Большие Поляны - Иван Слободчиков

— Но надо как-то помочь ему, — волновался Попов. — Я понимаю: социализм, каждому по труду... Ведь бросит все, в город уехать может!

— Не уедет. Кто-кто, а Гурьян так и умрет в Шалашах... Ты не был на Шалашовском кладбище? — спросил он Попова.

— Нет... А что?

— Я к тому, что Гурьян уедет... Зайди как-нибудь посмотри. Есть там крест один, здоровый, из тесаных бревен, прочитай на нем надпись.

— О чем?

— Вот об этом самом, о чем мы говорили... Было у Гурьяна четыре старших брата, и все погибли в Отечественную войну. Сам понимаешь, горе родителей, как говорится в романах, было неописуемо. И решили они как-то выразить свою память о павших сыновьях. Вот и поставили на кладбище этот крест, а на нем доску с надписью. Я эту надпись с детских лет наизусть помню: «Милые и дорогие наши сынки Степан Терентьевич, Егор Терентьевич, и ты, Ваня, и ты, голубок Петя! Здесь вас нет, лежат ваши головушки в чужой стороне, здесь похоронены одни наши горькие слезы. Не обессудьте, дорогие, что не памятник вам поставили, а простой крестьянский крест. Вечная вам слава, низкой поклон от всех за ваши великие ратные подвиги. Аминь».

Бил ветер в лицо. Шумели березы, кланялись ветру.

6

Они объездили все сенокосы в поля шалашовской бригады, но Гурьяна так и не встретили. Всюду им отвечали одно и то же: только что был, уехал.

— Вот неуловимый Ян-Гурьян, — рассмеялся Попов, когда они, устав от поисков, расположились пообедать на полевом стане сенокосчиков. Здесь они пробыли до конца дня и вечером прямой дорогой возвратились в село.

День угасал. За Санарой, на далеком горизонте, появилась узенькая темно-лиловая полоска; она росла, окутывала мраком поля и перелески и вскоре заняла полнеба, превратившись в огромную тучу. Все вокруг потускнело, померкло, лишь в селе пламенела крыша на клубе да светилась пожарная каланча в последних лучах солнца.

Въезжая в село, Уфимцев подумал о Груне, о том, как она отнеслась к переводу ее на рядовую работу. Векшин, конечно, сослался на него. И он представил Груню в тот момент, когда она узнаёт о своей судьбе, ее недоумение, встревоженное лицо. «Еще заподозрит, что я нарочно с ней так поступил, чтобы не мешала, не лезла на глаза».

Возле лавки сельпо стоял «газик», у крыльца толпился народ. «Кто бы это мог быть?» — попытался догадаться Уфимцев.

Подъезжая, он узнал Акимова, секретаря парткома, и обрадовался его приезду: когда-то они вместе работали инструкторами райкома, крепко дружили.

Акимов высок, грузен не по возрасту. Крупный нос, широкие бугристые скулы, выбритая до синевы голова, глаза под густыми бровями — все характеризовало его как человека сурового, а на самом деле был он простым и общительным, за что и любили его в районе.

Дождавшись, когда мотоцикл, чихнув, остановился, Акимов, поздоровавшись, сказал Уфимцеву:

— Вот рассуждаем с товарищами колхозниками относительно урожая. Хлеба́ вы нынче вырастили прекрасные, поработали люди на славу, чувствуется, пришел новый хозяин, — и он потрепал по спине поежившегося Уфимцева. — И рожь хороша, и пшеница... А гречиха — просто чудо, каши всему району хватит. Только масло готовь.

Говорил Акимов легко, свободно, тоном заправского оратора, весело поглядывая по сторонам.

— Кстати, — сменил он тон, — объехал ваши поля, а кукурузы не нашел. В чем дело?

— Погибла... списали, — сказал Уфимцев, опуская глаза, рассматривая свои пропыленные штиблеты.

Акимов с недоверием поглядел на него.

Выручил тракторист Никита Сафонов, шедший из мастерской и завернувший в лавку за табаком.

— Разве на наших землях будет эта заморская королева расти? А тут еще каждый год заморозки... Сеем и гадаем: не то уродит, не то нет.

— И уродит так не обогатит и не уродит не разорит, — подал голос дед Селиверст, подошедший послушать, о чем говорит собравшийся народ.

— Семь лет мак не родил и голоду не было, — сказала тетка, и все засмеялись.

На крыльце лавки Уфимцев увидел Никанора Тетеркина. Тот стоял, надвинув на глаза кепку, боком ко всем и, казалось, не слушал разговора.

«Ох, и хитрая бестия! — подумал Уфимцев, и у него заскребло на сердце. — С комбайном не вышло. Где он еще может напакостить?»

Резкий голос Попова, спорившего с Акимовым, привлек его внимание.

