Голова Олоферна (сборник) - Иван Евсеенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Милицейский пост находился в том же злополучном переходе, где Павел Леонидович был так позорно пойман. Миновав длинный полутемный коридор, они с милиционером очутились в небольшой плохо освещенной комнате. Первое, что бросилось Павлу Леонидовичу в глаза, был огромный обшарпанный стол и сидящий за ним по пояс голый толстенный милиционер, евший яичницу. Что это милиционер, а не кто-либо другой, Павел Леонидович понял по огромной надписи, выколотой на левой стороне груди толстяка. Она клятвенно гласила: «МВД – НАВСЕГДА». В остальном же обстановка в комнате была более, чем обычная для подобных учреждений.
– Вот, товарищ капитан, привел торговца! – с усмешкой сказал мент в бронежилете, подталкивая Павла Леонидовича поближе к столу.
– И чем же мы нынче торгуем? – не отрываясь от яичницы, вполне доброжелательно спросил толстяк.
Павел Леонидович решил, что этот вопрос не к нему и промолчал.
– Ну, чего молчишь?! Отвечай, раз тебя спрашивают! – присоединился к допросу недавний конвоир Павла Леонидовича.
– Да я ф-ф-аршем… говяж-жье-б-бараньим, товарищ н-на… – еле-еле вымолвил задержанный.
– Что же это, значит, у тебя и бараны, и коровы в хозяйстве имеются? – оживился толстяк.
– Да, но…
– Понятно, понятно. В общем, так, Коля, выпиши-ка ты ему штрафец на полтинничек и адью.
– Тут особый случай, товарищ капитан, – щуря хитрые глазки, сказал Коля. – Денег у него нет. Так что, я думаю, придется с ним поближе познакомиться. А, начальник?
После таких слов, и особенно после «поближе познакомиться», у Павла Леонидовича стало как-то нехорошо на душе. Он уже совсем было решился признаться во всем, но потом вдруг вспомнил жену свою Веру, детей, представил, как они будут навещать его в тюрьме, и осекся. Нет, не мог он себе такого позволить! Уж если начал врать, то лучше врать до конца.
– Вы поймите меня правильно, – каким-то не своим голосом приступил к объяснению Павел Леонидович, – я только что пришел и потому еще ничего не продал. У меня лишь пять тысяч, жена на маргарин выдала.
– Понятно, понятно, – зевнул толстяк. – А что продаешь-то? Ах да, фарш, значит. И что же мне с тобой делать? Ладно, будем действовать следующим образом, – сам задавал и сам же отвечал на собственные вопросы капитан.
Он вдруг резко встал из-за стола, очень хитрым взглядом посмотрел в глаза Павлу Леонидовичу и не очень хитро в глаза милиционеру Коле и, выдержав довольно-таки длинную паузу, продолжил:
– А знаешь что? Давай-ка мы с тобой так договоримся: ты нам с Колей будешь ежедневно отдавать по три килограмма фарша, а мы сделаем тебя продавцом-невидимкой.
– Как это – «невидимкой»? – удивился Павел Леонидович.
– Ну как, как, замечать тебя не будем, понимаешь? Ребятам своим накажем, чтоб тебя не трогали. Согласен?! – толстяк из-за письменного стола наклонился так близко к задержанному, что его волосатое упитанное пузо окунулось в недоеденную яичницу.
«Кошмар! – мысленно ужаснулся Павел Леонидович. – Они хотят есть этот собачий фарш, они же меня потом за это и посадят!»
– Я не знаю… – выплевывая откусанный от волнения ноготь, промямлил бывший ветеринар. – Если уж вам так надо, то…
– Что значит – «надо»? – обрадованно выпалил мент в бронежилете, Коля. – Есть каждый хочет! В том числе и доблестная столичная милиция. Ты своих баранов разводишь, мы своих… Правильно я мыслю, товарищ капитан?
– Ладно, кончай заливать, – выходя из-за стола, пробурчал толстяк. – Слетал бы лучше за пузырем, чем ахинею молоть.
– Ты читаешь мои мысли, начальник, – торжественно объявил Коля. – Только не за пузырем, а за пузырями!
– А не будя нам на сегодня, а? Может, и одного хватит? – сдвинув к носу брови, засомневался капитан.
– Не, начальник, не будя. Под котлетки в самый раз пойдет.
– А знаешь, Коля, – почесал в затылке толстяк, – пожалуй, ты прав: все яичница да яичница, давно уже хочется чего-либо посущественней. Так что, давай, беги за пузырем, а мы тут с… э, как там тебя?
– Вы мне? – оторопел, не успевая переваривать море новой информации, Погорелов. – Паша я. Павел Леонидович.
– В общем, мы тут ща с Пашком котлетки зафигачим, а ты давай, чтоб как на крыльях ветра. Да, и хлеба возьми беленького, от черного у меня изжога.
– Есть, начальник! Я ща быстро, – козырнул Коля и, как ужаленный, выскочил из комнаты.
