Солнечная девушка - Аврил Тремейн

Она торопливо бросилась к маленькой нише. Что она делает? Неужели собирается торчать с ним на кухне! Тогда зачем ей фартук?

Однако, когда она, сияя, вернулась, он не нашел в себе сил попросить ее отправляться смотреть телевизор, пока он готовит.

Лео бросил взгляд на слоган, украшавший фартук: «Классная, дерзкая и немного нахальная». Прикусил щеку изнутри, сдерживая улыбку. Он не позволит ей очаровать себя. Как Гари, Бена и, возможно, Марко. И всех прочих жестянщиков, портных, солдат и шпионов.

– Да ладно, признайся, он тебе нравится! – Она, видимо, заметила натянутое выражение его лица.

Надевая фартук, Солнышко зацепила волосы, и из-под челки выглянул висок. Лео затаил дыхание. Потому что захотелось поцеловать ее в висок.

«В нее влюблена половина мужского населения Сиднея, – напомнил он себе. – А ты не намерен становиться очередным куском мяса в этой армии. Повтори!»

Лео распаковал ножи и разделочные доски, вытащил из шкафа еще несколько тарелок и блюд, извлек из своих волшебных коробочек дополнительные приспособления.

– Подойди сюда, чтобы было хорошо видно.

Солнышко с готовностью встала рядом. Лео почувствовал, как его обдало волной жара. Она подвинулась еще чуть ближе. Вдохнула его запах, который был… ну просто его запахом. Запахом очень чисто вымытого Лео. Если бы она приблизилась еще на миллиметр, он, возможно, не выдержал бы и в панике ткнул ее каким-нибудь поварским инструментом.

Солнышко стояла так близко, что он невольно коснулся ее руки. У нее перед глазами вдруг все поплыло. И это уже не имело никакого отношения к экспозиционной терапии. Самое обычное сексуальное влечение. Взаимное сексуальное влечение. По крайней мере, она надеялась, что причина впечатляющей дули на его джинсах, которую она наблюдала совсем недавно, – она сама, а не эрективная дисфункция, упоминание о которой как-то недавно попалось ей в Интернете. Хотя она, конечно, не собиралась ничего ему говорить. Мужчины к этому так чувствительны! Так или иначе, ей явно хотелось переспать с Лео Куотермейном!

Может, потому, что он готовил ей обед? Ужасно соблазнительно, когда шеф-повар мужчина готовил ей обед. Нет, тут что-то другое, явно большее. Оно постепенно заползало к ней в душу.

Ей вспомнилось, как резко он вскочил, когда она поцеловала его в щеку. Как начинал дергаться уголок рта, когда он нервничал. Тот немного изумленный взгляд, которым он смотрел на нее, будто не веря собственным глазам. И то, как слушал ее, будто не веря собственным ушам. И то, как уступал ей, хотя она видела, что ему не хотелось. Как это странно. Ей нравилось, что он уступал, хотя, возможно, ему не стоило этого делать! Ей даже нравилось, как старательно он сдерживал улыбку и смех, словно считал, что будет выглядеть слишком легкомысленно. Это был вызов. Это нужно изменить. Все должны смеяться. В среднем человеку полагается смеяться тринадцать минут в день. Она могла поспорить на свои новые ярко-зеленые лодочки, что Лео Куотермейн не набрал бы тринадцать минут даже за целый год! Никуда не годится.

Теперь, когда Солнышко почувствовала его влечение, оно действовало на нее, как пламя на мотылька. Даже не мотылька. Скорее летучей мыши, ударившейся о провода в квартале от своего гнезда. Она почувствовала это еще с утра, когда подскочила, как от удара током.

Бедная мышь. Летела себе вперед, думая, что держит все под контролем, пока не наткнулась на что-то сильнее нее. Шмяк! И все. Бедная мышь. И бедная она, если позволит себе подойти к Лео слишком близко. Потому что чувствовала: дай ему волю, и он ее сожжет. Нет, она ему не позволит. Она никогда не подходила слишком близко. Ее главное правило – четыре свидания и гуд-бай. Спасительное правило. Лео удалось немного отодвинуться, но Солнышко тут же это исправила.

– Обычная лапша феттучини с цукини, сыром фета и ветчиной прошутто, – беспомощно пробормотал он и отодвинулся, совсем чуть-чуть.

Солнышко немедленно восполнила этот пробел. Бедный Лео, тебе действительно стоит сдаться! Он предпринял очередную попытку увеличить расстояние между ними.

– Мы поджарим чеснок, натрем цукини и лимонную цедру, добавим все это в пасту с небольшим количеством петрушки, мяты и масла. А под конец добавим фету и прошутто, сбрызнем лимонным соком, посолим и поперчим.

«Он держится храбро».

– Это… – Лео откашлялся, – свежая паста из «Ку Брассери». Я думал приготовить ее здесь, но для пожирателя лапши-двухминутки это слишком. – Он шевельнул уголками рта, скорее намекая на улыбку, чем улыбаясь. – «Держись парень!» – напомнил он себе.

Солнышко смотрела, как Лео ловкими привычными движениями натирает цукини. На большом пальце левой руки она увидела длинный шрам, на запястье – что-то похожее на след от ожога. Заметила и другие раны. Боже, как ей хотелось оказаться в этих уверенных, умелых израненных руках. Ощутить их прикосновение. Везде. Это желание буквально душило.

Солнышко завороженно следила, как он, отодвинув в сторону цукини, стал натирать лимон. Затем принялся рвать травы своими красивыми пальцами. И все это время он говорил. Его голос звучал немного хрипло.

– …тонкими полосками.

Хм. Она понятия не имела, с чего начиналось это предложение.

Лео развернул плоский сверток. Внутри лежали тонкие, как бумага, кусочки прошутто.

– Видишь?

– Конечно. – Она взяла нож, полагая, что должна их нарезать.

– Нет.

Боже, боже, он дотронулся до нее. Солнышко почувствовала, как поднялись волоски на руке. Лео уставился на нее, сделал шаг назад и откашлялся.

– Их надо порвать, вот так. – Он показал. Снова откашлялся. – Пока ты это делаешь, я найду сыр.

Солнышко принялась что-то напевать. Разрази его гром, это была жалкая попытка воспроизвести коронную песню Натали. Лео начал давить чеснок плоской стороной ножа с таким рвением, будто от этого зависела его жизнь.

Она продолжала рвать прошутто. И напевать. Ради бога, неужели у нее такое же нездоровое пристрастие к этим гадким любовным песенкам, как у Натали? Которая не будет выступать на свадьбе его брата! Однажды, когда та спела череду этих ужасных песен, на него напал такой приступ смеха, что из носа пошла кровь. Вечер закончился нехорошо.

– Готово. Что мне делать дальше? – Солнышко с гордостью смотрела на кусочки ветчины. Лео вздрогнул. Ох уж это проклятущее воодушевление, казалось, сочащееся из каждой поры.

– Салат. Он будет простой. Помой эти листья.

Она сунула под кран листья латука, и ее сияние померкло.

– В чем дело?

– Салат, он слишком… вегетарианский.

У нее был такой расстроенный вид, что Лео чуть не рассмеялся. Но снова сдержался.

– Это только часть блюда. В пасте будет мясо, помнишь? Я кое-что придумал. Добавлю туда лосось и сделаю совсем не диетический соус. Хорошо?