Пьянящий запах свежего сена - Руди Штраль

Авантюро. С удовольствием, уважаемая. (Паулю.) У нас есть еще выпить?

Пауль (вынимает бутылку). Сколько хочешь.

Авантюро. Что за божественный вид! (Пытаясь сосредоточиться.) Но я, кажется, хотел чего-то другого… Чего-то духовного?..

Пастор. Если пить — так уж пить до конца! Твое здоровье, Ромео! Твое здоровье, Пауль! (Предупреждая.) И держи язык за зубами!

Пауль. Да я уж и так, господин пастор!

Пока они втроем чокаются и пьют у печки, Лидия отводит Маттеса и Ангелику в сторону, понимая, что они сейчас не в состоянии что-либо предпринять.

Лидия. Вот из-за этих-то троих я и пришла. Они как засели после обеда в буфете, так и пьют до сих пор. (Повышая голос.) После того как ваше облеченное полномочиями лицо выспросило полдеревни! О тебе, Маттес!

Ангелика (опечаленно). Этому надо было как-то помешать.

Маттес. Как?

Ангелика. Неважно как. Мы не должны были предавать наших людей в лапы враждебной идеологии. (Обращаясь к Лидии, взволнованно.) Теперь, наверное, по всей деревне паника?

Лидия (удивленно). Паника? Не знаешь ты наших людей в Труцлаффе. Они подумали, что он из газеты. Что, дескать, хочет о Матти написать. Заметку. Ну и, конечно, выложили ему самые свои распрекрасные истории. А он их записывал — покуда до Пауля не дошел. Тот его потащил в Дом культуры. А там к ним пастор причалил, Рабгосподень…

Авантюро (вскакивает). Осанна! Осанна на небеси. (Счастливо смеется, падает на скамью.)

Пауль. Ну вот. Кажись, того! (Ухмыляется, обращаясь к пастору.) Доконали мы его!

Пастор (торжествуя). Строго по закону божьему, как сказано в Писании; «Око за око, зуб за зуб»! (Тоже качается, но продолжает вещать.) Это ему за терпимость! На том стою и стоять буду… Помоги, господи!..

Он шатается и начинает падать, но Пауль его подхватывает.

Ангелика. Я этого не вынесу!

Лидия. Самое страшное уже позади. (Паулю.) Пауль, ты еще держишься на ногах, так будь любезен, отнеси пастора домой.

Пауль. Будь сделано, Лидья!.. (Взваливает себе на плечо пастора, несет его к двери.) Всем доброй ночи! (Размеренными шагами выходит в дверь.)

Лидия (смотрит ему вслед, почти довольно). Ай да Пауль, совсем как прежде! Столько выпил — и хоть бы что!

Маттес (подходит к Авантюро, приподнимает его). Набрался, точно сапожник! Если ему сейчас не помочь, он три дня будет в лежку лежать.

Ангелика. Да оставь ты его! Поедем!

Маттес. Куда?

Ангелика. К товарищу Хаушильду.

Маттес. Прямо сейчас?

Ангелика. Вот именно.

Маттес. Но прежде я его подлечу… (Поколебавшись, уносит Авантюро в чулан.)

Авантюро (восхищенно, в полубреду). Святой!.. Истинный святой…

Ангелика (в смятении). Нет, нет! (Прячет лицо в ладони и начинает всхлипывать.)

Маттес кладет Авантюро на кровать и бежит в кухню, где старательно готовит какое-то питье.

Лидия (Ангелике, понимающе). С тобой все ясно Ты в него втрескалась.

Ангелика (расстроенно-торжествующе). Видишь, и меня он околдовал!

Лидия. Да не расстраивайся.

Ангелика. Но мне обязательно нужно поговорить с товарищем Хаушильдом.

Лидия. Он-то тут при чем?

Ангелика. Я хочу, чтобы он меня отозвал отсюда! Освободил бы меня от задания. Из-за предвзятого отношения. (Порывисто.) Ты можешь меня быстренько отвезти в область?

Лидия. Раз тебе так надо… Хорошо, поедем.

Ангелика. Ой, нет! Ты же выпила.

Лидия. Да я едва пригубила…

Ангелика. Нет, иди-ка ты лучше домой!

Лидия. Пожалуйста. (Идет к двери.) Не знаю, утешит тебя это или, наоборот, расстроит, только он вовсе никакой не святой! (Уходит.)

Ангелика опускается на стул, начинает плакать еще горше.

