Диккенс - Евгений Ланн

Однажды, во время работы, он поднял голову и увидел перед окном… отца. Приветливое лицо отца, к которому он так привык, являло все признаки бурного гнева. Мистер Диккенс жестом вызвал его на улицу. Чарльз был в недоумении, которое рассеялось, когда он вышел к отцу. Оказывается, гнев мистера Диккенса вызван был не сыном, но Джемсом Лемертом. Как он смел, этот юнец, посадить его, Джона Диккенса, сына перед окном, выходящим на улицу, на показ всем уличным зевакам!

Чарльз получил строгий приказ: заявить Джемсу Лемерту, что мистер Джон Диккенс настоятельно предлагает мистеру Джемсу Лемерту подыскать другое рабочее место для Чарльза. Но мистер Диккенс не удовлетворился этим приказом. Он сомневался, достаточно ли внушительно сумеет Чарльз сообщить Джемсу Лемерту требование мистера Джона Диккенса, который рассматривает все происшедшее как неуважение к семье Диккенсов.

И Джон Диккенс написал Джемсу Лемерту столь возмущенное письмо, что тот почел себя оскорбленным. И уволил Чарльза.

Чарльз был ошарашен, когда шел домой со Стрэнда, чтобы сообщить матери эту новость. Что будет дальше — неведомо, но во всяком случае он никогда уже не вернется к проклятым банкам с ваксой. Это счастье, большая радость, несмотря на то, что он перестанет получать семь шиллингов в неделю, которые были так необходимы, о чем ему неоднократно говорила мать. Неужели и она и отец снова пошлют его на какую-нибудь фабрику?

Должно быть, потому, что он опасался этих последствий увольнения, его радость была отнюдь не полной. Похоже было на то, что он был больше растерян, чем обрадован.

Но когда миссис Элизабет Диккенс, узнав об увольнении, приказала ему подать ей шляпу и летнюю мантилью, и он понял, что она собирается идти к Джемсу Лемерту просить о возвращении Чарльза на работу, мальчик застыл от ужаса.

Но он ни слова не сказал матери, ни одного слова. Он не попросил ее отказаться от посещения Лемертов. Он только смотрел на мать с недоумением, его привязанность к ней, обычная для детей его склада, начала рваться в те минуты, когда он убедился, что мать ничего не смыслит в его переживаниях и ровно ничего не замечает.

Он ждал возвращения матери от Лемертов, слоняясь в тоске из угла в угол.

Мать вернулась торжествующая. Джемс Лемерт согласился забыть оскорбительное письмо мистера Джона Диккенса и снова принять Чарльза на службу.

Мальчик выслушал этот приговор как будто спокойно. И теперь он ни о чем не попросил мать.

Но вот пришел отец со службы. На этот раз он пришел домой, не заходя по дороге в таверну. Сели обедать. Мать, возбужденная успешными хлопотами, свидетельствующими о ее материнских заботах касательно будущности сына, сообщила мужу о посещении Лемертов.

Наконец Чарльз не выдержал. Впервые за все эти месяцы, он сказал, что не хочет идти на фабрику ваксы.

И впервые он сказал, что просит послать его в школу. Очень просит, если это возможно.

Отец молча ел. Его брови, которые всегда были чуть вздернуты, медленно поднимались. Он размышлял, и, по-видимому, впервые ему пришло в голову, что Чарльз страдает. Вероятно, в тоне мальчика были ноты, которые натолкнули мистера Джона Диккенса на это открытие.

Но мать была более глуха к этим нотам, чем отец.

Она запротестовала. Чарльз еще слишком мал, чтобы иметь правильные понятия о своем участии в таком цветущем промышленном заведении, как производство прославленной ваксы Уоррена. Выгоды такого участия для его будущей карьеры неизмеримы. Она не сомневается, что он станет совладельцем Лемертов и перед ним будет открыта дорога к самым вершинам человеческого благополучия.

Теперь Чарльз смотрел на мать, бледный от ужаса.

Но отец прозрел. Еще совсем недавно он сам с жаром фантазировал об уготованной сыну блестящей карьере у Лемертов. Теперь он забыл об этих фантазиях так же легко, как легко уверовал в них раньше. Пожалуй, мальчик прав, ему надо учиться.

Внезапно придя к такому заключению, мистер Джон Диккенс воспламенился идеей послать сына в школу, и никакие доводы матери не могли его поколебать. Крупный промышленник должен быть очень образованным джентльменом. Что если Чарльзу уготованы апартаменты Мэншон Хауза? Лондонский лорд-мэр беседует со всеми выдающимися людьми страны, даже с самим королем. Вопрос ясен — Чарльз идет в школу.

9. Школа мистера Джонса

Школа с пансионом, которую отец выбрал для Чарльза, носила пышное название: «Классическая и коммерческая академия». Называлась она и иначе: Веллингтон Хауз, и помещалась на Гренби-стрит, Морнингтон Плес. В округе она пользовалась хорошей репутацией, как часто бывает, необъяснимой, ибо учили в ней плохо.

В июльское утро 1824 года Чарльз переступил порог этой школы как приходящий ученик.

Владельцем школы был валлиец, некий мистер Джонс, джентльмен вполне невежественный, прозванный питомцами «тираном». Он мало заботился о внедрении в учеников школьной премудрости, — куда меньше, чем его ученики заботились о дрессировке мыши, обитавшей в футляре от латинского словаря.

К словарю, уступившему свой футляр для проживания этой мыши, Чарльз, по-видимому, прибегал не часто.

Чарльз даже получил награду за латынь, но, нужно думать, латыни и греческому у мистера Джонса обучали так плохо, что мальчик не вынес из школы ни любви к древним языкам, ни знаний.

Почти полтора года назад Чарльз приехал из Четема в Лондон и все это время лишен был школьной обстановки, всегда благодетельной для детей его возраста. Мальчик был загружен работой по дому, которая была нелегка, — слишком легкомыслен был отец и безалаберна мать. Он был целиком предоставлен самому себе в свободные часы, лишен был товарищей, не мог не завидовать сверстникам, для которых среда мистера Диккенса открывала двери школы, знакомой мальчику по Четему.

А затем — тяжелый эпизод службы у Лемертов.

Школа мистера Джонса восстановила в мальчике утраченные на время свойства характера. В годы учения в Веллингтон Хаузе он мало походил на страдающего, всегда готового разрыдаться мальчика, пригвожденного к столу, заваленному банками с ваксой. Он стал шаловливым школьником, искусным выдумщиком школьных проказ и развлечений. Он пребывал в прекрасном расположении духа, обучаясь у мистера Джонса нехитрой премудрости. Он изобрел язык, на котором школьники могли говорить, не опасаясь, что их поймут непосвященные. Язык был крайне несложен: надо было лишь прибавлять к каждому слову одни и те же два слога. Если такую фразу произносить быстро, то на улице, пожалуй, можно сойти за иностранцев.

Но развлечением более занятным являлось чтение друг другу рассказов. Эти рассказы надо было придумать, что было более интересно, чем изучать предметы, преподаваемые в академии мистера Джонса. Чарльз увлекся этим занятием. Но главным развлечением мальчиков был школьный театр.