Жестокий наезд - Вячеслав Денисов

Я осознаю, что задаю себе эти вопросы уже в десятый раз. И в десятый раз, просматривая каждую строчку пухлого уголовного дела, не нахожу на них ответа.

Артема Малыгина «гнали». И начали это делать задолго до того момента, как он врезался в толпу на остановке. Слушая, как Саша, под контролем бдительного Рольфа, расплачивается с сантехниками за работу, я листаю дело до той страницы, где есть фотографии «Мерседеса» и «Лексуса». Там же я видел справки и заключения из мастерских, в которых Сериков чинил свой «мерс». Это нужно потом, когда будет рассматриваться его гражданский иск для возмещения материального ущерба после ДТП.

Красивый бланк, отпечатанный на компьютере, угловой штамп, печати и подписи. А что между всеми этими «визитными карточками» фирмы-оценщицы? А там – анализ повреждений, стоимость ремонта и стоимость запасных частей, которые необходимы для восстановления покалеченной иномарки. Читаю: «Крыло правое переднее, дверь правая передняя, капот, правое наружное зеркало заднего вида...» После столкновения иномарка гражданина Серикова лишилась, кроме всего прочего, зеркала. Это непорядок. Представляю, сколько оно стоит. Нужно срочно послать к Серикову Жору. Хозяин будет рад видеть родную вещь в руках бомжа. Возможно, даст ему на бутылку. Только мне думается, Сериков скорее прибьет Жору на месте, нежели отблагодарит!

Жора! Вот один из главных свидетелей по делу о причинении смерти двоим людям! Не зеваки на остановке, показаний которых в деле предостаточно, а Жора! Маленький, тщедушный бродяга-алкоголик, который, может, и не слышал о трагедии, случившейся на проспекте Ломоносова! Жора, который даже не знает о том, что весь прогрессивный мир ополчился против международного терроризма! Он считает, что весь мир ополчился против него! Но я ни при каких обстоятельствах не смогу использовать его показания на процессах. Я не имею права даже намекать на него. Я могу действовать только в рамках имеющихся материалов уголовного дела...

Я перевернул последнюю страницу.

– Черт!.. – Из меня вырвался дикий смешок.

Следователь Мокрушин сшил дело белыми нитками! Господи, он что, даже этих приколов не знает?! Ни один уважающий себя следователь не возьмется сшивать материалы дела белыми нитками. Может, мне знак подает?..

Но для меня все ясно и без этих шифров. Важнейшего свидетеля по делу я нашел за двадцать пять минут утреннего кросса. Мокрушину на это не хватило трех месяцев. А я уверен в том, что если бы этот майоришка-гаишник хоть раз оторвал свою задницу от стула, то, помимо Жоры-бродяги, нашел бы еще нескольких лиц, показания которых впоследствии сыграли бы на процессе ключевую роль!

Однако не нужно сетовать на безвольность и непрофессионализм милиции. Это я так, внешне бушую. А внутренне мне совершенно ясно, что данное дело, прежде чем попасть ко мне на стол, обрабатывалось не одним консультантом. И Мокрушин здесь нужен лишь для того, чтобы ставить свою подпись на документах.

Не успели мы с Сашей как следует нагуляться по городу, как приблизился час обеда у Пащенко. Интересно, что он там приготовил? Особых разносолов он, конечно, сделать не мог. Что взять с холостяка? Однако красная икра у него не переводилась. У него живет в Находке тетя, которая считает своей обязанностью ежемесячно слать транспортному прокурору икру. У меня такой тети нет, однако я не очень сокрушаюсь по этому поводу. Если бы мне каждый месяц из Приморья слали красную икру, я бы расстраивался оттого, что не могу послать туда электричество.

– Саша, почему люди иногда молчат, вместо того чтобы доказать свою невиновность?

– Не знаю... Наверное, оттого, что боятся навредить близкому. Или забиты судьбой.

Это женская логика. Теплая и доверчивая. В каждом слове звучит вера в справедливость.

– Или для того, чтобы избежать более сурового наказания за более серьезные проступки, да?

Это моя логика. Жестокая и жалящая. Не оставляющая ни малейшего шанса на обман.

Столько раз зарекался говорить с ней на подобные темы... Зачем ей все это нужно? Не зная подробностей того, чем я занимаюсь, она не станет любить меня меньше. И всякий раз меня пробивает, как неисправную проводку. Когда я жил один, я очень много молчал. Я носил в себе все тайны людских судеб, будучи уверенным в том, что так они лучше сохранятся. Но от этого молчания и груза чужих секретов можно сойти с ума.

Поэтому иногда и спрашиваю ее, стараясь помимо жесткой, выработанной годами логики найти проблеме еще одно объяснение.