Маттес (выходит из кухни с напитком в руке, испуганно). Ангелика? Что с тобой? Что случилось? (В чулане приглушенно стонет Авантюро.) Погоди, я сейчас… (Идет в чулан, приподымает Авантюро голову и вливает ему в рот питье.) Пейте, пейте, монсеньор. Выпейте, вам сразу легче станет.

Авантюро (пьет, хватает воздух ртом, потом снова пьет. Садится на постели, удивленно). Мне лучше?.. Намного лучше!.. (Берет из рук Маттеса стакан, выпивает до дна, восхищенно.) Вот это напиток! Динамит!

Маттес. Бибернель. Давно забытая травка.

Авантюро. Просто чудо. (Вскакивает.) Я снова в полном здравии и рассудке! И меня распирает желание действовать! Я мог бы сейчас дерево с корнем вырвать!

Маттес. Это травка на вас действует. Но попробуйте все-таки заснуть. Спокойной ночи. (Выходит из чулана, закрывает за собой дверь, подходит к Ангелике.) Ну, Ангелика. А теперь скажи мне, что с тобой. Говори прямо, не стесняйся! (Видит, что она уснула. Растроган. Облегченно.) Уже заснула…

Он бережно поднимает ее, несет к дивану, кладет на постель, снимает туфли, накрывает ее одеялом, берет керосиновую лампу и идет в чулан, где Авантюро, к его изумлению, то боксирует, то приседает, то отжимается о кровать.

Маттес. Монсеньор! Что вы делаете?

Авантюро. Упражнения на полное расслабление. (Заканчивает упражнения, бодро.) Ну, что мы теперь предпримем?

Маттес. Я же сказал: попробуйте заснуть. (Настойчиво.) Вы устали… вы очень устали!..

Авантюро (удивленно). И правда! (Зевает.)

Маттес. Веки у вас тяжелеют… глаза закрываются…

Авантюро (закрывает глаза). Надо же!..

Маттес. Вы хотите только одного: лечь в постель! Ложитесь! Засыпайте!..

Авантюро (делает все как лунатик — ложится в постель, вытягивается, сонным голосом). Уже сплю. Уже сон вижу.

В тишине снова слышно, как завыла собака.

Маттес (открывая окно). Тихо, Вотан!

Вой смолкает. Начинает петь соловей.

Замолчи, птица!

Соловей умолкает.

Ах нет, пой, уж лучше пой!

Соловей поет. Маттес довольно кивает, поднимается, направляется к лестнице, вспоминает, что в руке у него лампа, он ставит ее на пол, хочет задуть.

Авантюро (во сне, нежно). Ангелика… Ангел по имени Ангелика…

Маттес (вздрагивает, качает головой, поднимает лампу. Поколебавшись, идет обратно в комнату). На бога надейся, а сам не плошай! Береженого бог бережет.

Он ставит лампу на стол, бросает нежный взгляд на Ангелику и вытягивается на печной скамье. Потом дует в сторону лампы.

Она гаснет.

6

Раннее утро следующего дня. Маттес спит на печной скамье. Диван пуст. Ангелика исчезла, со спинки стула свешивается пестрое деревенское платье, которое было на ней до этого. В чулане Авантюро собирает вещи. При этом он ведет сам с собой мечтательно-восторженный разговор, иногда воспринимая крик петуха за окном как возражения воображаемых слушателей. Время от времени он записывает ту или иную мысль.

Авантюро. «И вот явился мне, — так я скажу, — из тьмы сомнения свет неколебимой уверенности: благодать божия почиет на этом человеке! Вы кажетесь смятенными, высокочтимые святые отцы, но разве смятение не пристало более всего при встрече со всем необычным, чудесным, даже возвышенным?!» Стоп — а смирение?! Если я о нем не упомяну, вся затея сразу провалится. Значит, так. «Мне в моем бесконечном смирении явилась уверенность»? Гм. Тогда «уверенность» звучит, наверное, слишком категорично. (Задумчиво.) И стоит ли мне апеллировать к их смятению?.. Разумеется, они будут в смятении, еще бы, осененный божественной благодатью коммунист!

Маттес начинает просыпаться.

Нужно приучать их к этой мысли постепенно. Или нет! Лучше оглушить их одним ударом! «Может, именно в этом, досточтимые отцы, и проявилась неисповедимая воля!..» Да-да, лучше так, я вывернусь за счет неисповедимости! С догматиками надо говорить догмами! Неисповедимы пути господни! Да любые пути! Даже пути-дороги в этой ГДР!