Каникулы Уморушки - Михаил Каришнев-Лубоцкий

И вот какую историю поведал ему Гвоздиков.

«Однажды в один приличный дом принесли котенка, который был так мал, что не умел даже мурлыкать. Его забрали от родной матушки совсем крошкой, и несчастная мамаша ничему не успела научить бедолагу. Но когда котенок подрос, он заметил этот свой недостаток.

– Как?! – вскричал он в ужасе, обнаружив у себя изъян. – Я не умею мурлыкать?! Я?! – и он, схватившись передними лапами за голову, стал раскачиваться из стороны в сторону, страшно горюя и плача.

Но на его счастье, а еще больше на свое, этот плач был услышан одной хитрой мышкой. Она высунула голову из норки и громко спросила кота:

– Ты хочешь научиться мурлыкать? Я тебя научу.

– Научи, о радость моего сердца! – воскликнул обрадованный кот и подошел к норке поближе.

Но мышь остановила его.

– Во первых, – сказала она, – я радость твоего желудка, но никак не сердца. Во-вторых, ни шагу дальше, иначе останешься неучем. И, в третьих, дай мне честное благородное слово, что ты никогда больше не станешь ловить мышей, если я научу тебя мурлыкать.

– Клянусь! – сказал кот, замерев на месте.

Тогда мышь спросила его:

– Знаешь ли, как мычат коровы?

– Знаю. Они мычат: „Му-у!“

– А знаешь ли ты, как рычат собаки?

– Знаю и это. Они рычат: „Р-р-р!“

– Молодец, – похвалила кота мышь. – Все-таки не зря ты валяешься по вечерам на диване перед экраном телевизора: кое-какие знания перекочевали в твою круглую головку. Ну, а раз тебе известно, как мычат коровы и рычат собаки, попробуй и сам помычать и порычать.

– Му-у… Р-р-р… Му-у… Р-р-р… – начал упражняться кот.

Мышка слушала его и в такт помахивала хвостиком: Раз-два!.. Раз-два!.. Раз-два!..

Когда она почувствовала некоторые успехи в занятиях своего ученика, то сказала:

– Прибавь еще немного нежности и ласки, приятель. Ты – кот, не забывай об этом!

Ученик внял совету, и его мурлыканье стало просто прелестным!»

– Каким? – спросил Гаидзе.

– Прелестным, – охотно повторил Иван Иванович.

– Ага, понятно… – кивнул головой Ираклий Георгиевич, хотя очень удивился тому, что мурлыканье может быть ПОЛЕЗНЫМ. – Рассказывайте дальше, дорогой.

– А что рассказывать? Я почти все поведал вам, товарищ капитан. Кот научился мурлыкать и с тех пор перестал ловить мышей. Не мог же он нарушить данное им слово!

– Молодец! Настоящий мужчина! – похвалил кота Ираклий Георгиевич. После чего встал, надел фуражку и, попрощавшись с Иваном Ивановичем, отправился на вечернее дежурство в милицию.

Глава седьмая,

в которой Виолетта Потаповна чует неладное

Костя вернулся из бассейна бодрый и радостный.

– Ну, я сегодня и наплавался! – похвалился он Пете и бабушке. – Тренер сказал, что я на второй разряд могу сдавать!

– Я тоже на второй разряд могу сдавать, – обиженно перебил его Брыклин. – Я два года тренировался, а не ты!

Виолетта Потаповна попробовала успокоить внука:

– И ты, Петечка, тренировался, и Костик, наверное, тоже. Кострома на Волге стоит, там все хорошо плавают.

И чтобы прекратить окончательно все споры, она увела Костю обедать.

А у Пети снова испортилось настроение. На тебе: он два года, не жалея ни сил, ни времени ходил в бассейн, учился плавать, закаляясь, терпел страшные муки под холодным душем, и все ради чего? Чтобы удостоверение о втором разряде и значок достались тому, кто не пахал не сеял? И это – справедливость?

К Пете на секунду заглянула бабушка:

– Костя хочет в кино. Ты пойдешь с ним?

– Нет, – машинально ответил Петя.

– Жаль. Костя говорит, что фильм хороший, – и Виолетта Потаповна скрылась за дверью.

Ну вот!.. Еще одна «радость»!.. Теперь Альтер Эго пойдет в кино, а Петя будет сидеть дома и тоскливо скучать, умирая от зависти к счастливчику. А идти вместе с ним в кинотеатр Брыклину уже не позволяло самолюбие. Пусть ущербное, но оно, кажется, у него сохранилось.

– Пойду к Маришке и ее чуде-юде, – решил Петя. – Потребую воссоединения со своим «вторым я». Имею такое право.

Он встал и, сказав Виолетте Потаповне, что скоро вернется, пошел к Гвоздикову.

Но, увы, девочки наотрез отказались выполнять его требование.

– Костя хороший мальчик, – заявила Уморушка. – И я не буду загонять его обратно. А тебе, Брыклин, пора кончать капризничать! То отдели, то соедини, то буду участвовать в смотре, то не буду! Стыдись!

