Трампеадор - Антонио Арлетти

После пленения у огромной бегающей птицы забирают лучшие перья и, дружески хлопнув по плечу, отпускают ее на свободу. Понятно, если под рукой есть еда повкуснее.

Куда менее живописный способ охоты заключается в том, что, устроив на нанду засаду, его предательски убивают.

Иной раз с нанду можно встретиться и совершенно случайно на глухой тропинке, что заставляет иных верить в судьбу.

Спустя два дня после поединка с водопадом я шел в свой лагерь и очутился лицом к лицу с неосторожным нанду. Мы оба крайне удивились и не знали, что делать.

Ноги у нанду оказались куда послушнее моих, а реакция почти мгновенной. Со стремительностью бегуна-спринтера он бросился наутек. Это помогло мне разрешить сложную дилемму: коль скоро он обратился в бегство, я не обязан был делать то же самое. Выяснив, что серьезная опасность мне не грозит, а главное, желая утихомирить указательный палец, нервно плясавший на спусковом крючке, я вскинул свою двустволку и выстрелил. С того дня, слыша охотничьи рассказы, я самодовольно улыбаюсь: невезучий нанду, удиравший не разбирая дороги, опрометчиво подставил свою маленькую голову под мой шальной выстрел. Бедная птица замертво рухнула на землю. Мне даже не понадобился охотничий нож, который я смело выхватил из-за пояса, чтобы нанести врагу последний удар.

Я бы еще долго соображал, что мне делать с этой тушей, если бы на помощь не пришел Франческо, привлеченный громом салюта. Исследуя, куда же угодила моя пуля, он не удержался от изумленного восклицания: — Карамба!

Франческо сказал, что лишь такой меткий стрелок, как я, мог целиться в голову. Сам он обычно старался попасть нанду в бок или в бедро, что, понятно, куда проще. К тому же ему вряд ли удалось бы попасть в крохотную голову нанду или в его тоненькую шею. Франческо еще долго поздравлял меня. Я не остался в долгу и заявил, что он превосходно гребет и непонятно, почему он отказывается вести каноэ.

После обмена любезностями Франческо, к моему удивлению, не ощипал бедного нанду, а снял с него шкуру, не повредив и не потеряв ни одного перышка. Все это он проделал с такой же легкостью, с какой снимают рубаху.

С некоторого времени шкура нанду стала цениться дороже перьев. Из нее делают экстравагантные кожаные туфли со вмятинками в тех местах, где были перья. Эта мода весьма отразилась на судьбе нанду: уменьшился спрос на его перья, но сильно возросла в цене его шкура. Если раньше у бедной птицы были кое-какие шансы на спасение, то теперь их не осталось вовсе.

По указанию Франческо я срезал с крестцовой и тазовой костей нанду куски мяса, которых хватило бы на два огромных бифштекса, и отделил желудок.

Очищая его, я удивился содержимому этой большущей сумки: месиво из листьев, множество камешков, два кактуса величиной с кулак со всеми колючками и какие-то незнакомые мне коренья.

Назначение двух бифштексов я понял сразу; немного твердоватые, они все же пришлись нам по вкусу. Но вот зачем нужно было вырезать несъедобный, с моей точки зрения, желудок, я никак не мог догадаться.

В лагере Франческо, как всегда подробно и убедительно, все мне объяснил: желудок разрезается на тоненькие дольки, которые затем оставляют сохнуть на солнце. Когда они хорошенько высохнут, их измельчают в порошок, добавляют немного соли и сахару и высыпают в мешок. Если у вас, не дай бог, заболит живот или возникнут трудности с пищеварением, тут же примите щепотку порошка, разбавленного в воде.

Итак, мы сделались обладателями своего рода домашней английской соли.

Увы, мое знакомство с американским страусом началось и кончилось в тот же день. Больше мне уже не удалось встретиться с ним с глазу на глаз.

И все же благодаря Франческо нанду стал нашей ежедневной жертвой.

Прервав охоту на зайцев с огнестрельным оружием, мы предоставили наши ружья в полное распоряжение бедной птицы. Для зайцев же остались лишь силки. Собственно, это были даже не силки, а обыкновенные петли из тонкой проволоки. Обычно мы ставили их в узких проходах, где было много заячьих следов. Высота выбиралась с таким расчетом, чтобы заяц угодил в силки. головой, и тогда петля намертво схватывала шею. Нередко мы ставили до ста силков, и часто в них попадалось десять – двенадцать зайцев. В этом районе зайцев предостаточно, хотя и не так много, как в более северных районах страны, где они стали истинным бичом земледельцев. Это обычный европейский заяц (Lepus Europaeus), завезенный сюда моряками. На своей новой родине заяц весьма легко акклиматизировался.

Как бравый и трудолюбивый эмигрант, он стал быстро размножаться и завоевывать все новые и новые земли. Однако и в этих затерянных в пустыне уголках до них добрался человек, представленный — хорошо ли, плохо ли — мною и Франческо. И вот теперь мы предали бедных зайцев огню и мечу, и по вечерам их шкурки уныло висели на кустах у нашей палатки. Рядом со шкурками нанду, лисиц, нутрий.

На смену красной лисе мало-помалу пришла серая, к счастью, значительно меньших размеров.

Ведь наша работа становилась все более тяжелой: когда все двадцать пять капканов вступали в действие, а это случалось почти каждый день, нам приходилось шагать вдоль фронта капканов два километра. Если прибавить к этому расстояние от палатки до ближнего фланга, то получалось, что мы не менее четырех раз в день проходили по три – четыре километра. Путь от палатки до капканов с одним лишь ружьем за плечами был приятной прогулкой, но возвращение превращалось в мучительный марш-парад. Мы еле плелись, согнувшись под тяжестью богатой добычи. Кроме того, силки на зайцев, хоть мы и ставили их вблизи палатки, тоже надо было обойти один за другим. Тем более что эти карманные «мины» можно было поставить не всюду: в некоторых местах растительность была слишком редкой.

Подвешивая силки, я вспоминал, как украшал в детстве рождественскую елку. И то и другое можно доверить даже ребенку. Достаточно было подвесить маленький сюрприз к нижним веткам кустов, и силки застывали в боевой готовности. Конечно, и гут требовалась кое-какая маскировка. Короткая тренировка может превратить полнейшего профана в более или менее удовлетворительного охотника на зайцев при помощи силков. Но если ставить силки можно научиться, то собирать их — никогда. Обнаружение силков требует от охотника титанического напряжения памяти и зрения. Ведь нужно отыскать тоненькие куски проволоки, длиной в несколько сантиметров, спрятанные тщательно и в самых немыслимых местах.

По моим наблюдениям, когда старые опытные охотники теряют десять-пятнадцать процентов всех силков, то это уже крупный успех. Я обычно терял от восьмидесяти пяти до девяноста процентов. Франческо же достаточно было пяти-шести обрывков бумаги, чтобы найти силки все до одного. В нашем товариществе потерять силок еще можно было, так как его нетрудно заменить. Но вот потерять капкан не разрешалось. Думаю, что Франческо даже мысли об этом не допускал. Если бы подобное несчастье все же случилось, поиски должны были вестись до полного изнеможения.