Том 2. Аскетические опыты. Часть II - Святитель Игнатий Брянчанинов

Обратимся к гражданам пустынь, вертепов, пропастей земных, к тем из человеков, ихже не бе [которых не был.— Ред.] достоин весь мир, к преподобным инокам, которые занимались высочайшей из наук, наукою, принесенною Господом с неба. Эта наука — познание Бога и, при посредстве истинного, опытного Богопознания, познание человека. Безуспешно трудились и трудятся над приобретением этого познания мудрецы мира сего при свете собственного разума, омраченного падением. Здесь нужен свет Христов! единственно при сиянии этого света человек может увидеть Бога, увидеть себя. Озаряемые Христовым светом, преподобные пустынножители трудились на селе сердца своего, обрели на нем драгоценный бисер — любовь к Богу. В Боговдохновенных писаниях своих они предостерегают нас от тех бедствий, которые обыкновенно последуют за преждевременным исканием любви. С особенною ясностию рассуждает об этом предмете святой Исаак Сирский. Из сочинений его мы выписываем несколько свидетельств и душеполезнейших наставлений.

«Премудрый Господь, — говорит великий наставник монашествующих, — благоволит, чтоб мы снедали в поте лица хлеб духовный. Установил Он это не от злобы, но чтоб не произошло несварения, и мы не умерли. Каждая добродетель есть матерь следующей за нею. Если оставишь матерь, рождающую добродетели, и устремишься к взысканию дщерей, прежде стяжания матери их, то добродетели эти соделываются ехиднами [змеями ядовитейшими. — Ред.] для души. Если не отвергнешь их от себя — скоро умрешь» [84]. Духовный разум естественно последует за деланием добродетелей. Тому и другому предшествуют страх и любовь. Опять страх предшествует любви. Всякий, бесстыдно утверждающий, что можно приобрести последующее, «не упражняясь предварительно в предшествующем, без сомнения положил первое основание погибели для души своей. Господом установлен такой путь, что последнее рождается от первого» [85].

В 55-м Слове, которое служит ответом на послание преподобного Симеона Чудотворца, святой Исаак говорит: «Ты написал в послании твоем, что душа твоя возлюбила возлюбить Бога, но что ты не достиг того, чтоб любить, хотя и имеешь великое желание любить. К этому присовокупляешь, что отшельничество в пустыне вожделенно тебе, что чистота сердца началась в тебе и что память Божия очень воспламеняется в сердце твоем, разжигает его. Если это истинно, то оно велико. Но мне не хотелось бы, чтоб оно было написано тобою, потому что тут нет никакого порядка. Если же ты поведал для вопроса, то порядок вопроса иной. Говорящий, что душа его не имеет еще дерзновения в молитве, потому что не победила страстей, как смеет сказать, что душа его возлюбила возлюбить Бога? Нет способа возбудиться в душе Божественной любви, вслед которой ты таинственно шествуешь в отшельничестве, если душа не победила страстей. Ты же сказал, что душа твоя не победила страстей, а возлюбила возлюбить Бога: в этом нет порядка. Говорящий, что страстей не победил, а возлюбить Бога любит, — не знаю, что и говорит. — Возразишь: я не сказал люблю, полюблю возлюбить. И это не имеет места, если душа не достигла чистоты. Если же хочешь сказать обыкновенное слово, то не ты один говоришь, но и каждый говорит, что желает любить Бога; говорят это не только христиане, но и неправо поклоняющиеся Богу. Это слово говорится обыкновенно каждым. Но при таких словах движется только язык, между тем как душа не ощущает того, что говорится. Многие больные не знают даже того, что они больны. Злоба есть болезнь души, и прелесть — утрата истины. Весьма многие, зараженные этими недугами, провозглашают свое здравие, и многими бывают похваляемы. Если душа не у врачуется от злобы и не стяжет естественного здравия, в котором она создана, если не возродится в здравие Духом, то человеку невозможно пожелать чего-либо вышеестественного, свойственного Духу, потому что душа доколе находится в недуге по причине страстей, дотоле не способна ощущать ощущением своим духовное и не умеет желать его, но желает только от слышания и чтения Писаний».

Деяние креста — сугубо, сообразно составу естества, разделяемому на две части. Одно состоит в претерпении скорбей телом, совершается действием душевной силы ревности, и называется собственно деяние. Другое же приобретается тонким деланием ума, непрестанным помышлением о Боге и пребыванием в молитве, что совершается силою желания, и называется видение. Первое, то есть деяние, очищает страстную часть души силою ревности, второе же очищает мысленную часть души действием душевной любви или вожделением душевным. Каждый, прежде совершенного обучения в первой части, переходящий ко второй, увлекаясь ее сладостию, чтоб не сказать от лености, подвергается гневу за то, что, не умертвив прежде уды свои, яже на земли [86], то есть не уврачевав немощи помыслов терпеливым пребыванием в делании крестного поношения, дерзнул возмечтать в уме своем славу креста. Сие-то значит сказанное древними Святыми: «Если ум захочет взойти на крест, прежде нежели исцелятся чувства от немощи, то постигает его гнев Божий. Восхождение на крест тогда навлекает гнев, когда совершается не первою частию терпения скорбей или распятием плоти, но стремлением к видению, второю частию, имеющей место по исцелении души. Такового ум осквернен постыдными страстями и устремляется к мечтам и помыслам самомнения. Ему заграждается путь запрещением, потому что он не очистил сперва скорбями ум, не покорил плотских похотений, но от слуха и буквы устремился прямо вперед, в путь, исполненный мрака, будучи сам слеп. И те, у которых зрение здраво, которые исполнены света и стяжали наставников, исполненных благодати, и те бедствуют и днем и ночью; очи их исполнены слез; в молитве и плаче они трудятся день и ночь по причине опасностей путешествия, по причине стремнин, более страшных, встречающихся им, по причине образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми призраками ее. Божие, говорят Отцы, приходит само собою, когда ты не ожидаешь его. Так! но если место чисто, а не осквернено» [87].

