История России XIX – начала XX вв. - Николай Цимбаев

Военные экспедиции Ермолова вызвали противодействие горцев Чечни и Кабарды. В 1820‑е гг. оно переросло в организованное военно-политическое сопротивление, идеологией которого стал мюридизм – разновидность ислама, приспособленная к понятиям горских народов.

Можно говорить о том, что при Ермолове начались события, которые современники называли Кавказской войной. В действительности это были лишенные общего плана разновременные действия отдельных воинских отрядов, которые либо стремились пресечь нападения горцев, либо предпринимали экспедиции в глубь горных районов, не представляя силы противника и не преследуя никаких политических целей. Военные действия на Кавказе приняли затяжной характер.

ГЛАВА III

Общественная борьба при Александре I. Декабристы

1. Консерваторы и либералы

Переворот 11 марта и общество. Воцарение Александра I ознаменовалось общественным оживлением, которое во многом было запоздалой реакцией на павловский произвол. Дворянское общество не простило покойному императору безнаказанного своеволия, с которым он унижал дворян, нарушал их привилегии, подвергал телесным наказаниям, торговой казни и ссылке без суда в Сибирь. Время Павла воспринималось как царство террора, который царил повсеместно – в столице, в армии и даже в самых отдаленных провинциях государства. Характерно свидетельство осведомленной современницы: «При самом осторожном поведении никто не мог считать себя в безопасности от доноса; никто не мог рассчитывать на следующий день». Именно всеобщая неуверенность сделалась питательной почвой переворота 11 марта и определила эмоциональную атмосферу Петербурга, когда люди со слезами на глазах бросались к незнакомцам, поздравляя их с новым государем. «Весь город походил на дом сумасшедших».

Общественное настроение было резко враждебным Павлу I, которого считали тираном и которому приписывали самые невероятные намерения: заключить в крепость императорскую семью, раскассировать старые гвардейские полки, начать войну с Англией. Цареубийство прославлялось в стихах и прозе и не вызывало общественного осуждения. Событие 11 марта воспринималось как патриотический подвиг и оправдывалось словами: «Тирана истребить есть долг, не преступление». Участники переворота считали себя спасителями отечества; обращаясь к ним, поэты воспевали «паденье Павлово и подвиг россиян». Своеобразный итог общественным настроениям, которые царили в России после дворцового переворота, подвел крупный общественный деятель граф А. Ф. Ланжерон: «Эти страшные катастрофы, повторявшиеся в России три раза в течение столетия, без сомнения, самые убедительные из всех аргументов, какие можно привести против деспотизма: нужно преступление, чтобы избавиться от незаконности, от безумия или тирании».

Огромные надежды возлагались на нового императора. Россия приветствовала царствование Александра I «как эру освобождения, как зарю прекрасного дня». Усвоив уроки павловской тирании, дворянское общество столь же серьезно подошло к осмыслению опыта Французской революции. Насилие и междоусобие осуждал возвращенный к активной общественной деятельности А. Н. Радищев. Его последователь И. П. Пнин называл революционную французскую конституцию «ужасной по действиям и соблазнительной по правилам». Общество утратило интерес к «неподготовленным переменам», как тогда именовали революционные перевороты, и к республиканским идеям.

В 1802 г. Н. М. Карамзин приступил к изданию журнала «Вестник Европы», который самим названием утверждал идею общности исторических судеб России и европейских народов. Для Карамзина вопрос о Французской революции сводился к вопросу о консервативной традиции, которая одна может исправить «несовершенства гражданских обществ». Обращаясь к читателям журнала, он писал: «Девятый-надесять век должен быть счастливее, уверив народы в необходимости благодетельного, твердого, но отеческого правления». Спустя год Карамзин был назначен официальным историографом для сочинения «полной истории Отечества», работа над которой стала его гражданским подвигом.

Карамзинисты. Первые тома «Истории государства Российского» вышли в свет в 1818 г. Их выход стал большим общественным событием, современникам казалось, что Древняя Русь была «найдена Карамзиным, как Америка – Коломбом». Свою «Историю» Карамзин посвятил Александру I и адресовал всем слоям российского общества. Он полагал, что знание истории должно примирить «с несовершенством видимого порядка вещей, как с обыкновенным явлением во всех веках». Свои политические взгляды он изложил в записке «О древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях», где подвергал критике бюрократические реформы Сперанского и доказывал, что просвещение народа важнее административной стройности, «любезной систематическим умам».