Иду и не перестаю думать о деле. Звонки и встречи, случившиеся на этой неделе, – цветочки. Самый шухер начнется после первого заседания. Задам пяток вопросов одному участнику, пяток – другому... И адвокаты, как это обычно бывает, впадут в панику. После процесса очухаются и лихорадочно начнут искать ответы на вопросы и разрабатывать доктрину поведения. Ждать хорошего от Струге тем, у кого рыло в пуху, не приходится.

Уже не в силах не просто есть, а смотреть на икру, я отвалился на стуле. Александра отправилась рассматривать книги Пащенко, предоставив нас самим себе.

– Миша Сбруев нашел Малетина. Точнее, не его самого, а его данные.

– Ну? – лениво буркнул я, понимая, что это совершенно ненужная для меня информация.

– Товарищ Малыгин Семен Матвеевич строит в городе микрорайоны. Его сын, ныне – загипсованный подсудимый, занимает пост финансового директора. И у них есть свой юротдел.

Я сидел, как самка осетра, готовая к нересту. От переедания и гудения в ногах у меня слипались глаза. Пащенко же нес какую-то колыбельную ересь и, судя по всему, желал меня увидеть заснувшим прямо за столом.

– Но в юротделе моему следователю пояснили, что в конце ноября прошлого года Артем Семенович Малыгин пригласил из какой-то юридической конторы незнакомца. Если бы он не платил ему зарплату, в три раза превышающую ставку юристов папиной фирмы, то, возможно, последние и не были бы столь откровенны. Жаба жадности давила их, как пресс, когда им в бухгалтерии рассказывали, сколько новый юрист получает под роспись денег.

– Вадим, я сейчас усну. Ты к чему мне все это рассказываешь?

– Ты уснешь не от моих разговоров, а от усталости, – сверкнув на меня недобрым взглядом, заметил прокурор. – Ты сегодня целый день шарахался по городу. И поделом.

– Откуда ты знаешь? – удивился я.

– Мой друг, мы вчера договорились идти на футбол. Но ты не пришел. А выглядишь так, словно отбегал не два тайма, а четыре. До такого состояния в субботу мужика может довести только жена, которая таскала его по магазинам весь день.

Оп-па... За гулянием с Сашей и посещениями парфюмерных отделов я совсем забыл о футболе! А все это злосчастное дело! Я думаю о нем, забывая обо всем.

– Так я продолжаю! Измученный Сбруев выяснил фигуранта, скрывавшегося под маской сопровождаюшего.

– И кто скрывался? – Теперь у меня от бестолкового разговора начала болеть голова.

– Юрист.

Все, заболела конкретно.

– Тот самый, что был принят в юротдел Малыгиным-младшим. Вот он и вез реальные сапоги и фуфайку в реальную прибалтийскую столицу. Не понимаешь? – Видя мою рассеянность, Пащенко стал разгибать пальцы. – На СТО, когда под «КамАЗ» лепили поддон, был замечен Сериков и Бася. А сопровождал груз некто Малетин, который до недавнего времени трудился в штате Артема Семеновича Малыгина. Ты напряги свой бубун, твоя-моя Честь! Что ты на стол смотришь, как пелядь на червя?!

Я уже давно все понял. Вместе с приходом этого понимания ушла сытая лень и головная боль. Я уже все понял, а Пащенко, со свойственным ему азартом, продолжал держать передо мной ладонь с оттопыренными пальцами.

– Басков – раз! Сериков – два! Малыгин – три!! Ты какое дело сейчас рассматриваешь, судья?!

Пора идти домой. После разговора с Пащенко хотелось окунуться в горячую ванну, зажать ноздри пальцами и опуститься на дно. Тепло, спокойно, лишь легкий пассат тревожит верхушки кокосовых пальм. Встать на доску, заорать на весь пляж: «Алоха, Гавайи!!» – и взлететь на гребень волны...

Кто такой Малетин? А кто его знает? Мужик молодой какой-то. Сейчас Сбруев, не понимающий, зачем это нужно, но ведомый гневными приказами руководства, пытается установить местонахождение человека, «засветившегося» в качестве сопровождающего груз на таможенном посту.

Впрочем, какое до этого дело мне? Те же фигуранты, что и в моем деле? Ну и что? У бандитов жизнь такая. Простите, Алексей Петрович Смышляев, что я так о вашем племяннике...

Образно говоря, сейчас я нахожусь в состоянии заготовки, которую прессовщица держит в руках под тяжелым прессом. Механизм, взведенный в состояние боевого спуска, дымится и гудит от напряжения. Одно нажатие ногой кнопки, и на меня обрушится миллиард тонн веса. Одни, с любопытством разглядывая этот процесс со стороны, мечтают, чтобы меня убило в одно мгновение. Другие, наоборот, хотят увидеть Струге в новой его форме. В той самой, программу которой заложила прессовщица. Одно ее желание – и я стану круглым. Если дурное настроение – квадратным. Мечтательное – овальным. Все зависит от побуждений мастера, который шептал над программой формы.