Мост в прошлое, или Паутина для Черной вдовы - Марина Крамер

– Вася, ты по-прежнему тут? Хотел ведь к матери в деревню ехать.

Бомж пустился в длинные объяснения, и Мышка внимательно это выслушала, а потом вынула из кармана сотню и сказала:

– Возьми, хоть поешь чего-нибудь.

Бомж благодарно закивал и быстренько затрюхал в сторону палатки с гамбургерами, а Марина вынула из сумочки упаковку влажных салфеток:

– На, хоть слегка продезинфицируешься. Откуда это чудище тебя по имени знает?

Машка вытерла руки салфеткой и рассмеялась:

– Марин, да я почти всех бомжей в городе в лицо знаю – они по зиме всегда у нас в отделении лежат. А Васька – он нормальный, просто несчастный. И телемастер от бога, не смотри, что у него трех пальцев не хватает – это уже у нас ампутировали, отморозил. Жена квартиру продала и укатила с любовником, и паспорт его с собой зачем-то увезла. Куда ему было идти? Только на улицу. Он у нас почти два месяца жил в отделении, в коридоре, помогал, а мы его подкармливали. Ну, видишь – помнит.

– Вот она, слава народная, да? – ухмыльнулась Коваль.

– Да перестань, при чем тут… просто по-людски надо, никто ведь бомжем не родился, мало ли, как жизнь сложилась.

Хохол тогда молчал, а про себя думал, что Машка для медика слишком уж жалостливая. Но этот Вася-бомж почему-то долго потом не выходил из его головы. Наверное, потому, что и сам Хохол после отсидки имел реальный шанс пополнить армию этих малоуважаемых граждан, если бы не Серега Строгач, заметивший молодого здорового отморозка и взявший к себе в личную охрану. Правда, у Хохла хватало силы воли, например, не пить водку литрами – он просто боялся не выйти из запоя, которые случались с ним, стоило только начать прикладываться к бутылке. И никому из братков не приходило в голову как-то уколоть его этим или посмеяться над вечно трезвым среди пьяных Жекой. Кому охота испробовать, какой силы удар может нанести его кулак размером с головку младенца?

– Ужинать будем? – вывел его из раздумий голос Мышки.

Она стояла в дверях, одетая в длинный вязаный кардиган и плотные колготки – мерзла постоянно, даже когда в квартире было жарко. Хохол потянулся на диване и спустил ноги на пол:

– Не мешало бы. Знаешь, как на зоне говорят? «Хлебушком подавиться, сметанкой отравиться».

– Смешно, – без тени улыбки отпарировала Марья. – Сметанки не обещаю, но суп грибной сварила.

– Когда успела-то? – удивился он.

– Да вот пока ты тут медитировал. Ничего вокруг не видишь, как ты столько лет разные тела охранял – ума не приложу.

Женька засмеялся:

– Ну, удавалось как-то. Или тогда просто думать было не о чем.

– Сейчас зато, смотрю, у тебя мыслей, как у Спинозы – все время в думках каких-то, – хохотнула она. – Что – переживаешь?

– О чем?

Он прошел за ней в кухню, сел за стол, стараясь убрать ноги, чтобы Машка не запнулась в небольшой кухне стандартной «трешки».

– О ком, – поправила Марья, снимая с крючка половник и открывая крышку кастрюли.

– А-а… нет, – неопределенно протянул Хохол. – О чем там думать… все давно ясно, сама знаешь.

Машка поставила тарелки на стол, уселась и сочувственно взглянула на Женьку. Она знала, но ничем не могла помочь, хотя порой искренне не понимала поведения подруги. Лучшего мужа Марина при ее характере не могла найти – кто еще стал бы терпеть ее выходки и сносить их так же безропотно, как он? Да никто. Но Марина почему-то никак не хотела этого видеть.

Звонок ее мобильного заставил Машку отвлечься, но, едва глянув на дисплей лежавшего на подоконнике телефона, она вдруг занервничала, однако не ответила. Телефон продолжал надрываться, издавая звуки танго, но Машка неподвижно сидела за столом, словно у нее заложило уши. Хохол с интересом наблюдал за происходящим, помешивая суп в тарелке. Мобильный орал, Марья молчала, сделав каменное лицо.

– Не ответишь? – не выдержал Женька, и она вздрогнула, но снова промолчала. – Маша… Кто это?