У Карамзина было немало последователей, которые ценили его как преобразователя русского языка и российской словесности, как историка, защитника устоев самодержавия. Среди них были такие влиятельные деятели, как Д. Н. Блудов, П. А. Вяземский, Д. В. Дашков, В. А. Жуковский, С. С. Уваров. В первые годы александровского царствования они охотно и весело вели полемику с ретроградом А. С. Шишковым в защиту «нового слога», а в 1815 г. составили литературно-общественное объединение «Арзамас», которое исповедовало умеренную либерально-консервативную программу. Не чураясь политических перемен, они полагали, что те «суть медленный плод времени». Считая крепостное право несовместимым с христианской моралью и духом времени, деятели «Арзамаса», например Уваров, тем не менее выступали против освобождения крестьян, ибо «освобождение души через просвещение должно предшествовать освобождению тела через законодательство». Карамзин и карамзинисты во многом определяли общественную атмосферу александровской эпохи. Некоторые из них делали успешную служебную карьеру, П. А. Вяземский деятельно участвовал в работе над Уставной грамотой.

Литературно-общественные противники карамзинистов группировались вокруг А. С. Шишкова, который выступал против губительных нововведений в области русского языка и культуры, отстаивал «старый слог» и самодержавные устои. В 1812 г. Шишков был автором патриотических манифестов, с которыми царь обращался к армии и народу. Эти манифесты читались с большим вниманием, они оказывали заметное влияние на национальное сознание, пронизывая его идеями преданности престолу и Отечеству.

Конституционные проекты. Переворот 11 марта на короткое время пробудил общественный интерес к конституционным вопросам. По свидетельству современника, «публика вся как бы проснулась; даже и дамы стали вмешиваться в судебные диспуты, рассуждать о законах, бредить о конституциях». У руководителей переворота П. И. Палена и Н. П. Панина, возможно, было намерение ввести умеренную конституцию, однако Александр I твердо пресек их попытки. Конституционные проекты разрабатывали видные представители аристократии П. А. Зубов, А. Р. Воронцов, П. В. Завадовский, Г. Р. Державин. Они полагали, что российское дворянство способно долго сохранять ведущую политическую роль и монарх должен разделить с ним власть. В этих политических проектах речь шла о соблюдении законности, о реорганизации Сената. Конституционно-правовые представления идеологов аристократии не подразумевали ни равенства граждан перед законом, ни ограничения сословных привилегий.

Лишь у немногих авторов начала века – В. В. Попугаева, В. Ф. Малиновского, В. Н. Каразина – намечался выход за пределы олигархической конституционности, такое представительное правление, которое состояло бы из выборных от разных сословий, в том числе и от «нижних отделений народа». В целом конституционные идеи находили слабый отклик в обществе. Самодержавная инициатива опережала общественные надежды, толки о конституции прекратились сами собой.

Они возобновились после окончания войны, когда Александр I даровал конституционное устройство Польше и был главным инициатором выработки конституционной хартии, которую подписал французский король Людовик XVIII. Большая часть дворянского общества склонялась к мысли, что введение конституции в России, за которым неизбежно должна была последовать отмена крепостного права, опасно. Сдержанно была встречена варшавская речь Александра I. Русский офицер, который находился тогда в Варшаве, записал в дневнике: «Весьма любопытно было слышать подобные слова из уст самодержца, но надобно будет видеть, приведутся ли предположения сии в действие».

Сомнение оказалось основательным, и очень немногие разделяли надежды лицейского преподавателя А. П. Куницына, статья которого «О конституции» воспевала государя-победителя, что дает «свободную конституцию народу, им побежденному». Куницын верил, что «времена варварства миновали, настали веки образования» и что следствием этого станет российская конституция. Аракчеевские времена были неблагоприятны для тех, кого в обществе называли либералистами, и не удивительно, что вскоре Куницын оказался в числе гонимых петербургских профессоров.