Бои младенцев - Роберт Эссиг

Тереза ​​покачала головой. Остальные мрачно улыбаются, они хотя бы раз уже слышали эту историю.

— Ублюдок сползает с телефонного столба, как с пожарного. К тому времени, когда он добирается до земли, его пах и желудок представляют собой не что иное, как массу крови и осколков всех размеров. Я убеждён, что он оставил своё барахло где-то на столбе в клочьях своей мужественности. Сумасшествие, но парень всё ещё не контролировал себя. Чтобы его задержать, понадобилось десять полицейских. Почему они не применили смертоносную силу, я никогда не узнаю, — Утёнок глубоко вздохнул. — Во всяком случае, именно тогда у меня появилась идея, что микродоза «ангельской пыли» — чёрт возьми — превратит даже ребёнка в машину для убийств.

— Почему младенцы? — спросила Тереза.

Её губы изогнулись в чём-то близком к лукавой улыбке, ухмылке женщины, чьи ночные поползновения темны и близки её сердцу. Утёнок усмехнулся.

— Выведи на ринг двух мужчин под кайфом от «ангельской пыли», и это будет адский бой, но я не знаю никого, кто хотел бы иметь дело с победителем. Ребёнок — это тот, с кем мы можем справиться.

Тереза ​​кивнула.

— Кроме того, — добавил Утёнок, — я чувствую, что это более интересно. Более… непредсказуемо.

Поджав губы и подняв глаза, Тереза ​​сказала:

— Я очень на это надеюсь.

— Ты не будешь разочарована. Мы вытатуировали «З» на лбу Зены, чтобы не было путаницы, хотя ты можешь видеть, что у неё более тёмная кожа, чем у Шермана. И, конечно же, их подгузники были сняты, так что есть анатомическая разница, которая отличает их.

— Татуировали ребёнка? — сказал Дэвид с таким выражением лица, как будто кто-то предложил сделать кадры морщинистого пупка его матери.

— Чёрт возьми, Дэвид, ты уже был здесь раньше. Здесь происходят вещи намного хуже, чем татуировка.

Раздались тихие смешки толпы. Все смотрели в пустой бассейн, на арену. Зена подняла голову, её лицо было пухлым и красным в тех местах, где зажили порезы от предыдущего боя. Татуированная «З» была небрежной, как будто сделанной самодельным тату-пистолетом абсолютным любителем. Несмотря на то, что девочка уже сражалась раньше, она выглядела как обычный любопытный младенец. Один глаз слипся от сильного удара, но она выжила.

Шерман был невредим, совершенно не подозревая о том, что должно было случиться. Его можно было использовать в рекламе детского питания Gerber.

— Да начнётся первый бой, — сказал Утёнок, передавая шприц Райану. — Дай им толчок.

Райан кивнул и со шприцем в руке шагнул в неглубокий конец пустого бассейна. Он работал быстро, схватив сначала руки Шермана, а затем Зены, вонзая иглу в их плоть и нажимая на поршень. Младенцы плакали, а затем крики превратились в полномасштабный китовый вой.

Один из гостей съёжился, но нельзя было сказать, была ли реакция сочувствием или неприязнью к звуку воющего младенца. Вероятно, последнее, учитывая все обстоятельства.

— Подождите минутку, — сказал Утёнок больше Терезе, чем другим, кто был на предыдущих матчах.

Утёнок улыбнулся. Эта часть никогда не переставала волновать его. Взгляд в глазах младенцев, когда они пришли в нужное состояние, это было волшебно. Он облизнул губы в предвкушении, всё как будто остановилось, как это бывало каждую неделю во время драк. Это чувство не было похоже на сексуальную разрядку, а скорее на выброс эндорфинов от какого-то наркотика. Как пела рок-группа Huey Louis and the News, только это была не любовь к женщине, а любовь к чему-то отвратительному, чему-то такому низкому и грязному, что даже самые развратные половые акты не могли утолить этот конкретный зуд.

А потом это случилось. Плотно прищуренные глаза младенцев распахнулись, когда в их маленькие мозги вошло какое-то узнавание. Слёзы остановились. Плач прекратился. Их глаза расширились, зрачки сузились до булавочных точек.

Покровители смотрели с благоговением.

Зена начала дёргаться, словно ухватилась за провод под напряжением, её крошечные мышцы начали дико сокращаться. Шерман плюхнулся на спину, ударившись головой о бетонное дно осушенного бассейна, но даже не съёжился. Он тоже дрожал и трясся, как будто у него был припадок, что и могло быть именно этим. Затем Шерман развернулся, встав на четвереньки. Выдерживать вес его головы само по себе казалось подвигом, она подпрыгивала и раскачивалась, пока он пытался удержаться на конечностях, которые грозили подвести его.

Зена, заметив своего коллегу в движении, поморщилась, рот приоткрылся, обнажив нежно-розовые дёсны, и изобилие слюны вытекло из её пасти, как у голодной собаки перед ведром жареной курицы. Невероятно широко распахнув глаза, она посмотрела на своего противника и двинулась вперёд.

Шерман продолжал изо всех сил стараться оставаться на четвереньках, покачивая головой, что должно было показаться Зене боксёрской грушей. Она подползла и хорошенько шлёпнула его прямо по голове. Шерман издал странный визг и упал, рухнув под тяжестью своего тела и дезориентацией препарата.

Зена, лицо которой было искажено причудливой демонстрацией сверхъестественной ненависти, что-то глубоко в генетическом коде её поведения не могло быть изучено в таком юном возрасте, прыгнула на Шермана с животным рыком.

Посетители ахнули и даже захихикали.

Не понимая и не зная, как сжимать кулаки, Зена несколько раз ударила Шермана. Наконец в жилах Шермана ожил допинг, и он сильно толкнул Зену, отбросив её назад и заставив потерять равновесие. Она упала, ударившись головой о бетон. Дерьмо горчичного цвета выдавилось на пол мокрым пердежом. Шерман стоял на двух ногах, но смог удержаться в стойке всего несколько секунд, прежде чем рухнул на руки, покрасневшие от ударов Зены.

Шерман подполз к Зене, которая оправлялась от падения, и схватил её за лицо, взяв горсть за нос. Она завизжала в ответ, попыталась вырваться, но Шерман мёртвой хваткой вцепился в её нос. Зена покачала головой из стороны в сторону, наконец вырвавшись из хватки Шермана. Кровь хлынула ей на лицо из маленького крючковатого носика.

Поднявшись на ноги, Зена сделала несколько шагов вперёд и бросилась на Шермана. Они били, пинали и дрались друг с другом, как пара собак во время судьбоносной встречи. Жестокие удары, шлепки по коже, хватание и вытягивание руками, удары ногами. Разгневанные звуки перемежались случайными визгами или криками. Их кожа покраснела от наркотиков и физического насилия в равной степени. Визг превратился в первобытный рёв, которого никто в зале не слышал из детских уст. Кровь хлынула из ушей, глаз и носа, замазав их обоих, как клубничное варенье. Бетон покрылся детской кровью.

Наконец, Зене удалось залезть на Шермана. Она по-прежнему не сжимала кулаки, но это не имело значения. Одной рукой она держала его челюсть, удерживая его так неподвижно, как