– Никто, – процедила она.

Хохол протянул руку к телефону, но сидевшая ближе Маша схватила его и выключила.

– Что за фортель? – обозлился Женька.

– Не лезь не в свое дело! – обрезала она, сунув злосчастный мобильник в карман кардигана.

– А какие у тебя дела с посторонним мужиком? – не выдержал он. – Амор приключился?

– Полиглот нашелся! – фыркнула она, и тут зазвонил домашний телефон, трубка которого стояла в зарядном устройстве как раз у локтя Хохла. Он не преминул воспользоваться этим преимуществом и схватил ее раньше, чем тонкая Машкина рука потянулась к ней.

– Алло! – сказал он вальяжным тоном, второй рукой удерживая на расстоянии беснующуюся от негодования Машу.

В трубке повисла пауза, а потом мужской голос спросил:

– Маша дома?

– Маша-то дома, а вот ты кто такой?

– Это неважно. Позовите Машу.

– А ху-ху не хо-хо? – не совсем любезно поинтересовался Женька. – Повторяю вопрос – ты кто такой?

– Повторяю ответ – это неважно. Где Маша?

– Слышь, ты… неважный, – разозлился Хохол, и глаза его превратились в две узкие щели, что выдавало обычно крайнюю степень раздражения и злости. – Еще раз наберешь этот номер или номер ее мобильного, и я тебя найду и уделаю, как бог черепаху. Дошло?

Разговор мгновенно прервался – видимо, собеседник не особенно жаждал разделить участь несчастного земноводного. Хохол аккуратно водрузил трубку в зарядное устройство, сделал пару глубоких вдохов и поднял глаза на Машу.

– Ну, и теперь скажешь, что это «никто» и зовут его «никак»?

– Женя, зачем ты полез? – со слезами в голосе проговорила Марья. – Ты только хуже сделал, вот поверь!

– Хуже? А можно хуже-то? Ты себя в зеркало видела? Нет? Ну, выйди в коридор, полюбуйся – на тебе ж лица нет! Ты его боишься… а почему, скажи? Если он никто – то смысл бояться? Послала подальше – и гуляй-дыши свободно.

Она молчала, и было видно, что хочет рассказать, но опасается чего-то. Женька встал, обошел стол и обнял Машу за плечи.

– Ну, что ты, а? Кого боишься? Если не мне – то кому ты можешь сказать? И если не я – то кто тебе поможет?

– Вот этого-то я и боюсь – твоей помощи, – вдруг призналась она сквозь слезы. – Ты же знаешь только один способ решать проблемы, а мне потом как жить с этим? Я – не твоя Коваль, у меня психика иначе устроена!

– Так-так-так, стоп! – прервал он. – Это же ты кем меня считаешь, подруга? Я что, по-твоему – убийца без башки? Наделаю дел – и отвалю, благо, документов у меня воз, выбирай любые? Ну, ты даешь, Марья! Я ж сперва всегда по-доброму, словами-уговорами, но уж если не пошло – тогда извини.

– Знаю я твои слова и уговоры, наслышана. – Марья вырвалась из его рук и встала. – Давай закончим этот разговор, а? Мне очень неприятно.

Она вышла из кухни с таким каменным лицом, что Женька понял – сейчас надо отступить, отойти на шаг, пусть успокоится и переспит с этими мыслями. Он был почти уверен в том, что сможет добиться от Марьи правды.