— Вы говорите: урожай. Разве это урожай, соберем по пятнадцать-шестнадцать центнеров на круг? А наши земли, если удобрить, по двадцать пять, по тридцать центнеров могут давать. А где удобрения? Навозу мало, потому что скота мало, скота мало, потому что бедная кормовая база, кормовая база бедная, потому что... Вот вы говорите: кукуруза... — Попов споткнулся тут, посмотрел выразительно на Акимова.

Акимов с нескрываемым любопытством слушал разошедшегося Попова, не перебивал. Когда тот замолк, он усмехнулся:

— Кончил?.. Теперь, вижу, придется разобраться, сеяли вы кукурузу нынче или только очки втирали.

Сверкнула молния, и ударил гром. Акимов поднял голову: черная туча тяжело наплывала на село. Стало совсем темно, вот-вот должен пойти дождь. Народ забеспокоился, начал расходиться.

— Пойдемте и мы, — предложил Акимов. — Разговор есть.

В конторе никого не было, кроме Стенниковой, сидевшей над бумагами.

— Ах, Анна Ивановна, сколько лет, сколько зим! — воскликнул Акимов и подал ей руку. — Сидим, глазки портим?

— А что мне остается делать? — усмехнулась Стенникова, вынимая сигарету из пачки. — На танцы ходить — кавалеров нет, всех порасхватали молодые.

Акимов весело захохотал.

— Позвольте, я ваших закурю, дамских, — попросил он. — Говорят, они благотворно действуют на мужчин, делают их мягче.

— Попробуйте.

Стенникова придвинула ему пачку. Акимов закурил, пустил дым носом, покрутил головой.

— Ха-ра-ши! — протянул он.

Уфимцев щелкнул выключателем, зажег свет.

— Вот какой разговор, товарищи, — начал Акимов, когда все уселись вокруг стола Стенниковой. — Объехал я сегодня ваши поля и должен сказать, — зря агроном плачется: урожай действительно отменный, такого нигде в районе нет. Хватит его всем: и государству, и колхозникам. Вам следует подумать, сколько можете продать сверх плана зерна государству, а подумав, принять на себя соответствующие обязательства и выступить инициаторами этого дела по району... Какое мнение на этот счет у партийного секретаря?

— Зерно для продажи сверх плана нынче будет, — ответила Стенникова. — Ну что ж, подсчитаем, подумаем — это в наших интересах, колхозу деньги ой как нужны!

— Не понимаю, о каких обязательствах сейчас может идти речь? — вмешался в разговор Попов. Он вытащил расческу, стал торопливо причесывать свои волосы. — Хлеб еще на корню, об излишках рано говорить.

— Алеша, положи расческу, не мучь волосы, — сказала Стенникова.

— Тут ты не прав. В районе должны знать о наших возможностях, не могут там работать вслепую.

— Тогда без обязательств, просто информировать, что по предварительным данным колхоз может продать сверх плана. А там — как получится, уборка покажет.

Акимов пытливо поглядывал на Попова.

— Ты давно стал агрономом? — спросил он его.

— Скоро год. А что?

— Ничего, просто интересуюсь... Комсомолец?

— Секретарь комсомольской организации колхоза, — ответила Стенникова, ласково глядя на потемневшего Попова.

— Даже? — удивился Акимов. — Вздуть бы тебя, агроном, как следует, снять штаны и вздуть, чтобы помнил не только о своем колхозе, но и об интересах государства. Да не хочется перед уборкой настроение тебе портить.

Попов угрюмо молчал.

— Видимо, мои сигареты оказались слабенького действия, — заметила Стенникова, чтобы разрядить обстановку.

— Какие сигареты?

— Дамские... Которые мужчин мягкими делают.

Акимов уставился в недоумении на нее, потом громко, раскатисто захохотал:

— Виноват, проштрафился!

За окнами погромыхивало, было слышно, как сначала тихо, а потом сильнее и сильнее пошел дождь.

— Давай закругляться, Николай Петрович, — сказал Уфимцев, глянув в окно. — О твоем предложении по сверхплановой продаже зерна мы подумаем и свое мнение сообщим... А сейчас — поедем ко мне, поужинаем да и спать. Хватит на сегодня!

7

Шум ливня и в этом шуме непрерывный грохот и громовые раскаты, когда, кажется, рушится само небо, встретили Акимова и Уфимцева, вышедших на конторское крыльцо.

Юркнув под брезентовую крышу «газика», Акимов проворчал:

— Ну и агроном у тебя, Егор.

— Ты на него не обижайся, — ответил Уфимцев. — Парень он стоящий, но молодой еще, не знает порядков.

— Пижон... Но что-то в нем есть... Да, все дело в кадрах. Кадры руководителей, кадры специалистов — вот кто решает сейчас вопросы сельского хозяйства. Каковы кадры, таковы и дела.

— А мне думается, дело не только в них. Кадры, конечно, решающая сила, но... Вам, руководителям, следует понять и такую простую истину: колхозы нужны не только государству, но и самому колхознику.