки, которые враг превратил в сильно укрепленные бастионы, надеясь отсидеться в них до подхода подкрепления. Некоторые наши части заняли оборону на границах. Артиллерия перешла на открытые позиции и стреляла прямой наводкой. Настал самый напряженный период, когда вся борьба была перенесена в траншеи. В соответствии с обстановкой и приказами Военного Совета политический аппарат менял формы своей работы.

Кроме выпуска листовок, основное внимание политотдела было обращено на помощь частям во время штурма высот, особенно там, где бывали заминки.

22 августа мой заместитель тов. Мельников поехал готовить батальон мотострелковой бригады, подразделения которой залегли и медленно продвигались вперед. В дивизию, где слабо обстояло дело с бытовым обслуживанием», на второй день боя была послана группа политработников для организации доставки воды, горячей пищи бойцам и вывозки раненых.

В ночь с 24 на 25 августа мы послали группу политработников из нашего резерва во главе с преданным сыном партии тов. Шосталь для подготовки штурма ремизовских высот. Наши товарищи весь вечер проводили беседы с бойцами. Вместе с работниками политического отдела 36-й дивизии они разъясняли бойцам, что готовится решительный штурм высоты Ремизова. Они рассказали бойцам, что наши войска на правом фланге полностью окружили японцев и добивают его последние остатки, что в хинганских войсках разложение, а в тылу противника паника. Рассказали, как при наступлении должно быть построено взаимодействие стрелков и пулеметчиков, пехоты с артиллерией и танками, какие сигналы установлены для опознавания своих.

Подготовленная атака окончилась блестяще. Задача дня была выполнена. В этом бою смертью героя погиб тов. Шосталь. Умирая, он говорил товарищу: «Мне не страшно умирать за Родину, за родного Сталина. И если я умру, то ты, друг, Павлик, продолжай с еще большей ненавистью уничтожать японских гадов. Им пришел конец. Не победить 170-миллионного Советского народа никогда и никому».

Неоценимую помощь нам оказали работники резерва, присланные Политическим управлением Красной Армии. Они обеспечили нам живую связь и оперативное руководство частями, проявляя себя геройски в бою. Этими кадрами я занимался лично. Я их собирал ежедневно и информировал об обстановке, посылал в соединения и части для помощи в проведении той или иной операции, для ликвидации заминки. Я их посылал для того, чтобы быстро, наиболее точно и обстоятельно проинформировать руководителей соединений и частей об обстановке и довести до них задачу. Работники резерва хорошо информировали нас о положении на отдельных участках фронта. Они, наконец, посылались нами на руководящие посты взамен выбывших из строя политработников.

За все время наступления мы ни разу не собирали начальников политотделов и военкомов. Хорошо это или плохо? Я считаю, что не было нужды отрывать всех их сразу от частей. Но с каждым из них мы были связаны. Они приезжали к нам, когда позволяла обстановка. Мы бывали в частях и на месте разрешали все вопросы, беседовали по телефону, устанавливали связь через работников резерва.

…С каждым днем все уже и уже сжималось кольцо окружения.

Наши части в упорных боях, соревнуясь в доблести и геройстве, брали сопку за сопкой. 30 августа пал последний оплот обороны врага — сопка Ремизова. (На ней водрузил красное знамя младший комвзвод Кирин.

Наш политический аппарат в этих боях с честью выдержал экзамен на отличное выполнение задания партии и правительства. Эти бои обогатили нас замечательным опытом для мирной учебы и для будущих боев.

Лейтенант К. КРАПИВИН

ГЕРОИЧЕСКИЕ ДНИ

В ОБОРОНЕ

Сутра 23 июля японцы открыли артиллерийский огонь. Они неуверенно бросали снаряды но переднему краю нашей обороны, нащупывая огневые точки.

Мы расположились на скатах песчаных барханов, хорошо окопались, не несли потерь.

В восемь утра заговорили японские ручные и станковые пулеметы. Вражеская пехота небольшими группами стала накапливаться в стыке между нашим правым флангом и левым флангом соседа. Мы знали, что противник, скопив значительные силы, собирается вести наступление, но были уверены, что он будет отбит.

Был жаркий солнечный день. Бойцы спокойно перебрасывались шутками, курили, еще раз проверяли свое оружие, готовили гранаты.

Наша артиллерия начала расстреливать обнаруженные батареи противника и уничтожать его пехоту, скопившуюся для атаки в глубокой лощине.

Артиллерист лейтенант Фетисов из приданной соседу батареи Кособрюхова стрелял точно. До нас нередко доносились стоны и визг с японской стороны.

А когда японцы, вырвавшись из лощины, попытались продвинуться вперед, их встретил дружный огонь наших станковых пулеметов. Видно было, как недобитые японские солдаты бежали назад.

На этом закончилась утренняя атака. Стало заметно, что задуманное японцами наступление проваливается с самого начала.

В 12 часов повели беспорядочную стрельбу все японские огневые средства. Это напоминало взбесившегося зверя, который уже не соображает, откуда ему наносят удары, а с (пеной на губах вгрызается во что попало и, причинив себе боль, еще больше свирепеет.

Наши артиллеристы, хладнокровные критики, тщетно пытались определить «стиль» японской стрельбы.

— Ого! Начали стрелять по площадям.

— Что ты? Для этого у них не хватит ни сил, ни снарядов. Они бьют по рубежам.

— А по-моему, бьют как (лопало, лишь бы стрелять.

— А вот мы будем стрелять не по рубежам и не по площадям, а по японским батареям, — рассудительно резюмировал командир.

Наша артиллерия открыла ураганный огонь. Задрожал воздух от непрерывных выстрелов и разрывов. В промежутках был слышен ружейный и пулеметный огонь. Он казался слабым-слабым по сравнению с сокрушительным гулом артиллерий!

Мы сидели в окопах и ожидали нового приступа. Вот в воздухе появились два японских разведчика. Они быстро прошмыгнули вдоль переднего края нашей обороны, а через 10–15 минут показались японские бомбовозы.

— Крокодилы летят! — прокричал кто-то.

Встреченные огнем зенитной артиллерии, эти «крокодилы» поспешно развернулись, сбросили бомбы в стороне от нас и скрылись.

В воздухе стоял едкий дым от взрывов. Он светлосерыми тучами слоился над землей и был похож на утренний туман. Солнце палило беспощадно. Хотелось пить, но вода осталась только для пулеметов.

Я сидел в окопе рядом с командиром пулеметной роты лейтенантом Беляковым. Он вздохнул и произнес с