Урал

Григорий Андреевич Орлов вот уже несколько дней чувствовал себя неуютно, как будто во вверенном городе ему, мэру, стало мало места. Ощущение напоминало тесный костюм – думаешь, что пятидесятого размера, а оказываешься уже пятьдесят второго, и пиджак впивается под мышками, а брюки жмут в поясе так, что ни охнуть, ни чихнуть. Гриша Бес не был слабонервным человеком, да и как – при его-то биографии, но в последнее время им все чаще овладевали немотивированные страхи. То казалось, что в кабинете, прямо под портретом Президента, вмонтирована мини-камера, фиксирующая каждый его шаг, то вдруг автомагнитола в «мерине» мнилась подслушивающим устройством. Больше всего же он опасался высоких стройных брюнеток с тугой грудью и голубыми глазами. В каждой такой девахе он неизменно видел Наковальню, хоть и понимал умом, что не она это и не может быть она. Но чем черт не шутит – лихая баба уже преподнесла ему сюрприз, восстав из мертвых, когда все давно забыли о ее существовании. Не самые приятные моменты тогда пережил Бес, до сих пор мурашки по коже. Наверное, зря он тогда так поступил, зря надавил на больное – любовь к ребенку. Но другого способа выжать из Наковальни деньги он не нашел, да и тут просчитался – кто мог подумать, что этот ее отморозок Жека вычислит его человека раньше, чем тот успеет закончить дело. И как только сумел – в чужой стране, без языка, найти себе подручных? Воистину – любовь штука страшная, толкающая на любые безумства и любые подвиги. И это надо бы учитывать. Денег Гришка так и не получил, зато настроил Наковальню против себя, а уж она-то, если решит поквитаться, сделает это в тот момент, когда он и ждать не будет. Сколько людей на этом погорело в прошлом! Поэтому сейчас Гриша Бес старался предусмотреть все, любую мелочь, каждое незначительное совпадение, каждый мало-мальски понятный знак. Однако он понимал, что вряд ли сможет предугадать все, непременно найдется то слабое место, в которое ударит хитрая Наковальня. Он даже подумывал о том, чтобы отправить Виолу и сына подальше, куда-нибудь за границу, пусть там поживут, будут в безопасности и заодно развяжут ему руки. Если придется идти на крайние меры – Гришка не хотел, чтобы рядом была жена, которая сможет повлиять и надавить. Он и сам не понимал, каким образом Ветке удаются все ее тонкие комбинации, в ходе которых он круто менял уже принятое решение. В ее «ведьминские» способности он не верил – что за чертовщина, в самом деле! Не бывает такого, он же не ребенок, чтобы верить в сказки. Но всякий раз, когда Ветка смотрела на него в упор прозрачными голубыми глазами, Бес чувствовал ледяной холодок, пробегавший по спине. Он никак не мог понять, что до сих пор связывает его супругу с Коваль, ведь уже давно – насколько он знал – они перестали быть любовницами. В существование женской дружбы Гришка не верил, никогда прежде ему не встречались женщины, способные дружить между собой и ничего не делить. Конечно, у Коваль и Виолы вкусы на мужчин были слишком разные, чтобы кто-то из представителей сильного пола мог встать между ними, но ведь чем черт не шутит. Бес знал и о том, что с тем же Хохлом его дорогая супруга оказывалась в постели, но даже это не смогло помешать им с Мариной продолжать общаться. Возможно, дело в том, что слишком уж самодостаточная Наковальня настолько уверена в себе, что попросту не заметила этого, не придала значения, не взревновала, как сделала бы на ее месте любая нормальная баба. Любая – но не Коваль. Нормальностью там и не пахло, и Гришка ощутил это еще во время первой встречи, когда только-только заявился в этот город и начал потихоньку отвоевывать территорию у местных авторитетов. Именно на Наковальню он тогда сделал ставку и не ошибся. Не будучи официально «в авторитете», эта деваха имела такой вес в криминальном сообществе, что за ней сразу подтянулись и еще несколько человек. Всем вместе им удалось свалить тогдашнего «смотрящего», а Гришка встал на его место. И примерно тогда же он попытался подмять под себя всех так, чтобы ни у кого не возникло мысли задрать хвост. Всех – кроме Наковальни. Она ускользала из его цепких пальцев всякий раз, когда он только делал какое-то движение в ее сторону. Поддержка в лице Хохла тоже не раз помогала, и даже вмешательство авторитета со стороны не помогло. Бедолага Кадет поплатился жизнью за попытку отхватить кусок из принадлежавшего Коваль. Разумеется, доказать причастность Хохла к расстрелу его джипа никто не смог, но Бес нутром чувствовал – Женькиных рук дело, больше некому. Только этот отморозок мог в одиночку выйти на лесную дорогу с автоматом наперевес и хладнокровно изрешетить машину и всех, кто в ней находился. Однако не пойман – не вор, и Гришка ничего не смог с этим поделать. Но повторить судьбу старика Кадета он тоже как-то не стремился, а потому на время оставил Наковальню в покое. И, не ввяжись она в разборки с местными «черными», не пришлось бы ей лежать бесчувственным поленом в больнице и сбегать потом за бугор, объявив себя мертвой. Даже это сумел провернуть Хохол, без памяти влюбленный в нее и готовый ради нее на все. Да, любовь – страшная сила…