Светлячки - Ян Карафиат

Дни были всё короче, а ночи длиннее, а Малыш становился всё мрачнее. Никого вообще не замечал, ни крёстной, ни Голубки, а Яночку как будто бы снова боялся почти так же, как поначалу, но светил, светил и светил.

Пока однажды, уже ближе к осени, чуточку вечером посветил, потом уселся на груше на самом верху и начал умствовать.

— Ведь это не займёт много времени, а я бы мигом опять назад. Уже скоро зима будет.

И так он себе сказал, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая, слетел с груши и фьють — вверх мимо леса, через холм, вдоль ручья, вот и та межа, вот и заросли на ней. Но внизу под межой Малыш остановился и прислушался.

Что это?

Из зарослей доносилось громкое пение, а за ним бурное ликование и шум.

Что же это?

Когда Малыш оглянулся, то вверху на меже увидел маленького жучка. Он лежал в траве на брюшке, подложив руки, и смотрел, и слушал. Малыш к нему подкрался.

— Бронзовка, что здесь происходит?

— Ты не знаешь? У Вероники из зарослей свадьба.

— Господи! Правда свадьба?

— Конечно! Выходит за молодого божьего бычка вон оттуда, с другой стороны, из шиповника.

— За этого? Знаешь, он такой сердитый, а глаза у него прямо-таки сверкают.

— Да, когда он злится. Но сегодня он не злой. Смотри, уже выходят из зарослей.

И они выходили из зарослей, впереди божий бычок с Вероникой — вёл её за руку.

Едва Малыш это увидел, ах, всё в нём перевернулось, и в голове у него словно полыхнуло, и он мигом прочь оттуда подальше. Он всё летел и летел, пока не очутился у рощицы. Под скалой рос высокий вереск, а под тем вереском бархатный мох, а во мху на самой скале очень, очень красивый домик. Малыш ввалился в дверь, даже не поздоровавшись, опустился на табуретку и заплакал, и всё плакал, плакал и плакал так, что и камень смог бы разжалобить.

— Малыш, а Малыш, что с тобой случилось? — спросила Яночка.

Но Малыш не мог ни слова из себя выдавить, всё плакал и плакал.

— Что же с тобой случилось?

Но Малыш всё плакал и плакал.

Тогда Яночка подсела к нему, положила руку ему на плечо:

— Послушай, Малыш, послушай! Что же с тобой случилось, что? Слышишь, миленький ты мой Малыш, что?

А Малыш всё плакал и плакал, пока не выплакался, и уже только всхлипывал.

— Что же с тобой случилось, Малыш, что? Расскажи мне!

— Ах, у неё свадьба.

— У кого?

— У Вероники.

— Какой Вероники? Той, что из зарослей? Я ведь так и думала.

— Да, и выходит за этого божьего бычка. Это он меня тогда поколотил.

— Он?

— Он самый. Я был у Вероники, только немножко, и спросил у неё, если бы она хотела стать таким же, как я светлячком — она мне однажды сказала, что хотела бы — а тут он прилетел и стал меня колотить, и позвал ещё одного, и они меня лупили, пока не повалили на землю. С тех пор я там не был, а когда сегодня полетел туда посмотреть, у них свадьба.

Тут Малыш опять горько заплакал, и как же Яночке было Малыша не пожалеть:

— Ох, ох, Малыш, я всегда этого боялась, а ты всё — нет, нет, что будешь слушаться. Помнишь? Видишь, каким ты опять был непослушным. Какой же послушный светлячок оставит своё место и полетит туда, куда лететь не должен! А потом, Малыш, милый, разве кто-либо когда-нибудь слышал, чтобы светлячок водился с божьей коровкой, и даже, может, и думал о ней. Нет, так не слушаются. Такого Господь Бог не хочет.[21] А больше всего, мне, Малыш, обидно, что ты папу и маму обманул. Ведь ты говорил, что упал. У тебя же ложь на совести.

— Но ведь я не лгал. Я упал на землю.

— Да, но ты лгал. Они тебя поняли иначе, и ты этого хотел. Не отпирайся! Так ты делаешь ещё хуже. Теперь мигом лети назад и свети как следует, а потом во всём признайся.

И Малыш послушался. Полетел и светил как следует, пока папа с крёстным за ним не залетели. И они летели, и ни о чём не говорили, ни словечка. А когда надо было расходиться, Малыш начал исповедоваться:

— Пожалуйста, папа и крёстный, выслушайте, когда в тот раз у меня была вывихнута нога, я не падал на землю. Два божьих бычка подбежали ко мне и поколотили.

— Божьих бычка? А почему же они тебя поколотили?

— Я, я, я — я несколько раз летал к зарослям — простите меня, пожалуйста! Я раскаиваюсь!

У папы на глазах выступили слёзы:

— Ах, ах — ну, я тебе это прощаю, — и Малыш поцеловал ему руку.