Желающий приступить к Богу для служения Ему должен предаться руководству страха Божия.

Чувство священного страха, чувство глубочайшего благоговения к Богу, указывается нам, с одной стороны, необъятным величием Существа Божия, с другой — нашей крайней ограниченностию, нашей немощию, нашим состоянием греховности, падения. Страх предписывается нам и Священным Писанием, которое начало заменять для нас голос совести и естественного закона, когда они омрачились, стали издавать неясные, по большей части лживые звуки, — которое вполне заменило их, когда явилось Евангелие. Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся Ему с трепетом [88], научает нас Святой Дух. Покорным Его велению Он говорит: Приидите, чада, послушайте Мене, страху Господню научу вас [89]. Возвещает обетование даровать страх Божий тем, которые истинно вознамерятся усвоиться Богу: Страх Мой дам в сердце их, ко еже не отступити им от Мене [90]. Начало великой науки, деятельного Богопознания, — страх Божий. Эта наука называется в Священном Писании премудростию. Начало премудрости страх Господень, разум же благ всем творящим и: хвала Его пребывает в век века [91]. Венец мудрости страх Господень, возцветаяй мир и здравие изцеления. Страх Господень слава и похвала, и веселие и венец радости. Страх Господень дар от Господа и на стезях любления поставляет [92]. Страхом Господним научаемся уклоняться от грехов: Страх Господень источник жизни, творит же уклонятися от сети смертныя. Страх Господень ненавидит неправды, досаждения же и гордыни, и пути лукавых. В страсе Господни буди весь день [93]. Страхом Господним наставляемся на путь заповедей Божиих: Блажен муж бояйся Господа, в заповедех Его восхощет зело. Сильно на земли будет семя Его [94]. Блажени вси боящиися Господа, ходящии в путех Его [95]. Ополчится Ангел Господень окрест всех боящихся Его, и избавит их. Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть лишения боящымся Его [96].

Напрасно же исполненные самомнения и самообольщения мечтатели гнушаются страхом Божиим, как принадлежностию презренных рабов, когда к страху призывает нас Бог, возвещает, что Сам Он будет нашим учителем страха, что подаст нам духовный дар страха Божия. Не низко для человека, ничтожной твари, падшей, отверженной, погибшей, усвоившей себе вражду к Богу, перейти из состояния вражды и погибели к состоянию рабства и спасения. Уже это рабство — великое приобретение! уже это рабство — великая свобода! Страх законополагается нам, как средство существенно нужное, необходимое для нас. Страх очищает человека, предуготовляет для любви: мы бываем рабами для того, чтоб законно соделаться чадами. По мере очищения покаянием начинаем ощущать присутствие Божие; от ощущения присутствия Божия является святое ощущение страха. Опыт открывает высоту чувствования. Высоко и вожделенно ощущение страха Божия! При действии его часто ум притупляет свои очи, перестает произносить слова, плодить мысли: благоговейным молчанием, превысшим слова, выражает сознание своего ничтожества и невыразимую молитву, рождающуюся из этого сознания. Превосходно описывает такое состояние святой Исаак Сирский: «Смиренномудрый, когда приблизится к молитве или сподобится ее, то не осмеливается и помолиться Богу или попросить чего. Он не знает, о чем бы помолиться; он молчит всеми помышлениями своими, ожидая только милости и той воли, которая изречется о нем от того Величия, Которому он поклоняется. Лицо его преклонено на землю, а внутреннее видение сердца вознесено к превознесенным вратам во Святая Святых. Там Тот, Которого селение — мрак, притупляющий очи Серафимов, Чья доброта побуждает легионы к ликостоянию их, возлагая молчание на все чины их. Дерзновение его простирается только до следующих слов, только об этом он осмеливается помолиться: «Господи, по воле Твоей да будет со мною» [97]. Страх Божий есть дар Божий. Как дар, он испрашивается молитвою. Желал сподобиться этого дара святой пророк Давид и потому умолял Бога: Постави рабу Твоему слово Твое в страх, пригвозди страху Твоему плоти моя [98], то есть мои плотские пожелания. Страх Господень есть один из семи даров Святого Духа, которые святой пророк Исаия исчисляет так: Дух премудрости и разума, Дух ведения и благочестия, Дух совета и крепости, Дух страха Божия [99].