В комнату, где разговаривали ребята, заглянул и быстро юркнул обратно большой серый кот.

– Пойдем на улицу, там договорим, – зашептала вдруг испуганно Маришка и первой направилась к выходу.

– Идем-идем! – подтолкнула Уморушка Петю. – На улице я тебе все скажу, что думаю о капризах!

Они вышли из квартиры, забыв захлопнуть входную дверь, и через полминуты оказались на улице.

– Мариша! Умора! Возвращайтесь скорее! – раздался из окна второго этажа голос Ивана Ивановича.

– Мы сейчас, Иван Иванович! Мы скоро, Иван Иванович! – крикнули Маришка и Уморушка и, увидев, что за ними наблюдает какой-то милиционер, стоящий на другой стороне улицы, быстро схватили Брыклина за руки и потащили его за угол.

Когда они поняли, что преследования не будет, девочки остановились и высказали Пете все, что они о нем думают.

– Нам некогда твоими капризами заниматься, у нас участие в смотре на носу! Из-за тебя нового артиста вводить приходится, жалкий перебежчик! – выпалила Маришка своему окончательно запутавшемуся в жизни однокласснику.

– А если он у меня все лучшее заберет, то с чем я тогда останусь? – жалобно проговорил Петя Брыклин. – Костька не только вещи мои берет, но и желания, мечты!

– Может быть, ты не ту половину отделила? – спросила Маришка Уморушку. – Вдруг перепутала?

– Ничего я не перепутала! Маленькая я, что ли? Хорошую половину – туда, вредную половину – сюда… – Уморушка вдруг осеклась и покраснела. – Точнее, вредную половину – туда, хорошую сюда. Я отлично все помню!

– Так я и знала… Опять напутала… – Маришка выпустила Петину руку и с жалостью посмотрела на одноклассника: – Ошибки бывают не только в диктантах… Извини нас, Петечка…

– Чего «извини»? Чего «извини»? – заволновался Брыклин. – Оттяпали не ту половину, да еще и стыдят? Укоряют, что я нехороший!

И он заявил, как оратор на митинге:

– Требую воссоединения! Немедленного и полного! С возвратом отобранного имущества!

Но Уморушка тоже была крепким орешком.

– И не подумаю! – сказала она, глядя прямо в глаза Пете Брыклину. – Что сделано – то сделано! Добрые дела обратно не переделываются.

– Так то добрые… А я страдаю… – Петя выдернул руку из цепких пальцев Уморушки и пошел прочь, низко наклонив голову.

– Иногда и пострадать надо! – крикнула ему вслед настырная Уморушка. – Может, тогда в тебе снова совесть проснется!

Не оборачиваясь, Петя взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и скрылся за зеленью тополей.

Вернувшись домой, Брыклин снова отказался от предложенного бабушкой обеда, прошел в свою комнату и сел на диван. Уставясь в одну точку – маленькую фаянсовую статуэтку на книжном шкафу, – он стал думать о том, как жить дальше. Мыслей было много, но все они приходили какие-то путанные, странные, и Петя никак не мог толком остановиться хотя бы на одной из них.

«Признаться бабушке во всем и просить ее увнучить Костьку? Нет уж, оставим этот вариант на потом… Сбежать из дома и устроиться в другом городе на работу? Вряд ли меня там примут… Уехать к дяде Саше в Кострому, а Костька пусть здесь поживет? Так ведь надолго не уедешь…»

Тихо вошла в комнату бабушка. Увидев, что ее любимый внучек завороженно смотрит на фаянсового гномика в книжном шкафу, она спросила:

– Может быть, съешь одну котлетку? Последняя осталась – Костик целых три съел!

– Жаль, что не все… – глухо отозвался внук.

Виолетта Потаповна подошла к Пете поближе и заглянула в его грустные, похожие на залитые дождем окошки, глаза:

– Что с тобой, Петечка?

Крупная прозрачная слеза лениво прыгнула в карман Петиной рубашки.

– Ты плачешь?

Петя шмыгнул носом и отвернулся.

– Тебя обидели?

Вторая слеза промахнулась и просвистела мимо кармана. Свист летящей слезы был почти не слышен, но только не для бабушкиного сердца. Виолетта Потаповна вздрогнула и побледнела.

– Петечка, умоляю тебя, не молчи!

Петя стер кулаком проторенные слезами борозды на своем лице и глухо буркнул:

– А че говорить-то? Все одно не поверите…

Он помолчал немного, а потом ехидно передразнил бабушку:

– «Петечка-Петечка!.. Единственный-ненаглядный!..» А двух Петечек получить не желаете?! – и еще раз провел кулаком под глазами, окончательно стирая следы минутной душевной слабости.

Услышав про «двух Петечек», Виолетта Потаповна беззвучно ахнула: «Заболел… Не иначе, заболел!» Она быстро протянула руку и потрогала лоб любимого внука ладонью. Петя дернулся, но было поздно: бабушка успела провести замер температуры. Тридцать семь градусов были налицо! Виолетта Потаповна поспешила в коридор к телефону.