С мамой всё было так же. Она заплакала, но сказала, что прощает его, только бы он уже по-честному слушался.

И всё опять было как будто хорошо, но Малышу ещё хорошо не было. Он светил и светил, светил по-честному, но был всё время словно варёный и почти ничего не говорил. Однажды, очень поздно, когда все улеглись, мама думала, что Малыш спит, и начала папе тихонько рассказывать:

— Была у нас Яночка и сказала, что подходит время нам Малыша женить.

Малыш не спал и всё слышал.

— Нет, нет, мама, я жениться не буду.

— Молчи уже! Почему бы тебе не жениться?

— Нет, я жениться не буду.

— Ну, всё же ты женишься.

— Ах, мамочка, я жениться не буду!

— Ну, тогда ладно! Но теперь уже спи!

И Малыш уснул. Но на другой день он залетел к Яночке.

— Я жениться не буду!

— Ты говоришь, что не будешь жениться? А почему бы тебе не жениться?

— Ведь не все должны жениться.

— Кто не может — не должен, но кто может — должен. По крайней мере, каждый послушный светлячок женится, если может. Этого Господь Бог хочет.[22]

А теперь будь внимательным — хочешь ли слушаться потому, что это тебе или кому-то другому нравится, или потому и только потому, что этого Господь Бог хочет?[23]

— Но ведь и вы тоже не вышли замуж.

— Не вышла — потому что не смогла. Девушка не может пойти и кого-то сосватать. Она ждёт, пока какой-нибудь послушный светлячок за ней придёт.

А если ни один хороший светлячок не пришёл, тогда до смерти останется незамужней, и она знает, что никто за ней не пришёл потому, что так Господь Бог хотел.[24] Вот так, Малыш, вот так! Пока ещё спешить некуда, но ты женишься, потому что этого Господь Бог хочет. Ведь мама уже состарилась и начинает прихварывать. Разве ты не хочешь, чтобы она могла немного отдохнуть? Ну, так лети уже! Теперь недолго осталось.

И Малыш, ничего не сказав, полетел и всё светил и светил.

Но недолго это продолжалось, ведь начинало холодать. И светлячки знали, что уже никуда не полетят. Решили только, что ещё раз встретятся у Яночки. И встретились: крёстный, крёстная и Голубка, папа, мама и Малыш, потом ещё молодой и старый светлячки из валежника, и разговаривали, и было им хорошо. Малыш сидел возле Яночки, был в хорошем настроении, но ничего не говорил.

Мама сильно боялась зимы. Дров, говорила, у них хватит, но сама она плоха и не знает, сможет ли её пережить.

Но старый светлячок из валежника предсказывал, что суровой зимы не будет, он это заметил по муравьям. И так они разговаривали, пока опять не пришло время прощаться, и все разлетелись по домам. Яночка стояла перед домиком во мху и смотрела им вслед. Однако уже было холодно. Мама сразу же легла, а папа с Малышом взялись за работу. Всё перенесли в кухню, закрыли двери изнутри на засов, вставили клинышек, заложили двери и окна мхом, а теперь — пусть хоть и мороз!

Но мама всё же боялась. Они ещё помолились:

В потёмках Твои служки,как к курице цыплятки,спешим к Твоей защите,наш милосердный Боже.

Пожали лапки, поцеловались, и спали, спали и спали.

И сладко им спалось.

Глава восьмая. Сватовство и свадьба

И пришла весна. Всё, всё вокруг расцвело, но мама была сильно плоха.

— Милое дитя, не откладывай с женитьбой. Видишь, я уже никуда не выхожу.

А у папы уже был готов план. Сзади во дворе решили пристроить комнатку, туда они вдвоём с мамой переселятся, а молодые будут хозяйничать.

— Но, мамочка, пожалуйста, на ком мне жениться? Я же никого не знаю.

— Ну, кое-кого ты всё-таки знаешь. Только бы она была доброй и послушной. Яночка тебе расскажет.

И папа больше не ждал. Ночи им казались ещё холодными, и раз не могут летать, то будут строить. И строили. Крёстный им помогал, и к святому Иоанну комнатка была готова, такая красивая, словно нарисованная.

— Малыш, — начала однажды Яночка, — а теперь пора за невестой! Ведь ты видишь, что мама уже никуда не выходит.

— Но я же ни одной не знаю.

— Да если бы только захотел, узнал бы. Смотри, чтобы снова не быть непослушным!

— А кого же я знаю?

— Кого? Разве не знаешь Голубку?

— Голубку? Её? Она же всегда со мной ссорилась, всегда надо мной смеялась, и вообще меня не любит.

— Да и с чего бы ей тебя любить! Но теперь полюбит, когда ты на ней женишься! Она добрая и слушается.

— Но я бы лучше…