«Э, нет, я этого подзаборного пса жрать не буду! – подумал Павел Леонидович. – Он там где-то по помойкам шлялся, а я его жрать?! Да ни за что в жизни! Надо как-либо смываться отсюда!»
– Ну, что, Пашок-корешок, доставай свою кошачью начинку, у ме-
ня тут яйца остались, четыре штуки, ща мы их туда зачкнем, как говорится, для полного консенсуса, – почесал шерстяное пузо начальник.
Делать было нечего, Павел Леонидович дрожащими руками достал один из пакетов и передал его капитану. Тот вывалил собачье месиво в здоровенную миску и ловко вколотил туда четыре яйца.
– Вот так их, родимых, вот так, – приговаривал представитель столичной милиции, перемешивая фарш.
Пока задержанный Погорелов застегивал сумку, капитан, не выпуская миску из руки, открыл письменный стол и вынул оттуда огромных размеров чугунную сковородку, а к ней неожиданно и маленькую электроплитку.
«Вот работка, вашу мать, – с завистью подумал Павел Леонидович, – жри, да штрафы выписывай. Может, и себе в менты податься?»
Тем временем по комнате разнесся настораживающий какой-то запах. Он явно отличался от запаха говяжьих или бараньих котлет, но все-таки не был противным и даже возбудил у Павла Леонидовича аппетит.
– Чуешь? – широко улыбнулся толстяк, переворачивая собачьи котлеты.
– Да-а… – протянул погруженный в скорбные мысли задержанный Погорелов.
– Сейчас мы их, сладеньких, да под водочку… Знаешь как?! Это тебе не яичница!
Тут, как угорелый, в бронежилете и с автоматом на бычьей шее ворвался Коля. В руках у него легко и привычно умещались три бутылки водки и два батона.
– Ну что, добыл, мерзавец?! – хитро прищурившись, расправил закрученный ус толстяк.
– Как видишь, начальник!
– Давай раздевайся, снимай свои чертовы доспехи. Чуешь, запах какой?
– Чую, чую, я тоже не с пустыми руками…
– Не многовато ли для одного дня? – еще раз засомневался толстяк.
– В самый раз, капитан, – Коля отбросил автомат. – Я же сказал…
На все эти дьявольские приготовления Павел Леонидович смотрел с каким-то всепроникающим ужасом. Ему вспомнился убиенный пес, его добродушный, ничего не подозревавший взгляд, затем леденящий душу визг, хрип, стон, кровавая масса на полу кухни.
«Убейте, а есть не буду!» – дал себе клятву Павел Леонидович.
Но заветное блюдо уже поспевало, котлеты скворчали и даже, как казалось Павлу Леонидовичу, подпрыгивали на сковородке. Нужно было срочно что-то предпринимать.
– Мужики! – с несвойственной для себя твердостью произнес Павел Леонидович.
– Ну? – насторожился толстяк.
– Не знаю даже, как начать, – еще больше засомневался Павел Леонидович.
– Да начинай, начинай, здесь все свои, а кончить мы поможем, – спошлил Коля.
– Понимаете, – постарался не заметить Колиной реплики бывший ветеринар, – денег у меня нет, в долю с вами не входил. Так что давайте я рюмку выпью и исчезну, а когда продам что-либо, забегу еще. Сами понимаете – с женой шутки плохи, сгрызет.
– Нехорошо, Пашок-горшок, получается, – выкладывая котлеты на тарелку, сказал толстяк. – Еще и не разлили, а ты уже самым нахальным образом заявляешь, что тебе пора. У нас так не бывает, и одной рюмкой не отделаешься.
– Стаканяка, не меньше! – уточнил Коля.
Ради того, чтобы только не есть эти чертовы котлеты, Павел Леонидович был готов на все.
– Стакан, так стакан, – с облегчением выдохнул по бедности малопьющий ветеринар. – Отчего ж не выпить с друзьями.
– Вот это по-нашему! – с чрезмерным восторгом воскликнул Коля. – Садись, начальник, настало время врезать по суженным сосудам столичной милиции.
В ответ на это заявление капитан достал откуда-то из-под крышки стола три граненых стакана, торжественно выгрузил их на стол и не менее торжественно объявил:
– Прошу к столу, господа жаждущие!
Не дожидаясь, пока все усядутся, Коля начинающими желтеть зубами ловко открыл бутылку и поровну разлил в стаканы.
– Ну?! За что пить будем? – осмелел Павел Леонидович.
– За Родину! За Россию, мать нашу! – произнес толстяк вдруг каким-то натужно серьезным тоном.
– Правильно, начальник, за Россию! – поддержал его Коля.
– За нее, родимую, – подстраиваясь под капитана и Колю, и предвкушая скорый уход, тихо добавил Павел Леонидович.
Стаканами бывший ветеринар, увы, пить не умел, и после третьего глотка поперхнулся. Толстяк, уже успевший справиться со своей порцией, тут же подбодрил его:
