Пирамиды Астрала - Виктор Кувшинов

А потом началось непонятное. На следующий день она напрасно прождала прихода Ярослава. После обеда ее навестила Вера с «инструкциями» по разруливанию ситуации и просьбой больше не чудить. Выйдя из больницы, Наташа, первым делом, поспешила к Славе со словами благодарности, но натолкнулась на стену прежней холодной, официальной доброжелательности. Ей ничего не оставалось делать, как играть предложенную роль и ждать санкций «сверху». И только в кабинете директора до нее стало доходить, что Ярослав все вывернул наизнанку: якобы это он спланировал эксперимент и выдал ей наркотик, и он же не проследил за правильным выполнением эксперимента, чьей жертвой стала она, Наталия Березина. И подано это было так, что все ее возражения были бы восприняты, как детские капризы.

«Вот, оказывается, какова цена моей спасенной карьеры! Как он посмел так играть со мной! Нет, я не могу здесь больше оставаться – это какая-то подачка! Напишу заявление об уходе из аспирантуры – найдется, чем другим заняться!» - она уже бежала к себе в лабораторию. Взяла лист бумаги и стала писать: «Профессору… Прошу отчислить из… по семейным обстоятельствам…». Стандартные слова быстро ложились на бумагу. Наташа упрямо смахнула слезу и поставила подпись.

Пробежка до кабинета Пустосельского окончилась у запертой двери. Наташа долго стояла, уставившись на ручку двери, и думала о Ярославе: «Нет, так это ему не сойдет! Все он просчитал! А меня он не просчитает! Мне надо высказать ему все в лицо и посмотреть в его холодные, надменные глаза!» Она метнулась, разыскивая своего спасителя-обидчика. Вера сказала, что уже все уходят, а он, скорее всего, сейчас у себя дома, и добавила:

- А адрес, если ты ему трепку тэт-а-тэт хочешь устроить, можно у Игорька узнать, тот еще у себя.

Теперь, накачивая себя возмущением, Наташа мчалась с автобуса к большому серому дому, высказать все, что она думает о Ярославе. «Да, домик - так себе. Хорошо, что подъезд открыт – встреча будет внезапной!» - она хотела заглянуть в его глаза, пока он не успел отгородиться своей «пуленепробиваемой» стеной вежливости. Уже выйдя из лифта и надавив кнопку звонка, она вдруг с испугом подумала: «А если он не один? – с приятелями, родителями или женщиной?» - по слухам, он жил один, но мало ли что сплетни говорят. «Все равно, выскажу ему все и уйду!» После долгого ожидания дверь загремела замком и медленно открылась.

- Ташенька?! - перед ней, слегка покачиваясь под звуки тяжелого рока, стоял взлохмаченный Ярослав, на лице у которого расплылась удивленно идиотская улыбка.

Переступив порог, Наташа поморщилась от пивного перегара, которым несло от ее научного руководителя. Прикрыв дверь за собой, она набрала побольше воздуха в легкие и начала заготовленную тираду:

- Ярослав Иванович! Я пришла высказать все, что я о Вас думаю! Вы обманом воспользовались моей слабостью в больнице и заставили врать моему руководителю по аспирантуре и директору института! Вы пользуетесь людьми, как марионетками, а я не собираюсь плясать ни под чью-либо дудку! Я всегда сама отвечаю за свои поступки, и не надо меня прикрывать из ложного героизма. Короче, я написала заявление с просьбой об отчислении из аспирантуры… - бойко начав, она все медленнее выговаривала припасенные фразы, смотря, как они бьют по беззащитному взгляду. С каждой фразой его глаза становились все грустнее и виноватей, пока Слава совсем не стал похож на побитую собаку. «Что-то здесь не так! Кажется, я действительно застала его врасплох!» Она вдруг заметила, что Слава все это время держит ее за руку. Потом он накрыл ее пальцы ладонью, поднес ко рту и прикоснулся к ним губами.

- Ташенька, здравствуй! – еще раз, уже шепотом, произнес Слава.

Наташа долго молчала, вглядываясь в эти, немного пьяные, извиняющиеся глаза, и вдруг, все встало на свои места, как пазл вдруг выстраивается в ясную картину с последним кусочком мозаики: он был самим собой не все это время в институте, а в больнице, когда успокаивал Наташу. И сейчас, здесь - он настоящий! Она вдруг все поняла, и ей ничего больше не надо было объяснять. И шла она сюда не ругаться, а за последней призрачной надеждой на счастье, спрятавшейся где-то в подсознании. Шла, надеясь где-то глубоко внутри себя на то, что он все-таки не обманул ее тогда, в больничной палате.

И тут Славка выкинул, наверное, спьяну (трезвый бы он, конечно, не решился) трюк, который окончательно изменил ситуацию. Он вдруг грохнулся перед Ташей на колени, обнял ее ноги в охапку, и, уткнувшись в живот, промычал:

- Ташенька! Прости меня! Я хотел тебя спасти! Нам нельзя было общаться, чтобы не заподозрили сговор! – Славку вдруг понесло. Его нутро само сообразило, что он обнимает прекрасное девичье тело и совсем не по-дружески. Под стиснутыми руками оказались как раз наиболее соблазнительные места, туго обтянутые джинсами и упруго поддающиеся ладоням.

Наташа напряглась. Внизу живота что-то свернулось в тугой клубок и рвануло вверх, обдавая жаром грудь и голову. Ноги стали подкашиваться. Она запустила руки во всклоченные Славины волосы и, задыхаясь, взмолилась слабым голосом:

- Сла… Славочка, миленький, я сейчас упаду!

- Что ты! Ласточка моя, я не дам тебе упасть! - Славка быстро среагировал, исправляя положение: подхватил Ташу на руки и осторожно понес в свою комнату – подальше от музыки и разбросанных в гостиной пивных банок. Ногой открыл дверь и неуклюже, боком, внес девушку внутрь. Наташа, уже совсем плывя в тумане, обняла Славу за шею и прижалась к его плечу.

Он усадил ее на диван, сам стоя перед ней на коленях, потянулся обнять ее, но уперся животом в ее ноги. Она, сначала судорожно их сжала, как будто стесняясь, но вдруг, решившись, раздвинула колени и притянула его за шею к себе. Так они и слились в странном сумбурном объятии, боясь пошелохнуться и сказать что-либо, словно два аккумулятора, заряжающиеся друг от друга мощным потоком божественной энергии. Вокруг стояла тишина – музыка в гостиной сама прекратилась – видимо, треки в списке песен кончились.

Он, уткнувшись ей в плечо, плыл в тонком аромате каких-то незнакомых духов и прислушивался к частому биению милого сердца. Она, прижавшись щекой к лохматой голове и закрыв глаза, впитывала в себя, ставший вдруг таким родным, легкий запах его пота, смешанный с остатками утреннего дезодоранта. Она чувствовала, что этот запах, становясь близким, записывается куда-то в самую глубину ее подсознания, намертво привязывая ее душу к нему на уровне первобытных инстинктов. Постепенно, как бы слегка насытившись энергией любви, они стали робко ласкать друг друга: он водил рукой по ее стройному телу, то лаская упругую грудь, то гладя длинные ноги, а она теребила его волосы и целовала его лохматую голову. Наконец он шепотом спросил: